Человек, который рассказывает о подвиге и поясняет его, может стать для потомков более значительным, чем тот, кто его совершил. И в не поддающейся расчетам игре исторических сил малейший толчок может зачастую вызвать сильнейшие последствия. Кто ждет от истории справедливости, тот требует от нее большего, чем она намерена дать: она часто дарует среднему человеку славу подвига и бессмертие, отбрасывая самых лучших, храбрых и мудрых во тьму безвестности.
И все же Америке не следует стыдиться своего имени. Это имя человека честного и смелого, который уже в пятидесятилетнем возрасте трижды пускался в плавание на маленьком суденышке через неведомый океан, как один из тех «безвестных матросов», сотни которых в ту пору рисковали своей жизнью в опасных приключениях. И, быть может, имя такого среднего человека, одного из безымянной горстки смельчаков, более подходит для обозначения демократической страны, нежели имя какого-нибудь короля или конквистадора, и, конечно же, это более справедливо, чем если бы Америку называли Вест-Индией, или Новой Англией, или Новой Испанией, или Землей Святого Креста.
Это смертное имя перенесено в бессмертие не по воле одного человека; то была воля судьбы, которая всегда права, даже если нам кажется, что она поступает несправедливо. Там, где приказывает эта высшая воля, мы должны подчиниться. И мы пользуемся сегодня этим словом, которое придумано по воле слепого случая, в веселой игре, как само собой разумеющимся, единственно мыслимым и единственно правильным – звучным, легкокрылым словом «Америка».
ФЕРНАН МАГЕЛЛАН
Антонио Пигафетта
ПУТЕШЕСТВИЕ МАГЕЛЛАНА
Его сиятельству и превосходительству синьору Филиппу де Вилье Лиль Адану, именитому магистру Родосского ордена, достойнейшему синьору моему, от патриция из Виченцы, рыцаря ордена Родосского Антонио Пигафетты.
Сиятельный и превосходительный синьор!
На свете немало любознательных людей, которые не только не удовольствуются тем, что узнают и услышат о великих и удивительных вещах, которые Господь Бог сподобил меня перевидать и претерпеть в долгом и опасном плавании, ниже мною описанном, но также пожелают узнать, какими средствами, способами и путями пользовался я, совершая это плавание, и не придадут полной веры его успешному завершению, пока им не будет доподлинно известно, каково было его начало. Ввиду этого да будет ведомо вам, сиятельный синьор, что в бытность мою в Испании в 1519 году от Рождества нашего Спасителя при дворе светлейшего короля римлян[92] в составе свиты достопочтенного монсиньора Франческо Кьерикати, апостолического протонотария и нунция блаженной памяти папы Льва X, возведенного впоследствии в сан епископа Апрутинского и принца Терамского, узнав до того из многих книг, мною прочитанных, а также из рассказов разных особ, беседовавших с вами, мой господин, о великих и удивительных явлениях на Море-Океане, я решил, пользуясь благоволением его кесаревского величества, а также и вышеупомянутого господина моего, испытать сам и повидать все это собственными глазами, дабы в некоторой мере удовлетворить свою любознательность, равно как и для того, чтобы снискать себе некую славу в далеком потомстве. Услыхав, что в городе Севилье снаряжен с этой целью флот в составе пяти кораблей для добычи пряностей на Молуккских островах, под начальством капитан-генерала Фернана ди Магальяйнша [Магеллана], португальского дворянина, командора ордена Св. Якова Меченосца, многократно пересекавшего в различных направлениях Океан и снискавшего себе этим великую славу, я отправился туда из города Барселоны, где в это время пребывало его величество, везя с собой много благожелательных писем. Я отплыл на корабле в Малагу, а оттуда сушей прибыл в Севилью. Целых три месяца я провел в Севилье в ожидании, пока упомянутый флот готовился к плаванию, и когда, наконец, наступил срок отправления, путешествие началось при чрезвычайно счастливых предзнаменованиях, в чем, превосходительнейший мой господин, вы убедитесь из дальнейшего. А так как в бытность мою в Италии для свидания с его святейшеством папой Климентом, вы были столь милостивы, благосклонны и благожелательны ко мне при встрече в Монте Розо и заявили мне, что вам доставило бы большое удовольствие, если бы я составил для вас описание всего того, что увижу и претерплю во время моего путешествия, то, хотя у меня представлялось к тому мало удобств, я все же постарался удовлетворить ваше желание, насколько мне это позволяло мое скудоумие. В соответствии с этим в сей маленькой книжке, мною написанной, я преподношу вам описание всех моих бдений, трудностей и странствований и прошу вас, как бы вы ни были заняты непрерывными заботами о Родосском ордене, соблаговолить бегло просмотреть ее, чем вы, светлейший мой господин, немало вознаградите меня, вверяющего себя вашей благосклонности.
Портрет Фернана Магеллана
Гравюра 1673 г.
