class="p1">Алле-у-у! Брёхово!.. Алле-у-у!.. Алле-у-у!» И Фомичу чудилось, будто это лепечет на лесной опушке птичка-сплюшка: «Сплю-у-у, сплю-у-у. Брёхово!.. Сплю-у-у, сплю-у-у».
Наконец Брёхово ответило, и телефонистка оживилась:
– Брёхово! Дайте Раскидуху! А? Начальника соедините?..
И вот в трубке послышался знакомый голос начальника ГЭС:
– Слушаю!
– Это Кузькин говорит, из Прудков!
– В чем дело? Колхозы приезжают за лесом?
– Еще нет. Мне передали из райисполкома, будто вы вместе с ними решили меня с работы того… – У Фомича пересохло в горле, он глотнул слюну и наконец произнес: – Снять.
– Со мной говорил вчера Мотяков, – ответил, помолчав, начальник. – Видите ли, товарищ Кузькин, вы, оказывается, колхозник. А нам не разрешается принимать колхозников на работу, да еще без согласия колхоза. Вот Мотяков и жаловался, что я колхозников у него переманиваю.
– Да я же отпущен из колхоза. У меня есть и справка, и паспорт! – крикнул Фомич.
Пашка с киномехаником давно уже отложили свою игру и теперь с напряжением слушали этот разговор.
– Меня же отпустили, понимаете, отпустили! – Фомич изо всех сил дул в трубку.
– Да вы не волнуйтесь, товарищ Кузькин, – ответил наконец далекий начальник. – Я ведь не сказал, что мы вас снимаем. При всех условиях работайте до конца. А там видно будет.
– А сейчас вы тут ни с кем не говорили? – поглядывая на Тимошкина, осторожно как бы спросил Фомич.
– Где это тут? У тебя или у меня?
– По телефону из Тихановского района сейчас никто с вами не говорил?
– Нет. А что?
– Да тут передо мной стоит один тип. – Фомич теперь жег глазами Тимошкина. – Прохвост в соломенной шляпе. А еще руксостав!..
Пашка и киномеханик, начиная понимать, в чем суть дела, выжидательно улыбались и нахально смотрели на Тимошкина. Тот снял шляпу и отер взмокший лоб.
– А что такое? – спрашивал начальник Фомича.
– Говорит, будто вы приказали меня выгнать. А лес по общему акту сдать ему.
– Что за чепуха! Не слушайте вы никого. Работайте, товарищ Кузькин.
– Вы бы с ним поговорили. Он тут вот передо мной стоит. Я ему сейчас трубку передам. – Фомич сунул Тимошкину трубку, но тот шарахнулся от нее, как от горящей головешки, и в дверь.
А вслед ему оглушительно хохотали Пашка с киномехаником.
На другой день с утра понаехали из колхозов и на лошадях, и на машинах, выстроились у фермы табором. Каждый к себе тянет – поскорее бы нагрузиться. Все – Фомич да Фомич! А что Фомич! На четырех ногах, что ли? И так совсем закрутился…
Сначала решил отпустить подводы из дальних колхозов. Уже нагрузились было хохловские, осталось подсчитать кубатуру да подписи поставить, как прибежала плачущая Авдотья. У Фомича сердце так и екнуло:
– Что случилось? Ай с ребятами что?
– Федя, хлеб нам не дают в магазине.
– Как так не дают?
Был вторник – хлебный день, и Фомич не понимал, почему не дают.
– Продавец говорит, район запретил. Сам Мотяков звонил: не давать Кузькину хлеба… – Авдотья утирала слезы концом пестрого платка, повязанного углом. – Чем же мы теперь кормить свою ораву станем? Ой, господи!
– Да не реви ты! Разберемся – уладим.
Фомич сказал хохловским колхозникам, уже нагрузившим подводы:
– Подождите уезжать! Я сейчас обернусь! – И побежал через выгон к магазину.
