Именно сейчас необходимо понять: между «созданы друг для друга» и «созданы друг для друга, чтобы иметь детей» – большая разница.
Надо жениться, чтобы о тебе никто не смог сказать через двадцать лет – это, по Кафке, тот же «старый холостяк с измененной формой бороды». Прилежно выпиши правильные слова из книжки Р. Гари «Свет женщины» и следуй им:
«Здорово, когда можешь помочь кому-то, когда сам нуждаешься в помощи»;
«Чтобы быть счастливым вдвоем, недостаточно быть несчастным поодиночке»;
«У холодной женщины мораль и психология спят в одной постели»;
«Что такое проблемы совместной жизни? Одно из двух: либо проблемы, либо совместная жизнь»;
«Совместная жизнь – это когда мужчина живет женщиной, а женщина живет мужчиной»;
«Любовь – это еще и талант придумать того, кого любишь».
Когда великие говорили о предельности какого-то возраста для того или иного рода жизненных свершений, ими руководило отнюдь не морализаторское стремление предложить человечеству чеканный афоризм. В действительности каждый возраст отмечен далеко не метафизической связью с перспективой. К 30 годам следует жениться хотя бы потому, что еще есть жизненные силы вести семейную жизнь, полемизировать с женой, мириться, растить детей, разводить кроликов, повышать, что называется, свой профессиональный уровень, то есть делать все, чтобы к сорокалетию стать финансово независимым и на своем примере доказать наследникам правоту избранного жизненного пути.
Многие психологи, описывая муки 30-летнего, рекомендуют ему бросить все и начать новую жизнь. А что? В этом есть свои резоны, если тебе и без того нечего терять. Для иных резко сменить образ жизни – это, безусловно, чепуха, украшенная марципанами статистики, перевязанная ленточкой психологической терминологии, но все же чепуха.
Нельзя долго питать свою душу отчаянием, у всего должен быть предел – и у ярости, и у слабости, у неистовства и замешательства. Терзаясь душевными кошмарами, можно выиграть одну-две битвы, но победу в войне за жизнь одержать не удастся.
О том, что тебя ожидает в будущем, расскажет наша дежурная пифия Тибор Фишер: «По-настоящему ты живешь лишь в промежутке от двадцати до тридцати: что-то делаешь, как-то крутишься, пытаешься чего-то добиться. А потом на тебя вдруг начинает валиться все разом, и этот завал уже не разгрести, и ты вновь возвращаешься в детство – только в усталом, выдохшемся варианте».
Все! Наступил момент, когда падений во всем – в любви, жизни, в гололед тоски – становится куда больше, и они перекрывают все взлеты, которые были вначале. Попытайся мыслить кризисно, а не только проблемно, хотя у тебя это получится, потому что о тебе сказал Чарли Уильямс: «Собственную задницу ты не сможешь найти, даже если тебе воткнуть туда рождественскую елку».
И все же прислушайся к совету. Хватит пить, лапать бесчисленных баб, дурачиться с идеями и заниматься эго-сёрфингом. Пора жить настоящим, дружище. Любовь – это не сладострастный рассказ о том, что кто-то совал свой пестик в чью-то ступочку. Вспомни Дэвида Ирвинга: «Любовь должна быть определенного цвета и даже оттенка. Чтобы больше была похожа на пожарную машину, чем на помидор».
Следует помнить: каждая радостная или печальная мысль – это предупреждение о будущем. И пусть лучше предсказывают его только добрые мысли. Достаточно переполнять сердце печальными воспоминаниями о любви, которая опустошила душу. Пора воспитать в себе способность к забвению. И пусть былая, несостоявшаяся любовь на время станет личным врагом – только на время. Надо верить, что случится, непременно случится новая любовь, с душою из цветов и профилем ангела.
Довольно грустного вальса сомнений, пора разучить па нового танца, пока жизнь не заставила плясать под дудку беспробудного уныния. Побольше дружелюбия во взгляде и поменьше меланхолии. Совершенного счастья не бывает, но надо упорствовать в вере. Придай лицу непроницаемость. От тебя ожидают уверенности и непринужденности. Пора запустить в сердце дразнящую надежду.
Каждый настоящий мужчина должен быть там, где дышит жизнь. Он сам должен заставлять жизнь дышать. Просто надо постараться пристроить свою душу к чему-нибудь, что приятно уму и сердцу, – к женщине, работе, творчеству. Хотя в этом возрасте любой выбор синонимичен творчеству. Не следует забывать, что любовь и творчество – это когда в сердце завелась жизнь. В противном случае ты устроишь такие игрища с бытийными понятиями, что свернешь им шею и раздробишь душу. Скоро тебе нужно будет выбраться из тревожной недосказанности, придать жизни форму и смысл, сделать окончательный выбор: или ты любишь, или вдохновенно говоришь о любви. В противном случае ты упадешь в пропасть между Эросом и Логосом.
