Каждый день одно и то же. Арианна не разговаривает со мной. Лукас не разговаривает со мной. Я снова одна. Так, как я хочу, повторяю себе каждую минуту каждого дня.
На уроке химии ко мне подходит девушка по имени Лена МакКенна, фотограф ежегодника с россыпью веснушек на лице и массой волнистых рыжих волос.
— То, что они сделали, неправильно. Меня от этого тошнит.
Я не знаю, как реагировать, поэтому включаю свой стандартный режим: сарказм.
— Ну, если тебе от этого стало плохо, то, наверное, это и правда было ужасно.
Она качает головой и весело смотрит на меня.
— Я хочу сказать, что не все мы думаем и действуем, как Марго Хантер. Некоторые из нас тоже ее ненавидят.
Я не нуждаюсь в ее жалости. Жалость словно паук, ползающий по моей коже. Я чувствую вину, даже когда произношу эти слова, но не могу их остановить.
— Отлично. Может, тогда тебе стоит попробовать что-то с этим сделать?
Ее лицо краснеет.
— В любом случае, это все, что я хотела сказать. Прости. — Она поворачивается и убегает через дверь класса. Я смотрю ей вслед, снова и снова ненавидя себя за то, что веду себя как сволочь. Все во мне отвратительно.
На групповых консультациях обстановка напряженная, и я знаю, что это моя вина. На моем личном сеансе с доктором Янгом в пятницу мы провели большую часть времени, обсуждая, как идут занятия, и он снова напоминает мне о важности подачи документов в колледж.
— Твой выпускной тест назначен на следующую субботу. Постарайся подготовиться к нему заранее. Ты уже выбрала специальность?
— Я хочу быть клоуном на родео.
Он просто смотрит на меня.
— Как насчет бесполезных предметов? Может выбрать их?
Он тасует какие-то бумаги на своем столе.
— У тебя есть немного времени, чтобы принять решение, пока ты дописываешь свои общеобразовательные тесты. Но главная проблема, связанная с твоим поступлением, — это отсутствие внеклассных занятий и оценка по бадминтону. Или отсутствие оценки. Я не уверен, стоит ли вообще поднимать этот вопрос. Как можно провалить бадминтон? Я бы очень хотел знать.
Я ковыряюсь в последних остатках бирюзового лака на ногтях. В голове мелькает образ Арианны перед зеркалом, поднимающей футболку. Я выталкиваю его.
— Бадминтон — отстой. Тренер Тейлор — отстой.
— Здесь написано, что ты посещала занятия только двадцать один раз за весь семестр.
Я пожимаю плечами.
Доктор Янг вздыхает и поправляет очки.
— Тебе нужно еще две дисциплины по физкультуре, чтобы окончить школу.
— Есть ли в следующем семестре занятия по бегу? Желательно, чтобы уроки вел не гремлин Тейлор?
— Я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать. — Он складывает руки на столе. — Сидни, я хочу знать, все ли с тобой в порядке. У тебя круги под глазами. Ты плохо выглядишь.
Я мало сплю. Я постоянно просыпаюсь посреди ночи, напрягаясь в поисках звуков. Мне снились кошмары, мрачные сны о пляже и о других вещах. Я все время думаю об Арианне, бредущей по коридорам, отверженной, терпящей насмешки и оскорбления Марго из-за меня. Из-за того, что она сделала для меня. Я ненавижу это. Ненавижу, что меня это волнует. Меня мучает чувство вины. Мой разум продолжает вращаться в злобных, запутанных кругах. Но я не могу сказать ничего из этого. Слова застревают у меня в горле.
— Большое спасибо, док. Я могу сказать то же самое о вас.
Он игнорирует меня, как обычно.
— Тогда есть вопрос о твоих волосах.
Инстинктивно я поднимаю руку и касаюсь кончиков моих недавно обрезанных волос.
— Вам нравится?
— Я хотел спросить о другом, но тебе идет.
— Спасибо. Правда. Мне захотелось перемен.
— Хочешь поговорить о том, почему ты их отрезала?
