В небе низко висели тучи, а дождь делал темноту ещё непрогляднее. Шотландскую бригаду построили в колонну — «Блэк уотч» впереди, потом Сифортский полк и два других сзади. Чтобы солдаты не отстали в темноте, четыре полка шли в колоннах как можно теснее, и левофланговые держали верёвку, чтобы сохранить строй. Спотыкаясь и падая, несчастные люди брели, точно не зная, куда они движутся, и что им предстоит делать. Не только рядовые, но и основные офицеры пребывали в таком же полном неведении. Бригадный генерал Ваухоп, естественно, знал, однако его голосу суждено было скоро кануть в лету. Все другие понимали, что наступают, либо чтобы обойти окопы противника, либо чтобы атаковать их, но они, по-видимому, сильно сомневались в том, что находятся уже поблизости от бурских стрелков. Зачем нужно было наступать таким плотным строем, мы теперь не знаем, как нам неизвестно и то, о чем думал шагавший рядом с солдатами их смелый и опытный командир. Некоторые утверждают, что накануне ночью видели на его необычно отрешённом лице печать смерти, которую ещё называют словом «обречённость». Рука приближающейся смерти, наверное, уже сжала его душу. Здесь, совсем рядом с ним, шла длинная траншея, ощетинившаяся винтовочными стволами, к которым прильнули напряжённые, с пристальными взглядами, яростные лица. Они знали, что мы идём. Они были готовы. Они нас ждали. Но, тем не менее, с глухим топотом многочисленных ног, плотная колонна примерно из четырех тысяч человек двигалась вперёд сквозь дождь и мрак, а на их пути к земле припали смерть и увечье.
Не важно, что послужило сигналом, бурский ли разведчик мигнул фонариком, солдат ли задел ногой специально для этого натянутую проволоку или кто-то выстрелил в строю. Может быть, что-то подобное, а может, и нет. Собственно говоря, один из бурских участников сражения уверял меня, что именно жестянки, прикреплённые к той проволоке, подали сигнал тревоги. Как бы там ни было, но через мгновение из темноты раздался грохот горизонтального огня, и ночь разорвали вспышки ружейных выстрелов. За минуту до этого грома в головах британских командиров, по-видимому, появились сомнения относительно их местонахождения. Отдали приказ рассыпаться в цепь, однако у солдат не осталось времени его выполнить. Град свинца обрушился на голову и правый фланг колонны, распавшейся на части от этого ужасного залпа. Ваухоп получил пулю, поднялся и снова упал — уже навсегда. Слухи приписывают его умирающим губам бранные слова, однако его натура, благородная и мужественная, не допускает подобного предположения. «Не повезло!» — все, что он произнёс, по словам брата шотландца. Солдаты находились в плотном строю, и рёв ярости и муки, исходивший от неистовой толпы, далеко разнёсся по вельду. Они падали сотнями — убитые, раненые, сбитые с ног волнами нарушенных шеренг. Ситуация сложилась ужасающая. На таком расстоянии и в таком строю даже одна пуля прекрасно могла задеть несколько человек. Немногие рванулись вперёд, потом их тела обнаружили на самой кромке траншеи. Несколько оставшихся в живых из рот «А», «В» и «С» полка «Блэк уотч», как оказалось, фактически не отошли, а вцепились в землю прямо перед бурскими окопами, пока остатки других пяти рот пытались обойти вражеский фланг. Из всего первоначального состава только шесть человек вечером ушли невредимыми, пролежав весь день в двухстах метрах от врага. Остальная часть бригады, с трудом выбравшись из груды убитых и умирающих, отступила из этого проклятого места. Некоторые, самые несчастливые, в темноте напоролись на проволочные заграждения, и утром их нашли висящими, по словам одного очевидца, «как вороны», и изрешечёнными пулями. Кто осудит шотландцев за ночное отступление? Рассматривая ситуацию не глазами изумлённых и доведённых до отчаяния солдат, а со всем спокойствием и здравым смыслом, скорее всего, придёшь к выводу, что они поступили налучшим образом. Когда они оказались ввергнуты в хаос, отделены от своих офицеров и никто не знал поставленную задачу, первой необходимостью было найти укрытие от ужасающего огня, уже скосившего шестьсот их товарищей. Существовала опасность, что потрясённые люди поддадутся панике, рассеются в темноте по плато и перестанут существовать как военное формирование. Однако шотландские горцы остались верными своему характеру и традициям. Во мраке постоянно раздавались крики: хриплые голоса созывали сифортцев, аргайллцев, роту «С», роту «Н», и отовсюду из тьмы неслись ответы их сослуживцев. В течение получаса, к началу рассвета шотландские полки построились и, ослабленные, но неустрашенные, подготовились возобновить борьбу. Справа предприняли некоторые попытки атаковать, наступая и отходя. Один небольшой отряд даже добрался до бурских окопов и возвратился с пленными и окровавленными штыками. Но по большей части солдаты лежали на земле и, когда могли, стреляли по неприятелю. Но укрытия, в которых находились буры, были настолько совершенными, что один офицер, выпустивший 120 пуль, написал, что ни разу не увидел, во что бы прицелиться. Лейтенант Линдсей выдвинул на передовую «максим» сифортцев, и, хотя в пулемётном расчёте осталось только два человека, оружие весь день оставалось надёжной опорой. «Максим» уланского полка работал так же упорно, хотя за ним остались только ответственный лейтенант и единственный пулемётчик.
