У огня было так тепло и уютно, а потрескивание поленьев в камине наполняло душу мою спокойствием и отдохновением. Лежа в его объятиях, я почти забыла о том, что вскоре он должен будет уехать. Почти, но не совсем. Когда мы занимались любовью, я изо всех сил цеплялась за него, прижимая так крепко, словно надеялась и рассчитывала удержать его рядом с собой навсегда.
Потом, когда он заснул, я осторожно скользила пальцами по его великолепному мускулистому телу, восхищаясь каждой впадинкой, каждым изгибом, каждой развитой мышцей, перебирая светлые волоски, покрывавшие его широкую грудь. Он открыл глаза, улыбнулся, взял меня за руку и стал целовать кончики моих пальцев.
– Покидая Вену, я и представить себе не могла, что когда-нибудь встречу такого мужчину, как вы. И что буду чувствовать то, что испытываю сейчас. Очень долгое время я втайне жалела о том, что мне вообще пришлось переехать во Францию. Здесь все было совсем не так, как я надеялась… как надеялась моя семья. Я не справилась со своей главной обязанностью – обязанностью супруги.
– Позвольте с вами не согласиться. Шведский посол рассказал мне, как вы всегда заботились о своем супруге, поддерживая его во всем. Как вы помогали ему и понимали его, как никто другой.
– Но я потерпела неудачу. Я не подарила ему сына, наследника французского престола.
– Пока еще рано говорить об этом. Но вы можете стать матерью в самое ближайшее время – разве что Людовик страдает бессилием. У него есть внебрачные отпрыски?
– Нет. Я уверена, что нет.
– Тогда вина может лежать на нем, а не на вас. Вам не следует винить во всем только себя.
– Граф Мерси постоянно советует мне завести любовника, какого-нибудь дворянина, внешне похожего на Луи, и зачать от него ребенка. Но я не могу представить себе, что придется всю жизнь скрывать, кто его настоящий отец.
– Нет, это не выход. Кроме того, правда обязательно выйдет наружу, рано или поздно.
– Аксель, – несколько неуверенно начала я, – я должна признаться вам кое в чем.
– В чем именно, мой маленький ангел?
– До того как встретить вас, я любила другого.
Он снисходительно и милостиво улыбнулся и погладил меня по голове.
– В самом деле? И кто же этот счастливчик? Не беспокойтесь. Я могу лишь завидовать ему и не стану вызывать его на дуэль.
– Это мой грум, Эрик, – голос мой был едва слышен. – На самом деле мы никогда не занимались любовью по-настоящему, но…
– Да, я понимаю. Это была прелестная, невинная первая любовь. Но я все равно рад, что вы рассказали мне о ней. И я должен признаться вам, мой прелестный ангел, что тоже любил раньше.
– В вашей жизни было много женщин?
– Много. Но любил я всего нескольких.
– И вам никогда не хотелось жениться?
При этих словах на лицо Акселя набежала тень, а губы сжались, превратившись в твердую, прямую линию.
– Этого от меня ожидают. Когда-нибудь, полагаю, наступит такой день, и мне придется оправдать подобные ожидания. А пока что у меня есть… э-э-э… друг, очень близкий друг, мадам Элеонора Салливан, которая живет в Париже и чье общество очень мне дорого. Она куртизанка, и я знаком с ней уже долгое время.
– Куртизанка… Совсем как моя подруга мадам Соланж.
– Мадам Соланж очень мила. Элеонора далеко не так красива и намного менее известна, но у нее твердый характер и доброе сердце. В отличие от многих людей в этом мире, она живет по-настоящему. Ей многое пришлось повидать и пережить, она была женой, клоуном и гимнасткой в цирке. Она бесстрашна и всегда остается сама собой. Я восхищаюсь ею. Она многому научила меня.
Но тут он заметил, что я совсем пала духом, и поспешил утешить меня.
– Ах, мой маленький ангел, я бы не хотел, чтобы вы считали Элеонору своей соперницей. – Он обхватил мое лицо ладонями, с любовью взглянул на меня и поцеловал. – Еще никогда и никого я не любил так, как люблю и ценю вас. Вы все, о чем я могу думать и чего хотеть. Если бы только я не должен был покинуть вас…
Мы перестали разговаривать и снова занялись любовью, потом заснули. После мы поели и еще немного поговорили, пока не пришла Лулу, чтобы зажечь лампы. Это означало, что Акселю время уходить.
Боже, как я люблю его! Ради него я шагнула бы в огонь. Ради него, если бы он попросил, я пошла бы на край света. Ах, если бы ему не нужно было уплывать в Америку и рисковать там жизнью. Ах, если бы я могла заставить его остаться здесь, в этой теплой комнате! Если бы я могла и дальше наслаждаться его стройным, мускулистым телом, влажно поблескивавшим в свете камина, и вглядываться в его чудесные голубые глаза, полные любви ко мне.
20 февраля 1778 года.
Аксель уехал, и я пребываю в печали и тоске. Мне было невыносимо видеть, как он уезжает. Когда он пришел вместе с генералом Рокамбо для формального прощания, я залилась слезами. Его сестра, баронесса Пайпер, тоже была здесь. Она всхлипывала, и он нежно обнял ее. Он не осмелился сделать то же самое со мной, лишь поцеловал мне руку и сунул записочку. Позже я прочла ее:
«Мой очаровательный маленький ангел, я увожу с собой вашу любовь. Сохраните же мою в своем сердце до моего возвращения».
Где он сейчас? И когда же он вернется ко мне?
12 апреля 1778 года.
У меня будет ребенок. Софи полагает, что все симптомы налицо. Генерал Кроттендорф запаздывает, грудь у меня стала чувствительной, и мне все время хочется спать.
Отец ребенка – конечно, Людовик, а вовсе не Аксель. Аксель был очень осторожен, когда мы занимались любовью. Он сказал, что должен быть уверен в том, что наша связь останется без последствий.
Людовик говорит, что мы должны подождать еще месяц, прежде чем объявим всему миру о моем состоянии, и доктор Буажильбер с ним согласен. Пока что я не написала об этом даже матушке. Она будет счастлива услышать столь радостную новость.
21 апреля 1778 года.
Наши солдаты тысячами прибывают в полевые лагеря в Нормандии и Бретани. Мерси говорит, что мы должны вторгнуться на территорию Британии, которая объявила нам войну из-за того, что мы вступили в союз с американскими колониями. Людовик проводит много времени над списками оружия и провианта для войск, а также пишет письма поставщикам, указывая на обнаруженные дефекты в ружьях и пушках. Ему ненавистны совещания с министрами, и он постоянно жалуется, что они игнорируют его мнение, делая совершенно противоположное тому, на чем настаивает он.
Я напоминаю, что министров выбрали, в первую очередь, из-за их мудрости и опыта, которых у них больше, чем у него. Но когда его тщеславие уязвлено, он становится очень упрям, что случается все чаще.
Теперь по утрам меня тошнит, а после обеда клонит в сон. Меня уверяют, что это нормально. Я ношу в своем лоне наследника французского престола, и его безопасность превыше всего.