Я качаю головой. Странно ощущать воздух на шее. Не думаю, что смогла бы объяснить это, даже если бы захотела. Темное, тревожное чувство вторглось в меня, завладело моим телом, когда я стояла перед зеркалом в ванной две ночи назад. Кожа головы все еще горела от вырванных Фрэнком прядей волос. Мысль о его руках на моих волосах — на любой части моего тела — вызывала тошноту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я держала бритву между пальцами. Эмоции бурлили во мне. Мне нужно было выплеснуть их наружу. Я хотела изменить себя. Преобразиться. Стать другой. Быть кем-то или чем-то иным, но не той отвратительной девкой, что смотрела на меня в зеркало. Я взяла кусок своих волос и отпилила его. Затем сделала это снова и снова, хватая по горсти и перебирая их. Длинные пряди прилипали к моей футболке и сыпались в раковину, как темные, шелковистые ленты.
Теперь мои волосы ниспадают неровными прядями вокруг ушей, а челка нависает на глаза. Я не знаю и не забочусь о том, как это выглядит. Не для того я это делала.
Фрэнку моя прическа не понравилась, что вызывает у меня мрачное, порочное чувство удовлетворения.
— Ты прикидываешься лесбиянкой? — сказал он, когда впервые увидел. Он подошел ко мне сзади, когда я выгружала посудомоечную машину. Схватил клок волос, но он проскользнул между пальцами. Затхлый, дымный запах сигарет пропитал его кожу. Он прижался ртом к моему уху. — Мы оба знаем, что это очень далеко от правды.
Ма ковыляла на кухню, держась за живот.
— Все не так уж плохо. Отрастет, — мягко сказала она.
На мгновение я не поверила, что она заступилась за меня. Потом поняла. Фрэнк ненавидел стрижку, потому что она делала меня более уродливой, менее женственной. И именно поэтому она нравилась ма. Может быть, она думала, что это заставит его оставить меня в покое. Она просто глупа до мозга костей.
Но и я тоже. Я ничего не могла сделать, чтобы он оставил меня в покое. Он уже сделал свое заявление. Я принадлежала ему.
Телефон Фрэнка зажужжал, и он вышел на крыльцо, чтобы обсудить планы игры в покер с одним из своих приятелей. Ма прислонилась к стойке рядом с раковиной.
— Сидни? Все в порядке? — Она посмотрела на меня из-под копны свежевымытых волос. Выглядела она почти нормально.
Мое одиночество отзывалось дикой болью в груди. Я ничего не ответила. Слова застряли у меня в горле.
Она протянула руку и коснулась моей щеки. Ее пальцы были сухими и прохладными на моей коже.
— Ты в порядке?
Сильнейший порыв внутри меня угрожал выдернуть кости из гнезд, разорвать мышцы, сухожилия и плоть. Затем инстинкт взял верх. Мой твердый, бронированный панцирь опустился на место. Я отшатнулась от ее прикосновения.
Ее лицо вытянулось, глаза стали жесткими и блестящими.
— Тебе нужно больше спать. Ты ужасно выглядишь.
Воспоминание больно ударяется о заднюю стенку моего черепа. Мне надоело говорить. Я просто хочу выбраться отсюда. Доктор Янг пытается задавать еще вопросы, но даже ему ясно, что сегодня он больше ничего от меня не добьется. Он отпускает меня пораньше.
Я успеваю на урок литературы за четыре минуты до звонка. Мы закончили «Короля Лира» и только начали «Алую букву». Что чертовски забавляет некоторых личностей.
— Как твоя Алая буква сегодня? — громко шепчет Марго, проходя мимо моей парты. Несколько человек хихикают. Другие качают головами, отворачиваясь.
Воспоминание сотрясает меня, сводит желудок. Гнев и стыд вспыхивают в моей душе. Я должна вернуть ей должок. Как-то, каким-то образом, я заставлю ее заплатить за это. Я сжимаю края стола жесткими пальцами. Держу себя в руках. Я не могу потерять контроль, не сейчас.
— Тебе понадобилась целая неделя, чтобы придумать этот пустяк? Осторожнее. Слишком много мыслей за один раз может привести к взрыву мозга.
Найя таращится на меня, но ничего не говорит. Когда я перевожу взгляд на нее, она опускает глаза.
— Что за гадость ты сотворила со своими волосами? — спрашивает Ксавьер.
— Лесбо, — кашляет Марго. — Лесбиянка.
Я смотрю на нее.
— Ну и что, если да? Кого это, черт возьми, волнует?
— Так ты признаешь это? — Глаза Марго расширяются.
