ничто так не преображает человека, как наличие пистолета в кармане. Я шел и представлял себе, как выдерживаю дуэль взглядов с Кобой, а затем медленно целю ему в лоб. «В руке не дрогнул пистолет…» Анна поражена, смотрит на меня с восхищением и страхом, но я не удостаиваю ее вниманием. Поздно, Анна Григорьевна, я сегодня не такой как вчера.
Впрочем, когда я пришел домой, перемен во мне никто не заметил.
– Вы в своем репертуаре, опять шлялись где-то, – вместо приветствия сказала Анна.
– Горбатого могила исправит, – поддакнул Коба.
– Вы для нашего дела все равно, что пустое место.
Анна была явно не в духе. Она продолжала, все более раздражаясь.
– Вы о чем-нибудь договорились с Троцким?
– Да, как вы и сказали, я согласился на его предложение следить за вами. Кстати, он готов напечатать статью по национальному вопросу. Это, конечно, не место в редакции газеты, но уже что-то. Хотя, возможно, это для усыпления вашей бдительности.
– Иуда. Прихлопну. Мокрое место останется. Всэх, кто не с нами, прихлопну! – и Коба показал, как это сделает, крепко ударив по столу.
При словах «мокрое место» меня передернуло, вспышка злобы озарила мой мозг. «Ничего, – подумал я, – от любого может остаться мокрое место. Ты, Коба, тоже не из стали сделан».
От удара подскочили и звякнули чашки. Анна поставила их на место, тут же быстрым движением взяла со стола какой-то конверт и убрала в рукав. Это меня заинтриговало.
–
Коба, – ласково проворковала Анна, – нам мало его прихлопнуть.
–
Я помню.
Мне пришла в голову идея проделать с моей примадонной тот же фокус, что и с Евстратием. Одна таблетка – и письмо у меня.
– Анна Григорьевна, будете кофе?
– Я кофий на ночь не пью.
– Я буду, – встрепенулся Авель, – а лучше местного пойла. Оно, конечно, и в подметки не годиться нашему Цинандали, но все же… Нет. Не принесли? Странно. Тогда кофе.
Забавно, только этот пьяница почуял, что со мной что-то неладное. Но на него тратить драгоценное снотворное было бессмысленно. Покручивая мельницу для кофе, я рассудил, что фокус лучше отменить. Анна и так ляжет спать, без пилюль. Да и что я найду в этом письме? Зашифрованную абракадабру? Мне надо думать не об этом, а о том, как попасть за высокий забор клиники.
– О чем задумались, Сергей Константинович?
Я вздрогнул и обернулся. Анна пристально смотрела на меня. Видимо, пыталась угадать, заметил я письмо или нет.
– Да, так … Думаю, зачем Троцкому понадобился соглядатай. И что рассказать ему о ваших намерениях.
– Люди с нечистой совестью всегда подозрительны. Предатель и подлец подозревает в предательстве и подлости других.
– А он предатель?
– Кто не с большинством, тот предатель.
– Так что ему сказать?
– Скажи, что пишем статью и наслаждаемся Веной.
– Он не поверит.
– А нам это и не обязательно.
Бессмысленный разговор. Зато, поставив кофе на огонь, я уже знал, как попаду в клинику. Мне понадобится немецкая печатная машинка…
В спальне, раздеваясь, Анна умышленно уронила письмо на пол, затем демонстративно убрала его в сумочку. Возможно, это была ловушка: конспираторша надеялась поймать меня на ночной краже. Однако я охладел к ее секретам, своих дел по горло. Надо обдумать детали завтрашней операции. Через пять минут обдумываний я уснул.
3
«Т» пришел на сеанс возбужденным. Сказал, что получил письмо от матери. Она подозревает, что «Т» просто тратит деньги, а не лечится. Больше денег не будет, если она не получит подтверждения о лечении. Письмо повергло его в шок, он даже попытался вскрыть себе вены, но потом передумал. Руки его были перевязаны толстенным слоем бинтов. (Очередной акт недо-самоубийства, чтобы вызвать жалость окружающих и мою.) «Т» размахивал своим ответом, пытался зачитывать его, задыхаясь от гнева. Целый лист бумаги был заполнен упреками, что мать его не любит, не доверяет ему и не верит в него. «Т» патетически восклицал, что погибнет без наших сеансов в пучине безумия. Они ему очень помогают. Спасают его. Он буквально на коленях стал умолять поставить автограф на письме с полным титулом и званием, а так же с печатью, если есть таковая. Видя его отчаяние, я поддался на уговоры и достал перо. Вся сцена со стоянием на коленях, признанием моего авторитета, просьбой не покидать его и завуалированным сводничеством к матери – очевидное доказательство того, что состоялся «перенос», как я его называю. Все непростые чувства пациента к родителю переносятся на лечащего доктора. Грубо говоря, я занял место его отца. Но не успел я объяснить это «Т», как он повалился на пол и забился в конвульсиях. Его лицо свела судорога, изо рта пошла пена. Я попытался удержать его, чтобы он не разбил голову о шкафы, но сам упал рядом. Между нами началась какая-то нелепая борьба. В моей голове пронеслось, что это похоже на истерический припадок с имитацией полового акта. Прибежала служанка. Она сумела разжать пациенту зубы, влить валерьянку и всунуть ложку, чтобы тот не откусил себе язык. Слава богу, зачем-то вернулся пациент «С». Втроем мы кое-как придавили «Т» к полу и дождались, пока он не утих.
Когда состояние улучшилось, я снова взялся за перо. Необходимо было обследование у невролога. Я направил «Т» к моему знакомому в университетскую клинику, неподалеку. Приступ прошел так же быстро, как и начался. «Т» встал, ничего непонимающим взглядом обвел комнату и спросил, что с ним произошло. Я хотел подробнее его расспросить об эпилептических припадках, но он сослался на слабость, взял свое письмо, мою записку, автограф и вышел. «С» великодушно согласился проводить его.
4
Шандор подоспел вовремя, я уже устал имитировать припадок. Силы были на исходе.
– Вы были неподражаемы. Все было так правдоподобно! Я чуть сам не поверил, что у вас эпилепсия! – рассыпался в комплиментах мой сообщник, когда мы сели в пролетку.
– Мне самому на мгновение показалось, что припадок начнется по-настоящему.
– Пена повергла меня в ужас!
– Это было не сложно. Немного соды и уксуса, – я продемонстрировал помятый бумажный кулек и маленькую резиновую грушу для спринцевания. – Во рту, правда, ужасно отвратительно. Зато мои страдания не напрасны. Вот это стоило того.
Я извлек драгоценный автограф доктора Фрейда.
– Теперь соединяем его подпись с этим письмом.
– Что это?
– Утром я настучал на печатной машинке от имени доктора послание в клинику. Мол, не поддается психоанализу, эпилепсия, вероятны органические нарушения, требуется медицинское вмешательство.
Добавляем направление на осмотр – и, ву-а-ля, пропуск в клинику готов. Ну, я так думаю. Вы будете адвокатом семьи, подтвердите, что лечение