Решив совершить столь длительное плавание по Океану, на котором повсеместно свирепствуют неистовые ветры и сильные бури, и не желая в то же время, чтобы кто-нибудь из его экипажа знал о его намерениях в этом предприятии, дабы их не могла смутить мысль о свершении столь великого и необыкновенного деяния, которое он готовился осуществить с помощью Господа Бога (сопровождавшие его капитаны испытывали к нему чрезвычайно сильную неприязнь, неизвестно по какой причине, если только не оттого, что он был португальцем, а все они были испанцы), наряду с желанием выполнить клятвенное обещание, данное им императору дону Карлу, королю Испании, он предписал нижеследующие правила и преподал их кормчим и боцманам своих кораблей с той целью, чтобы корабли не отделялись друг от друга во время бурь и в ночную пору Он должен был все время идти впереди других кораблей в ночное время, они же следовать за ним, причем на его корабле будет гореть большой смоляной факел, называемый «фаролем». Этот фароль будет находиться на корме его корабля и служить для других кораблей знаком, чтобы они следовали за ним. Другой световой сигнал – при помощи фонаря или фитиля, сделанного из камыша и носящего название «веревки из эспарто»[93], хорошенько вымоченного в воде и затем высушенного на солнце или прокопченного в дыму, – превосходныйматериал дляэтойцели.Другиекорабли должны давать ответные сигналы таким образом, чтобы он мог всегда знать, двигаются ли все корабли вместе. Если за фаролем будут гореть два световых сигнала, то корабли должны менять направление или поворачивать на другой галс, по той ли причине, что ветер неблагоприятен или не подходит для плавания по взятому курсу, или когда он желал идти медленнее. Когда он давал три световых сигнала, они должны были убирать лисель, каковой представляет собой часть снастей, находящуюся под грот-мачтой и прикрепленную к ней при хорошей погоде, чтобы лучше придерживаться ветра; он убирается затем, чтобы возможно было с большей легкостью опустить грот-мачту тогда, когда внезапный шквал начинает сильно трепать корабль. Когда на корме у него показывались четыре световых сигнала, то это означало, что на кораблях должны немедленно убрать все паруса, а затем он давал один световой сигнал, показывая этим, что его корабль остановился. Если показывалось еще больше световых сигналов или стреляли из пушки, то это означало близость земли или мелей. Четыре сигнала зажигались, когда он хотел, чтобы корабли шли на всех парусах в его кильватере, руководствуясь факелом, горящим на корме. Когда нужно было поднять лисель, он зажигал три света. Когда он менял курс, он показывал два света, а чтобы удостовериться в том, что все корабли следуют за ним и что они идут вместе, он показывал один сигнал, и каждый из кораблей в ответ делал то же самое. По ночам назначались три вахты: первая – с наступлением ночи, вторая, называемая средней, полуночной, – в полночь, а третья – к концу ночи. Экипаж кораблей был разделен на три части: над первой начальствовал капитан или боцман, они сменяли один другого ночью; начальником второй был либо кормчий, либо помощник боцмана, начальником третьей – боцман. Капитан-генерал требовал неуклонного соблюдения правил о сигналах и вахтах всеми кораблями, дабы тем обеспечить наиболее благоприятные условия для плавания.
Герб Магеллана
Рисунок, хранящийся в португальском архиве Торре дель Томбо
В понедельник утром, 10 августа, в день Св. Лаврентия упомянутого уже года флот, снабженный всем необходимым для морского путешествия и имея на борту разных людей, числом всего двести тридцать семь[94], готовился покинуть севильский порт. Дав залп из многих орудий, поставили фок-стаг по ветру и спустились вниз по Бетису ныне называемому Гвадалкивиром, и миновали Хуан д'Альфаракс, некогда обширное поселение мавров, посреди которого находился мост, пересекавший эту реку и ведший в Севилью. До нынешнего дня еще сохранились под водой два устоя этого моста, и когда суда проходят в этом месте, приходится прибегать к помощи людей, отлично знающих расположение устоев, дабы суда не ударились о них. Лучше всего проходить эти места во время полноводья, бывающего при приливах. То же самое относится ко многим другим поселениям вдоль этой реки, около которых река недостаточно глубока для прохода судов с грузом, да и самый проход не очень широк. Затем корабли прошли мимо другого поселения, Корьи, а также многих других, пока не достигли замка герцога Медина Сидонья, называемого Сан Лукар и являющегося гаванью и выходом в Море-Океан. Он находится в юго-западном направлении к мысу Св. Винсента, который лежит на 37° широты и на расстоянии 10 лиг[95] от этого порта. А от Севильи до этого пункта [Сан Лукара] 17 или 20 лиг по реке. Тут мы пробыли немало дней для окончания работ по снаряжению флота всем необходимым. Ежедневно отправлялись мы на берег служить мессу в селении Баррамедская Богоматерь, неподалеку от Сан Лукара. Перед отплытием капитан-генерал пожелал, чтобы все мы исповедались. Он распорядился не допустить на эскадру ни одной женщины, ввиду важности предприятия.