Сравнительный портрет мужской популяции. Измерение уровня самоактуализации: о геометрии тела и духа
Для юноши каждый день – это пренебрежение законами логики, нарушение последовательности самоизложения.
Для тридцатилетнего каждый день – обращение к рассудку, использование точных определений и доказательных построений.
Для мужчины в сорок интуиция природы дополнена выработанной способностью: ко всему подходить с мерками усталости.
Для пятидесятилетнего в каждом дне заключено много душевной грации и мало смысла.
Очень скоро всякий день станет подобен главе из учебника геометрии. Каждая глава – теорема, каждый вывод – формула, которая звучит убедительно, но малоприменима к жизни.
Мужчина между Эросом и Логосом (35–40)
Для самопроверки: о куропатках и рогатых оленях
Каждый юноша неудовлетворен, как собака, красив, как конь, и сентиментален, как хомячок.
В 30 лет – мир приходит в движение. Собачки, кони, хомячки, любовь, хомячки, кони… Мысли разбегаются вместе с желаниями и возможностями.
У 35-летнего желания – как гнедые собачки, а возможности – как сторожевые хомячки.
В 50 лет – прочь цепь, сбрую и клетку: я сентиментален, как конь, красив, как собака, и неудовлетворен, как хомячок, но только вот хомячки любви пугаются собачек жизни…
Ключевые слова и понятия
«Первые тридцать лет – это текст, – говаривал Шопенгауэр. – Остальное – комментарий».
Временное перемирие в борьбе за жизнь и с жизнью. На лице и на теле все признаки физического утомления. Низкая самооценка любовной кредитоспособности. Борьба с инстинктами отвлекает, но не спасает.
Пора признать: этот возраст – одна из форм любовной инвалидности. Закладка судьбы покоится в энциклопедии каждодневности на любопытнейшей странице, в которой подчеркнуто слово «Брак». Жужжат ненужные мысли: как-то все неважно получается, следует что-то срочно предпринять. Довольно жить размазней! Нужно действие, чтобы поддержать бытийный хребет корсетом поступка. Мир обольщает глаза, каждая девушка источает запах жизненного творчества. Пора предпринять попытку стать абитуриентом в один из самых важных институтов жизни. Женитьба.
Если в 35 лет начать писать автобиографию, то это не будет знакомый юношам рассказ про чудесную дудочку ожиданий и волшебный кувшинчик талантов. Регистр желаний и выбора сузился. Следует научиться принимать в расчет самые нелицеприятные истины: желание, не подтвержденное возможностями, схоже с ускользающей тонкой нитью. После школы мужчину почти двадцать лет плющило – неурядицы на работе, в семье, амбиции, нереализованные цели. Подобные вещи постепенно уничтожают, делают человека несчастным, заставляют задуматься о своей ценности и усомниться в ней. На поверку выходит история, которую трудно переписать.
Следует задать себе вопрос: может, у меня с транспарентной интенцией что-то не ладится?
Страстное порицание чего-нибудь пакостного и мерзкого сменяется в этом возрасте приятием очевидного.
Ужимки лукавого обольщения. Краснобайство как форма сексуального подавления. Юмор – это позиция раба жизни: если он чем и владеет, то только словами. Мужчина по инерции еще продолжает вести отчаянные споры о призрачных понятиях, пускает фейерверки ярких, красивых мыслей, салютует возрастной трагедии, страстно жаждет мгновенно добиться пышного звания умопомрачительного оппозиционера и идеологического скандалиста. И, как в любой антрепризе, стремится сорвать побольше аплодисментов. А слушатели рукоплещут все реже.
Присвоение возрастного индекса. Личное дело № 35—40
Пришла пора на своем жизненном примере убедиться в правоте главенствующей истины, прекрасно выраженной одним из героев Айрис Мёрдок: «Жизнь ужасна, ужасна, как сказал философ».
С высоты полувекового юбилея 35 лет – пустые хлопоты, ничтожные старания, буря в стакане воды. Но как не безобидны эти бури, хлопоты и старания!
Сомерсет Моэм признался, что к 35 годам утратил вкус к чтению: просто возраст уже не тот, чтобы развлекать свое воображение историями о чужих людях и их чужих страстях.