Возле древней кирпичной кладовой с отъехавшей задней стенкой, из расщелин которой тянулись тонкие кривые березки, толпилось человек пятнадцать – все больше баб да старух, – хлебная очередь. А в полуразваленной кладовой – наследство попа Василия – размещался прудковский магазин.
– Что это еще за новости на старом месте? – спросил Фомич, входя в темное помещение.
– Я не виноватая, – сказала продавщица Шурка Кадыкова. – Гузёнков приезжал… Говорит, райисполком запретил продавать тебе хлеб… Мотяков! Уж не знаю почему.
– А чего ж тут не знать? – Бабка Марфа зло сверкнула глазками из-под рябенького, в горошинку, платка. – Он наш, хлеб-от, колхозный.
– И то правда… Много до него охотников развелось…
– Они ноне не жнут, не сеют… – загалдели в толпе.
– Ваш хлеб в поле остался, – обернулся Фомич к очереди. – А этот вам господь бог посылает, вроде манну небесную.
– Так мы ж отрабатываем за этот хлеб-от…
– А я что, груши околачиваю? – Фомич махнул рукой. «Да что это я с бабами сцепился?» – подумал.
Он побежал в клуб, попросил соединить его с Мотяковым.
– Чего надо? – недовольно спросил тот, услыхав голос Кузькин.
– Почему мне хлеб запретили продавать?
– Этот хлеб для колхозников привозят. А вы не только в колхозе не работаете, но даже помогать отказались.
– Так я же работаю в Раскидухинской ГЭС?!
– Ну и поезжайте на Раскидуху за хлебом. – Мотяков положил трубку.
– Ах ты, сукин сын! Ну погоди. Еще посмотрим, кто в убытке останется.
Фомич дозвонился до начальника ГЭС и доложил ему о хлебном запрете.
– Я не могу лес отпускать, товарищ начальник. Поеду за хлебом в Пугасово.
– Правильно! Не давай им лесу, если они такие мерзавцы. Заворачивай все подводы и машины. И вот что. В Пугасове есть корреспондент областной газеты. Заезжай к нему. Он сидит в редакции «Колхозной жизни». А я позвоню ему, предупрежу. А если что не выйдет, давай ко мне.
На свой лесной склад Фомич возвратился злым и решительным.
– Разгружай подводы! – крикнул он еще издали хохловским колхозникам.
– Да ты что, в себе? Мы еще по-темному выехали из дому, а к ночи еле доберемся назад. И с пустыми руками?!
– А если бы вы встали с пустым брюхом, день проторчали тут и пошли бы спать с пустым брюхом? Это каково?
– А мы тут при чем? – окружили Фомича шоферы и возчики. – Чего ты нам-то войну объявляешь?
– А со мной без объявления начали войну, – сказал Фомич. – Не я начинал, не я и отвечать буду. Езжайте к Мотякову. Раз они так – и мы эдак.
– Ты уж нас-то пожалей. Нагрузились ведь… – упрашивали Фомича хохловские колхозники.
– А меня кто жалеет? У вас дети есть? Вот ужин подойдет, они придут к матери: «Дай хлеба!» А она скажет им: «Ложитесь не емши. Отец хлеба не принес, ему некогда. Он целый день хохловских мужиков жалел». Так, что ли?
Хохловские мужики, ругая и Фомича, и Мотякова, а пуще всего некое мифическое начальство, пошли к своим подводам.
– Ладно уж! – остановил их Фомич. – Давайте накладную, подпишу.
Высокий, сутулый, обросший седой щетиной, как сухостой лишайником, хохловский бригадир протянул Фомичу накладную. Фомич подложил под нее тетрадь и подписал на коленке.
– Спасибо! – Хохловский бригадир спрятал накладную и сказал: – У нас тут есть хлеб, с собой брали. Возьми ребятишкам.
– Да вы что! Вам самим топать до
