Мы ясно видим их сквозь века, двоих подростков, держащих в своих руках целый мир. И этим миром был Египет.
Что же заставило блестящего молодого царя пойти на риск потерять этот мир, что заставило его вскоре после свадьбы вступить в борьбу с могущественными жрецами Амона и разжечь вражду между двумя конкурирующими фиванскими богами?
В первом упоении супружеского счастья Эхнатон и Нефертити были идеальными влюбленными, воспетыми в египетских легендах.
Любопытным фактом является отсутствие увековечивающих этот союз скарабеев, наподобие тех, что отец Эхнатона приказал изготовить после женитьбы на Тиу. Подтверждением того, что Эхнатон сделал Нефертити соправительницей двух Египтов, является гробница Ая, сохранившая для нас собственные слова Эхнатона.
«Наследница», так называл Эхнатон свою невесту, «великая в милости, царица грации, услада любви, повелительница Севера и Юга, возлюбленная живущего Атона, главная жена царя, которого она любит, госпожа Двух Земель, прекрасная любовь Нефертити, живущая вечно». В другом месте он называет ее «счастливой звездой», титулом, который ей очень подходил.
Вот они, первые слова, в которых кроются семена восстания. «Возлюбленная живущего Атона», и нам становится ясно, что под Атоном Эхнатон подразумевает себя. А что же стало с прославленной преданностью Амону, главному богу Фив?
В год своей коронации и женитьбы Эхнатон оживил древний спор, впервые продемонстрировав открытое пренебрежение по отношению к богу Амону.
Изначально власть в Египте оспаривали два бога солнца. Город Гелиополь на севере поклонялся Ра-Хоракти, тогда как главным богом в Карнаке был Амон, который под именем Амон-Ра также отождествлялся с солнцем.
Вскоре после восшествия на престол Эхнатон, следуя примеру своих склонных к архитектуре предков, также начал строить. Он приказал поставить в Карнаке огромные статуи со своим изображением и начал возводить большой новый храм, посвященный богу солнца города Гелиополя, сокращенное имя которого было Атон.
Под Атоном подразумевался солнечный диск, а его эмблемой был круг со множеством лучей, заканчивавшихся кистями рук.
Честь, которой удостоился до тех пор мало известный бог Атон, да еще в священной близости от главного бога Фив (строительство развернулось рядом с храмом Амона), была расценена могущественными жрецами Амона как злонамеренное нарушение своих прав.
Однако занятые выполнением множества обязательств по отношению к церкви и государству, свалившихся на их головы, молодые правители не обратили внимания на недовольство жрецов Амона. К тому же теперь они могли участвовать в новых для них увлекательных взрослых развлечениях. И они не преминули этим воспользоваться.
При всем том они вполне осознавали свое положение как царя и царицы. Хотя придворная жизнь в Фивах не слишком сковывалась рамками этикета, ее нельзя было назвать и чересчур свободной, существовало множество правил, которые требовалось соблюдать.
Нефертити была хорошо подготовлена к своему новому положению. Фивы знали ее мягкой и веселой девочкой. Теперь же она появлялась на публике как пристало богине и царице. Царица Тиу, Ай и его жена – все помогали ей по мере сил.
Эхнатону не было нужды меняться. Он родился богом, к тому же в течение нескольких лет был соправителем своего отца. Еще мальчиком он обладал редким чувством собственного достоинства и посвящал много времени поэзии и мистицизму. Получение абсолютной власти лишь усилило эти увлечения. Мистик боролся в нем с человеком. Он все еще писал любовные стихи Нефертити, но внутри него уже зарождалась иная, более великая поэма, которая должна была изменить историю Египта.
Бывали случаи, когда эти двое самим своим присутствием должны были внушать благоговейный страх. Неподвижные и суровые, как статуи, сидели они при слушании государственных дел, встречах с великим визирем и представителями знати, на разбирательствах судебных тяжб и богослужениях, при приеме послов иностранных государств. Рука об руку они стояли во время «публичных появлений», принимая оказываемые им бесконечные выражения почтения. Им приходилось заучивать традиционные речи, составленные так, чтобы сравниться по значимости с теми, кто находился перед ними и буквально «ползал по земле», потому что они были хозяевами мира и принимали свою счастливую судьбу как часть своих божественных прав.
Они знали литании, ритуалы, процедуры и молебны. Многие их обязанности имели религиозную основу и исполнялись вместе со жрецами Амона.
Затем, покончив с государственными делами, они могли и поиграть, как обычные счастливые дети. Все египтяне старались продлить детство, если у них была такая возможность. Эти двое, находящиеся между юностью и зрелостью, легко совмещали легкие дружеские отношения с отношениями мужа и жены.
Царство, которое они унаследовали, было страной удовольствий, увеселений, мелких и крупных праздников и глубокого религиозного чувства. «Отвратные» Фивы, как назвал их Гомер, были известны как город тысячи наслаждений. Игры, танцы, музыка и пиры были частью их повседневной жизни. Как супружеская пара, они могли участвовать в бесконечных праздниках и банкетах, количество которых еще больше увеличилось во времена царствования Аменхотепа III, чье правление отличалось роскошью и бесконечными развлечениями, что позволило Бристеду назвать его Аменхотепом Великолепным.
Молодые правители были первыми среди своего двора, который по роскоши, богатству и веселью мог сравниться лишь с французским двором во времена Бурбонов или Римом во времена правления Медичи.
Нигде больше жизнь не протекала так счастливо, с таким комфортом и изяществом, как в Фивах. Даже относительно небогатый дом выглядел куда более роскошным, нежели большинство наших домов сегодня. Семьи богатых, знатных или занимающих высокое положение людей вели жизнь сибаритов.
Они принимали гостей в необъятных, украшенных колоннами залах. Помимо залов, в домах было множество жилых комнат, столовых, покоев для омовения и спален. Все они были прекрасно обставлены, снабжены вентиляцией и туалетными комнатами. Каждый дом был окружен садом.
Богатые спали на дорогих кроватях под тонкими простынями с крестообразными каменными или стеклянными подставками под головой. А бедняки съеживались на земляных полах своих грязных, с низкими потолками комнат в фиванских трущобах. Но даже у тех, кто арендовал жилище, готовил и согревался у керамических жаровен, топившихся верблюжьим навозом, наружные стены дома скрывались за морем цветов и на самой захудалой крыше был оборудован павильон, где бедняки могли постелить свои циновки и спать под звездами, не опасаясь ни дождя, ни росы. А на улицах Фив ночью и днем звучали пронзительные восточные напевы уличных музыкантов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
