Глаза девушки сверкнули.
— Ты знал, что меня не было дома!
— Дети сообщили мне о твоем отсутствии, но я решил, что ты отправилась в Линдос за покупками.
— Ты ошибся. Я была в Родосе. Впервые со дня моего приезда на остров! — обвиняющим тоном добавила Антония. — Могу я спросить, по какому праву ты возражаешь?
Судовладелец еще не возразил, но собирался, и еще как, судя по выражению его лица. Ну что же, пусть начинает. Она померится с ним силами, если он этого хочет.
— Тебя не было весь день? — сухо спросил супруг.
— Я встретилась с Чаритосом в одиннадцать утра.
— И вернулась к чаю. Ты оставила детей более чем на пять часов.
— Они не младенцы. — Голос Тони был твердым, когда она вызывающе произнесла: — Могу я получить свой чек, пожалуйста?
Ее холодность была ошибкой — она только подхлестнула ярость грека. Подойдя к девушке, Дарос схватил ее за плечо. Его хватка была такой сильной, что Антония не могла вырваться.
— Этот чек, — прорычал ее муж, приблизив к ней лицо. — Как он к тебе попал?
Девушке удалось вывернуться из его рук. Она было решила объяснить происхождение чека, но внезапно ей захотелось пристыдить Дароса.
— Я же должна где-то доставать деньги! — заявила Тони. — Учитывая, что ты мне их не даешь!
Воцарилась тишина. Ни звука, кроме стрекота сверчков на оливковом дереве за окном и мягкого тиканья французских часов на белой мраморной каминной полке. Наблюдая за мужем, Антония вспомнила его деда, увидев в глазах мужчины то же пламя безумной одержимости. Она задумалась, машинально поднеся руку к горлу: «Этот тоже попытается убить меня?»
Наконец грек заговорил с мягкостью, более опасной, чем взрыв гнева:
— Очевидно, это плата за какую-то услугу. Но за какую?
За его двусмысленным предположением последовало изумленное молчание, а потом Тони подняла руку, собираясь залепить супругу пощечину. Однако прежде, чем она успела ударить, Дарос схватил ее запястье и вывернул его так, что девушка вскрикнула от боли:
— Отпусти меня!
— Не раньше, чем я захочу сделать это, и не раньше, чем ты скажешь мне, каким образом к тебе попал чек. — Он помахал бумагой перед лицом жены. — За что он?
— Поскольку ты уже сделал собственные выводы, нужды в дальнейших объяснениях я не вижу, — вспылила Антония. — И не ори на меня, будь добр!
Когда давление на запястье усилилось, слезы брызнули у нее из глаз, но на этот раз Тони не издала ни звука. Дарос был взбешен. Загорелая кожа его лица приобрела пурпурный оттенок, а вена на виске набухла.
— Если бы ты представляла, в какой опасности находишься, ты бы сменила свою дьявольскую гордыню и ответила на мой вопрос! — прорычал мужчина.
Возвышающийся над ней муж и мучительная боль в руке от его хватки, стальной блеск горящих глаз, жестокий изгиб его рта и напряженная челюсть — всего этого было более чем достаточно, чтобы сломить любую женщину, но Тони слишком разозлилась.
— Какой ты хочешь услышать ответ? — бросила она резко. — Ты уже намекнул, что я… я!
— Ну?
Девушка молчала. Она лишь еще сильнее покраснела под презрительным взглядом, которым ее одарил супруг.
— А разве не так?
— Ты мне ненавистен! — воскликнула Антония, дрожа от ярости. — Насколько же у тебя извращенное воображение, если тебе в голову приходят подобные мысли?! — Она была готова расплакаться, начиная понимать, что ей не победить в этой схватке из-за подтачивающей ее решимость неожиданной и необъяснимой тоски. Быть заклейменной как распутница! Слова мужа лишили Тони боевого духа и вызвали тупую боль в груди. Из-за этой боли она злилась на саму себя. Почему ее вообще должно волновать мнение Дароса? Разве она не лезла из кожи вон, пытаясь казаться корыстной и тщеславной, чтобы соответствовать его представлению о типичной англичанке? А сколько еще эпитетов она собиралась обыграть… Слабая улыбка тронули губы девушки при мысли о том, что «сила» и «эмансипированность» ни разу не были использованы.
— Что ты сделала с пятью тысячами фунтов? — тихо спросил грек в конце концов.
Стоило ли говорить ему? Супруг наверняка сочтет ее слова ложью. Не поверил же он ей, когда Антония сообщила, что, выписав счет на его имя, купила подарки Пэм и ее детям.
— Это мое личное дело.
Дарос отреагировал на это заявление, разорвав чек и бросив кусочки на стол. Взгляд Тони переместился от клочков бумаги к синему следу, оставшемуся на ее запястье. Грек тоже взглянул на руку жены. Его ярость, похоже, испарилась, но что-то в его спокойной, сдержанной манере сильно встревожило девушку. Более того, она с изумлением обнаружила, насколько часто бьется ее сердце.
— Ты не будешь принимать деньги от Чаритоса Леонти, как и от любого другого мужчины, — приказал судовладелец. — Тебе ясно?
Глаза Антонии были холодными и сверкали, словно стекло.
— Я категорически отказываюсь жить без единой драхмы в кармане. — Голос миссис Латимер звучал спокойно, под стать голосу мужа. В то же время предполагалось, что ее твердость произведет нужное впечатление. Мужчина с интересом ждал продолжения. — Я устроюсь на работу.
— С тремя детьми, за которыми необходимо присматривать? — Его черные брови недоуменно приподнялись.
— Когда они уедут домой, — парировала девушка.
— Моя жена не будет ходить на работу.
Тони возвела глаза к небу и раздраженно вздохнула:
— Ты хоть раз оказывался без единой драхмы в кармане?
— Я живу по средствам. — Дарос мрачно поглядел на жену. — И я не припрятываю деньги.
Это девушка пропустила мимо ушей, и она снова заговорила о намерении устроиться на работу.
— Я могу найти себе место в Линдосе, в магазине мистера Эфтимио.
— Ты, как я понимаю, уже обо всем заранее договорилась?
— Мы обсудили такую возможность, — пожала плечами Антония. — Туристы любят, когда есть англоязычные консультанты.
— Я запрещаю тебе работать, — надменно произнес судовладелец. — Ты действительно думаешь, что я позволю жене устроиться продавцом здесь, в моей деревне, у хозяина сувенирной лавки?!
Его высокомерный тон тоже был пропущен мимо ушей.
— Ты не сможешь мне помешать! — возразила англичанка.
— Нет? Моя дорогая девочка, после моего звонка мистеру Эфтимио завтра утром он очень быстро станет искать себе консультанта в другом месте, — усмехнулся ее супруг.
На Тони опять нахлынула тоска. Она развела руками, признавая собственную беспомощность, в которую раньше никогда бы не поверила.
— Я не могу жить без денег. — Девушка сглотнула, чтобы ее голос перестал дрожать. — Я не в состоянии даже пару чулок себе купить. Ты должен дать мне какую-то сумму!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
