– Я изучала эту тему, – сказала она, – когда начинала после института работать со спортсменами. В общем-то из-за твоего отца, моего брата. Я даже работала спортивным врачом в команде велосипедистов-шоссейников. Должна сказать, – она вздохнула, – в последнее время спорт стал полем сражения фармацевтов. Сейчас в ходу стимуляторы центральной нервной системы. Они снимают предохранители, которые не позволяют организму расходовать свои резервы. А если их убрать, то при сверхвысоких нагрузках спортсмен черпает силы из неприкосновенного запаса. Не удивлюсь, если их попробовал и твой знакомый.
– А… мой отец? – тихо спросил Андрей. – Он умер из-за того, что сейчас называют допингом?
– Тогда то, что он принимал, называлось иначе, – уклончиво ответила Любовь Николаевна. – Когда находят новое лекарство, то празднуют победу над чем-то, что мешает победе над болезнью, болью… Уже потом выныривает нечто неожиданное, и к лекарству подходят иначе. Без фармакологии современный спорт невозможен, это я могу повторить тебе. Но все делают вид, что результаты – развитие человеческого организма.
– Мой отец умер так рано, – говорил Андрей. – Я даже не узнал его как следует. Остались медали – мама увезла их с собой. И вот эти часы. – Он вынул из кармана золотой брегет.
– Я их помню, – кивнула Любовь Николаевна. – Наш отец любил их. Твоему он отдал часы после первой золотой медали. «Золото – к золоту», – сказал он. – Она помолчала. – Знаешь, недавно я читала в медицинском журнале, что есть бетаблокаторы. Они снижают частоту сердечных сокращений, снижают тремор, то есть дрожание рук в тех видах спорта, где нужна особенная координация. Они повышают точность стрельбы. Не исключаю, что твой морпех попробовал и их тоже.
– А что бывает после них? – спросил Андрей.
– Быстрая утомляемость и снижение выносливости. Бензедрин тоже все знают, кому надо провести ночь без сна. Между прочим, велосипедисты-шоссейники с его помощью ставят рекорды. В общем, много чего существует, ученые трудятся… – сказала Любовь Николаевна. – А люди используют, устремляясь к победе, каждый – к своей. – Она поморщилась. – Итак, если я все поняла, тебе надо найти женщину по имени Ольга и отдать ей деньги Юрия Орлова. – Она усмехнулась. – Легко. В Москве особенно.
– Но я должен ее найти, – настаивал Андрей.
– А у него не было ее фотографии? – начала Любовь Николаевна с простого хода.
– Именно ее – нет. Но у Юрия я нашел школьную фотографию. Знаете, как снимали в провинции? Каждый – в кружочке.
– Так и в Москве снимали. Покажи.
Он вынул из сумки коричневую тетрадь, а из нее – фотографию.
Любовь Николаевна посмотрела на карточку.
– Ой, какие все… – Она улыбнулась. – Но здесь под каждой – фамилия и имя.
– Конечно. Если бы я знал ее фамилию. А тут вон сколько Ольг.
– Было модное имя в то время. Давай-ка попробуем разобраться. Где он?
– Вот. – Он указал на парня в середине третьего ряда.
– Тогда она – вот, – уверенно указала Любовь Николаевна на девушку со светлыми волосами до плеч.
– Она? – Андрей наклонился. – Почему вы так решили?
– Потому что ни одна из тех двух Ольг не дождалась бы парня из армии.
– Почему?
– По форме носа, – засмеялась Любовь Николаевна.
– Значит, ее фамилия Ермакова?
– Конечно. Ольга Ермакова. Вот та женщина, которую ты должен найти.
– Мне поискать ее через справочное?
– Деньги поменяются, пока ты найдешь ее, – насмешливо сказала Любовь Николаевна. – Отдавать будет нечего. При таком-то редком имени и редкой фамилии. Надо подумать.
Генерал заглянул снова.
– Долго еще будете любезничать? – спросил он.
– Уже закончили, – сказала Любовь Николаевна. – Андрей, пока ты не уехал в Сетявино, занимай детскую.
Андрей кивнул и поднялся.
– Миша, пойдем на кухню.
Она поставила в мойку тарелки и включила воду. Капнула жидкостью из флакона.
– «Фэйри» моешь? – заинтересованно спросил Михаил Михайлович.
Жена быстро повернула голову и насмешливо ответила:
– Уж точно не самолетным керосином.
– Намек понял.
– Никакого намека, – ответила она миролюбиво, но в голосе слышалась досада. – Давно ты интересуешься, чем моют посуду?
– Ну ладно, ладно. Считай, я ни о чем не спрашивал. А чего ты злишься? – Генерал любил точность и не терпел никаких недомолвок.
– Садись и слушай, – приказала жена.
Она рассказала то, что узнала от Андрея. Но коротко.
Он молчал и смотрел, как руки жены в розовых резиновых перчатках взбивают пену.
Они прожили вместе тридцать три года. Их сыновья, как говорил генерал, нагуливали вес в гарнизонах. Готовили багаж, чтобы явиться в Москву. Отец мог устроить близнецов и сейчас, все в том же генштабе – теперь еще легче, поскольку у генштаба отнимают роль «главных мозгов армии». Михаил Михайлович сам прошел по ступенькам снизу вверх и хорошо знал тонкости не только реальной армейской жизни, но и эвфемизмы армейских отношений. В сущности, вся армейская жизнь – эвфемизм. Слова, произнесенные вслух, прикрывают те, которые следовало произнести.
Морской пехотинец для молодых горячих парней – это, как они сами говорят, супер. На самом деле супер, причем везде. Он видел чужих парней, которые вместе с нашими показывали, на что годятся, на Крите, в местечке Суда, на полуострове Акротири. На ту военную базу НАТО он ездил в середине девяностых. Может быть, там был и знакомый Андрея? В общем, его собственные сыновья не морпехи. И это хорошо.
Девочку жаль – ждала парня, которого знала с детства, а приехал чужой мужик.
– Гм-м, – вздохнул Михаил Михайлович.
– Ты что-то хочешь спросить? – подала голос Любовь Николаевна.
Она уже поставила последнюю тарелку – отмокала после утренней манной каши. «Генерал недобрал каши в солдатах», – шутила она. Но варила искусно – ни комочка не попалось ему за последние тридцать лет. А вот в первые три года была не каша, а сплошные ухабы.
Он улыбнулся:
– Да, хочу.
– Спрашивай. – Она кивнула, вытирая тонкие пальцы один за другим досуха, как делают врачи, вымыв руки после осмотра пациента.
– Ты не будешь скучать… – Он пристально следил за ее лицом, ему было интересно, как слова отзываются в ней. Ее нос он называл маленьким флюгером. Она злилась в молодости – нос и впрямь длинноват по стандартам тогдашнего времени, в моде были курносые носы. Но он всегда мог определить – нравится ли ей то, что он говорит. Сейчас нос показывал – на душе жены полный штиль. – Ты не будешь скучать…
– Ты уже это сказал, дальше, – потребовала она, как требовала от своих пациентов говорить точно и четко о собственных ощущениях. Они безропотно подчинялись Любови Николаевне.
