— А я была бы честна с тобой, если бы ты не обманывал меня. Замкнутый круг, как видишь, — ответила девушка, пропуская его внутрь.
— Я думаю, я знаю твою тайну, — продолжала девушка, снимая куртку.
— Мою тайну? Это вряд ли.
Если до этого еще были моменты, когда Мире казалось, что она ошибается и Александру нечего скрывать, то теперь эти времена прошли раз и навсегда. Он не просто признавался в неискренности, но как будто даже подзадоривал ее, давая понять, что либо она недостаточно умна, чтобы догадаться, либо он слишком хитер, чтобы выдать себя.
— Ну, может быть, процентов десять от твоей тайны, — неохотно уточнила Мира: так или иначе недооценивать Александра она не могла.
— И что же тебе известно?
— В фильмах обычно сразу после такого признания происходит убийство.
— Не бойся меня. Я забыл свой топор мясника дома.
— Я и не боюсь! — отрезала Мира. — Я же не сказала, чье убийство!
— Я не знал, что ты можешь быть такой, — заметил Александр. — Но странное дело: мне нравится этот огонь в тебе.
— Так в чем ты там хотела меня уличить? — продолжал он.
— Если в двух словах… ты вне закона и живешь по поддельным документам! — выпалила Мира.
Александр не шелохнулся:
— Два — три.
— Что «два — три»? — вымолвила Мира.
— Два — три процента от тайны, уж точно не десять. И как ты это узнала?
— Провела небольшое расследование.
— Частью которого было сканирование фотографии из чаши с плющом?
— Ты знаешь?..
— Да. В следующий раз не забудь удалить изображение из окна предварительного просмотра. Это можно сделать, изменив тип сканируемого документа или просто закрыв окно. Кое‑что, касающееся тебя, для меня, надо сказать, до сих пор загадка. Например, почему человек, пытавшийся шантажировать меня, звонит тебе на сотовый. Или, скажем, что ты нашла в том типе, с которым наставила мне рога.
— Какой еще тип? — от ярости голос Миры дрожал.
Александр, напротив, был очень спокоен, но от его лица отлила вся краска.
— А их было несколько? Я имею в виду того, с кем ты ворковала в кафе пару дней назад.
В этот момент Мира очень пожалела об отсутствии «топора мясника». Он бы ей сейчас очень пригодился.
— Я не наставляла тебе рогов ни с кем, хотя они, без сомнения, украсили бы твою пустую башку!
— Тогда кто это был?
Мире показалось, что Александр с самого начала не особенно верил в ее предательство, лишь хотел испытать.
— Не твое дело! — огрызнулась она. — Как насчет оставшихся девяноста восьми процентов?
— Откровенность за откровенность. Ты мне, я тебе. Решайся. Ждать я не собираюсь: если я сейчас переступлю порог, то ты больше никогда меня не увидишь.
— Гм… дай‑ка подумать, — Мира наигранно нахмурила лоб и вдруг щелкнула пальцами:
— Проваливай!
Уходя, Александр хлопнул дверью так, что это слышал весь девятиэтажный дом.
Глава 19.Девяносто восемь процентов
Будь моей радостью, будь моей болью —Я назову эти чувства любовью,Страстью, сжигающим душу огнем…
Мира тяжело вздохнула и оперлась спиной о стену в прихожей, потом медленно сползла вниз, оставшись сидеть на корточках. Ну, вот и все. Он сказал, что не вернется, и что‑то в его взгляде заставляло верить в это. Больше никакой лжи, никаких тайн… и все очень — очень пусто.
Вскочив на ноги, девушка метнулась к двери и, распахнув ее, натолкнулась на Александра, очевидно, также имевшего намерение переступить порог.
Поцелуй был долгим и страстным, объятие крепким, а страсть — обжигающей огнем. Абсолютное единение, гармония, выходящая за рамки привычного баланса. Нечто большее, чем удовольствие, куда более сильное, чем влечение, пылающее ярче, чем сама страсть.
Поцелуй оставил обоих бездыханными. Мира наконец отстранилась, но лишь для того, чтобы положить голову на грудь Александру. Лишь минуту спустя она выпрямилась, выпустив его из объятий. По щекам девушки текли слезы, а на куртке Александра образовалось мокрое пятно.
— Это все очень глупо! — прошептала Мира, улыбаясь сквозь слезы. — Как в самой никчемной мелодраме!
— Напротив: как в самой лучшей, достойной «Оскара», — улыбка Александра была такой ободряющей, такой знакомой — той самой, что вскружила ей голову с самой первой встречи. — В никчемной мелодраме, — терпеливо объяснил он, — герои бы расстались, чтобы встретиться лет двадцать спустя. Готов поспорить, что твои соседи отдали должное этой премьере.
Только сейчас Мира осознала, что они по — прежнему стоят на пороге, а дверь настежь раскрыта.
— Думаю, в данный момент они планируют расширение глазков, — согласилась Мира, отступая назад и пропуская Александра внутрь. — Пойдем, соберем деньги за билеты? — предложила она.
Закрыв дверь, Мира прошла на кухню и остановилась у окна, наблюдая за заходящим солнцем.
— Я не могу без тебя, — прошептала она. — Хотя, — она обернулась к Александру, — иногда мне очень хочется, чтобы ты просто исчез и больше никогда не появлялся.
— Теперь, когда ты дала мне надежду, я больше никуда не уйду. Ты не избавишься от меня, хотя, конечно, можешь попытаться.
Александр достал из подставки один из кухонных ножей и молча протянул ей. Мира лишь яростно блеснула глазами: в свете последних событий черный юмор был еще менее уместен, чем когда‑либо.
— Знаешь ли, в одном женском журнале я вычитала, что если пырнуть парня ножом, то это не поспособствует укреплению отношений, а в другом глянцевом журнале — он назывался «Уголовный кодекс» — я прочла, что за это еще и срок дают.
— Тебе надо меньше читать журналов, — усмехнулся Александр и сжал лезвие ножа в ладони.
Поморщившись от боли, он разжал пальцы. Кровь струей потекла из глубокого пореза.
— Ты… сумасшедший! — выдохнула Мира и метнулась в сторону. Но Александру, как видно, было не интересно, собирается ли она оказать ему первую помощь или просто очутиться подальше от мазохиста. Молодой человек схватил ее здоровой рукой запястье и сжал его почти до боли, пресекая таким образом любые попытки высвободиться.
— Смотри! — это была не просьба, а приказ.
Мира, как завороженная, уставилась на порез. Кровь свободно стекала по пальцам, и было в этом что‑то чарующе пугающее.
Но ток крови быстро ослаб и вскоре совсем прекратился. Края раны стали сходиться. Не прошло и минуты, как порез зажил полностью, не оставив даже шрама — лишь пятно запекшейся крови.
