Из кабинета Каманина все, кто прошел собеседование, направлялись в госпиталь.
В палате № 17 встретились три балашовских выпускника. На соседних койках расположились Вячеслав Зудов и Геннадий Сарафанов.
Каждый день убеждал в правоте напутственных слов Юрия Алексеевича Гагарина. С нами, группой молодых пилотов, которым предстояло проходить медицинский отбор в госпитале, он встретился во дворе поликлиники ВВС. Подошел к нам, поинтересовался, как идет медицинский отбор, как привыкаем к новой обстановке.
— Отнеситесь самым серьезнейшим образом к медицинской комиссии, — напутствовал он.— Надо быть постоянно собранным. Шутки летчика с медициной порой заканчиваются плачевно.
Прохождение медицинской комиссии длилось долго. Строгая комиссия находила порой глубоко скрытые изъяны в здоровье молодых пилотов. Нечто подобное едва не произошло и со мной. Когда сейчас я рассказываю об этом случае, у всех он ничего, кроме улыбки, не вызывает. А ведь мне тогда было совсем не до смеха. Произошло же вот что.
Тогда, два с лишним десятка лет назад, медики весьма придирчиво исследовали наше здоровье по всем параметрам. Но особое внимание обращали на вестибулярный аппарат. Те из кандидатов, кто «проходил» кабинет отоларинголога, чувствовали себя значительно увереннее.
Исследования вестибулярного аппарата у меня были позади, но однажды снова пригласили в ЛОР-отделение. Оказалось, что забыли проверить пятое чувство — обоняние.
Сидя перед начальником отделения, я нюхал по очереди флакончики из темного стекла с какими-то жидкостями и говорил, чем пахнет. И вот на одном флакончике, что называется, споткнулся. Нигде и никогда не встречал этого запаха.
Удивленный врач несколько раз понюхал содержимое флакона и снова поднес его к моему носу. Однако и на этот раз я не смог определить запах.
Врач начал расспрашивать, были ли у меня в детстве травмы головы, падения, серьезные ушибы. Следует сказать, что обоняние — один из важнейших, главных показателей состояния центральной нервной системы. Нет, ответил я, никаких травм, серьезных ушибов, ничего подобного в моей жизни не было.
Отставив в сторону злополучный флакон, врач вздохнул и потянулся к моим документам. Я не поверил своим глазам, прочитав заключение отоларинголога: «Не годен». «Приговор» был подчеркнут красным карандашом.
Иван Иванович Брянов — он возглавлял отделение — вежливо попрощался со мной. Я вышел в коридор, прислонился к стене. Только бы удержаться, не зареветь, как ребенок.
Постоял, отдышался, вспомнил слова Юрия Алексеевича и вернулся к двери, из которой недавно вышел. Попросил разрешения войти и обратился к Ивану Ивановичу:
— Товарищ полковник, а что же все-таки там было?
Брянцев оторопело уставился на меня.
— Ты что? Валерианку не можешь распознать? Да как же ты вообще живешь, не различая запахи?
— Запахи-то я различаю — сами только что убедились, а вот с валерианкой встречаюсь впервые. А для чего она применяется?
Брянов, охватив руками голову, закачался в кресле, сестры и врачи дружно захохотали. В этот момент в кабинет начальника ЛОР-отделения вошел Павел Иванович Беляев.
— Павел Иванович, — обратился к нему Брянов, — вы можете представить человека, который ни разу в жизни не встречался с запахом валерианки?
— Это, должно быть, очень счастливый человек, — улыбнулся Павел Иванович Беляев.
— Согласен с вами, но только что я чуть не погубил одного из будущих космонавтов. Вот перед вами Коваленок — один из тех счастливчиков, которые не знают этого аромата.
Тут же полковник Брянов зачеркнул «Не годен» и жирно вывел слова, определившие мою дальнейшую судьбу: «Годен к специальным тренировкам».
Еще не до конца осознав происшедшее, я достал открытку и попросил у Павла Ивановича Беляева автограф для комсомольцев своей эскадрильи. Космонавт-10 написал на ней: «Комсомольцам и молодежи третьей эскадрильи желаю успехов в службе, работе, учебе и большого счастья на жизненном пути». Эта открытка стала дорогим документом в Ленинской комнате нашей эскадрильи.
Через несколько минут в палате до меня окончательно дошло — что случилось в кабинете отоларинголога. Начался настоящий нервный озноб. Спросил у дежурной сестры, что надо принимать в моменты сильного волнения. Сестра поднесла мензурку, в которую накапала коричневой жидкости — валерианка!
В моей космической биографии был еще один случай, связанный с валерианкой.
4 сентября 1978 года на орбитальной станции «Салют-6» произошло короткое замыкание, что могло привести к серьезным последствиям.
После ликвидации возгорания, представив возможный исход событий, ощутили заметное волнение. Помня о случае в кабинете отоларинголога, я развернул бортовую аптечку. Но… валерианки в ней не было. Дружный хохот раздался в космическом доме. Смеялись от радости, смеялись, видимо, и от нервного напряжения.
Выйдя на связь с Землей, подробно доложили о случившемся и тут же получили рекомендацию — принять валерианку. Мы вежливо поблагодарили за совет…
После медицинской комиссии мне был предоставлен отпуск. Вот тогда-то я и женился. Нина все допытывалась, почему я так долго был в госпитале. Понимая, что нам вместе идти по жизни, я рассказал ей все о своих мечтах и устремлениях. Сегодня могу сказать, что она стала моим самым верным соратником в делах космических. А вот какую ношу она взяла на себя, мне стало понятно лишь после возвращения из первого космического полета — самого короткого и самого трудного. Но об этом потом.
Осенью 1965 года меня вызвали на мандатную комиссию, председателем которой был Николай Петрович Каманин.
В зале рядом со мной сидели знакомые по госпиталю летчики, штурманы, инженеры. Пожалуй, лишь один из десяти прошел через строгое «сито» медицинских комиссий.
— Нижепоименованный личный состав ВВС…— прославленный летчик начал читать приказ о зачислении в отряд космонавтов.
— Глазков, Дегтярев, Зудов, Климук, Кизим…— звучит со сцены. Жду свою фамилию, с волнением прислушиваюсь к голосу Николая Петровича.
— Рождественский, Сарафанов…
Еще несколько фамилий, и список кончился.
Вся наша семнадцатая палата — Дегтярев, Зудов, Сарафанов — зачислены в отряд космонавтов. Меня среди них не оказалось.
Встречаюсь взглядом с Каманиным.
— Поздравляю всех зачисленных в отряд советских космонавтов…— произносит напутственные слова Николай Петрович.
К концу слышу:
— Сегодня мы не смогли взять всех, кто годен к космической работе. Вы будете нашим резервом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