К счастью, недалеко находились орудия, которые как всегда быстро пришли на помощь. Солнце едва успело подняться, а гаубицы уже плевали лиддит на 4000 метров, три батареи полевой артиллерии (18-я, 62-я, 75-я) работали шрапнелью на километр, и дивизион конной артиллерии на правом фланге обстреливал продольным огнём бурские траншеи. Пушки подавили ружейный огонь и дали усталым шотландцам некоторую передышку. Здесь снова сложилась ситуация, аналогичная имевшей место в сражении на реке Моддер. Пехота под огнём с расстояния шестьсот-восемьсот шагов не могла наступать и не хотела отступать. Сражение продолжала одна артиллерия, сзади к оглушительному грохоту присоединило свою низкую ноту и громадное корабельное орудие. Однако буры уже поняли (и это одно из их ценнейших военных качеств — быстро извлекать уроки из собственного опыта), что артиллерийский огонь менее опасен в окопе, чем среди камней. Окопы, очень сложные по конфигурации, они вырыли в нескольких сотнях метров от подножия холмов, таким образом не оставив никаких ориентиров для нашей артиллерии. Тем не менее, все потери буров в этот день явились следствием артиллерийского огня. Кронье поступил разумно, разместив свои окопы в нескольких сотнях метров перед холмами, приняв во внимание, что для артиллериста любой возвышающийся объект имеет особую притягательность. Принц Крафт рассказывает историю о том, как в Садове он поставил орудия в двухстах метрах от церкви, и ответный огонь австрийцев практически неизменно падал на её крышу. Поэтому нашим артиллеристам даже с отметки две тысячи метров оказалось сложно избежать перелёта, и они частенько били в предполагаемую цель позади невидимых траншей неприятеля.
День тянулся, и начало подходить пополнение из подразделений, оставленных охранять лагерь. Подошли гордонцы с 1-м и 2-м батальонами Колдстримского гвардейского полка, а всю артиллерию подтянули ближе к позиции буров. Поскольку наблюдались некоторые признаки подготовки к атаке по нашему правому флангу, Гренадерский гвардейский полк с пятью ротами Йоркширского полка лёгкой пехоты одновременно двинулись в этом направлении, а три оставшиеся роты йоркширцев Бартера охраняли брод, где неприятель мог форсировать Моддер. Это угрожающее движение, которое в случае успеха поставило бы шотландцев в безвыходное положение, все утро, до подхода гвардейцев и йоркширцев, исключительно отважно предотвращали конная пехота и 12-й уланский полк, сражавшиеся в пешем строю. Именно в этом долгом и успешном бою по прикрытию фланга 3-й бригады встретили смерть майор Мильтон, майор Рэй и многие другие смелые воины. Колдстримцы и гренадеры ослабили напряжение, и уланы возвратились к своим лошадям, продемонстрировав, не в первый раз, что кавалерист с современным карабином может при необходимости быстро превратиться в полезного пехотинца. Лорд Эрли заслуживает самых высоких похвал за нетрадиционное использование своих людей и отвагу, с какой он лично вёл их в бой в самые жаркие места сражения.
Пока колдстримцы, гренадеры и Йоркширский полк лёгкой пехоты отражали атаки буров на нашем правом фланге, неукротимые гордонцы, люди Даргея, в яростном порыве отомстить за своих товарищей из Шотландской бригады, наступали прямо на окопы, и им удалось без значительных потерь подойти к ним на четыреста метров. Однако единственный полк не в состоянии взять позицию, а о генеральногом наступлении при свете дня после понесённого нами поражения не могло быть и речи. Все планы, которые мог иметь лорд Метуэн, были навсегда развеяны поспешным беспорядочным отступлением разбитой бригады. Шотландцам здорово досталось в этой баталии, которая для большинства из них стала боевым крещением, притом весь день они провели под палящим солнцем без пищи и воды. Они быстро отошли на полтора километра, и орудия на какое-то время частично оставались без прикрытия. К счастью, недостаток инициативы со стороны буров (что так часто играло нам на руку) избавил нас от полной катастрофы и унижения. Благодаря твёрдости гвардейцев наше поражение не превратилось в полный разгром.
