Про заграничную мантра-йогу — замечаете? — знаем, а в своем отечественном делаем почти запоздалые ошеломляющие открытия!
Нельзя оправдываться трудной национальной судьбой. Не знаю, у кого она была легкой. И не имеет оправдания эта замашка: почему позволительно не знать, не уважать, не изучать своего, предпочитая заграничное — оно шикарнее. Калачный ряд, по-нашему, всегда за рубежом!..
Индийские и славянские общие пращуры имели, наверное, общие веды и общую йогу. Следы ее, во всяком — случае, нашлись. Это — признак существования тайной школы.
Йога, во что бы она не превратилась даже в индийском быту, прежде всего есть психокультура. Го, к чему мы еще не пришли, а только подходим, да и то с трудом: такую необходимость вынуждены доказывать!
Когда будущее приходит из прошлого — это кое-что значит!..
Школа, видимо, была многоступенчатой, и первая ступень была доступна каждому: начальное образование давалось в форме мифа, сказки, легенды. Вспомните сложную многозначительную конструкцию мифа о Прометее.
К мифотворчеству примыкали храмовые мистерии, которые мог видеть, в них участвовать каждый. В этих массовых театральных зрелищах — практикумах и наглядных пособиях по мифологии, возможно, происходил дальнейший отбор учеников, которые позднее допускались к участию в тайных мистериях.
Вот об этой ступени образования мы знаем исключительно по древним слухам, имеем представление искаженное, либо вообще никакого, "Я бы сказал, если бы позволено было говорить, ты бы услышал, если бы слышать было позволено. Но одинаковой опасности подвергаются в случае такого дерзкого любопытства и язык и уши", — пишет Лукиан в "Метаморфозах". Не пустые слова, судя по тому, что никто за целые тысячелетия, кажется, ни разу не проболтался!
Можем ли считать почтение к мистериям со стороны Геродота, Платона, Марка Аврелия чем-то преувеличенным? Почему сам Сократ признавал учредителей мистерий людьми великого гения?
Клемент Александрийский говорил, что мистерии делают природу со всеми ее явлениями ясной и понятной. Значит, это все же было не засекреченное религиозное баловство, а тайное образование.
Уже не начальное.
Но еще и не высшее.
Участники мистерий проходили ряд степеней посвящения, получая на каждой доступ к более высоким и важным тайнам. Что дело это было серьезное, доказано: не стал бы Платон, чей гений и сейчас горит над миром, тратить тринадцать лет на чепуху, не дал бы он себя заморочить шарлатанскими штучками-дрючками!
Завершить учебу Платону не удалось. Он намеревался поехать к халдеям, но на Ближнем Востоке шла очередная война.
Разницей в образовании, очевидно, объясняется тот поразительный факт, что более древний Пифагор знал астрономию лучше Платона и, похоже, получше, чем мы.
Учителя тайной школы должны были считаться с царившим на Земле варварством, должны были с ним считаться и ученики, вернувшиеся в мир.
Существует волнующая возможность того, что Будда и Пифагор, современники, обучались совместно в одной академии. Но Будда возвращался в культурную Индию, где представителей философской школы локаяты хоть и презирали за материализм, однако не причиняли им неприятностей. Потому Будда преспокойно мог заявить ученикам: нет ни бога-творца, ни богов вообще, существуют только разные ступеньки эволюционной лестницы, вот их и осиливайте, догоняйте тех, кто вас опередил. А в храмы, какие вздумается, ходите себе, ежели охота.
В еще дикой Греции или Италии Пифагору за такое оторвали бы голову в первый же день.
Может быть, Tie всех — или не от всех предрассудков избавляли учеников, соображаясь с их собственной пользой.
Мудрый Платон полагал, что воды океана вытекают из Аида, за что был справедливо раскритикован Аристотелем. Покрывало Изиды — завеса, скрывавшая Истину. — не было поднято даже ради него.
Тому, кто заглянул за это покрывало, полагалось умереть, — и они умирали. Но, вероятно, чисто символически. Ведь и те, кто прошел только первое посвящение, тоже считались умершими — и воскресшими, подобно Осирису. "Достиг я рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся", — докладывает Лукиан.
Думаю, за этим покрывалом их не встречало что-нибудь особенное. Просто кончалась всякая мистика и мистификации, ждала их, может быть, обыкновенная аудитория, обыкновенные профессора, хоть и в хламидах, а то и "неуды" в зачетках — обыкновенное высшее образование!
Они все равно что умирали, потому что не возвращались. И, наверное, сами становились учителями тайной школы где-то в отдаленных краях.
"Послепотопная" история науки, ее чудеса, трагедии и драмы — услышим ли о них когда-нибудь?
Согласно Библии, башня "высотою до небес" осталась недостроенной.
— Но строительство могло ведь продолжаться! И неизвестно, какой высоты достигла эта незримая башня.
Только строители ее не придут к нам и ее скажут: так, мол, братцы, и так, вы — ученые, мы — ученые, давайте потолкуем по-своему, по-ученому.
Препятствие не в них, препятствие в нас самих. Так оно и будет, покуда знание остается штуковиной крайне опасной. И потому надеяться нам не на кого, кроме как на себя.
И ничем из того, до чего человек сумел додуматься, размышляя о мире или воображая себе мир, "мы не смеем пренебрегать: это все драгоценно.
Наиболее фантастическое может оказаться наиболее достоверным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
