Это была большая охапка цветов — хризантем, ноготков, бархатцев, лилий — только что срезанных в саду, где она собственноручно ухаживала за ними.
Когда она расставила пышные букеты у подножья обеих могил и стала любовно поправлять стебельки цветов, Николас обессилено облокотился о покосившуюся могильную плиту, чувствуя себя презренным злодеем. Лаура пришла сюда, чтобы отдать дань памяти родителям, а он преследовал ее так, словно она была закоренелой преступницей. И если у него остается в душе хоть клочок порядочности, он должен вернуться обратно в поместье и оставить ее горевать в одиночестве.
Но его желание быть рядом с ней оказалось сильнее стыда. Поэтому он помедлил, наблюдая, как она отходит от могил родителей и относит оставшиеся цветы к другим двум могилам неподалеку. Первую она не удостоила даже взгляда, но почтительно опустилась на колени около второй. Могильный камень был новым, на его свежевыбитой поверхности не было даже намека на лишайник. И несмотря на то, что у летней травы не было времени покрыть голую землю своим одеялом, маленький алебастровый ангел нес над могилой свою бессменную вахту, молитвенно сложив вместе свои крошечные толстенькие ручки.
Странно, но не свежая могила, а ангел вызвал в душе Николаса непонятный озноб. Сам того не понимая, он двинулся вперед, притягиваемый одинокой фигуркой.
Лаура сняла перчатки и стала выпалывать сорняки, проросшие вокруг могилы. Она так сильно сосредоточилась на своем деле, что даже не услышала, как он подошел.
Он остановился только тогда, когда смог, наконец, прочесть памятную надпись, вырезанную на камне — слова, которые была сильны и изящны в своей простоте.
"Элеоноре Харлоу, любимой матери"
— Кем она была?
Лаура уронила горсть сорняков и, повернув голову, с удивлением поняла, что рядом стоит Николас, и его прекрасное лицо непроницаемо-застывшее.
Она прижала руку к бешено бьющемуся сердцу, презирая себя за чувство вины, из-за которого стала такой нервной.
— Как ты меня напугал! Я подумала, что это призрак.
— А ты его ждала? — спросил он, кивнув в сторону могилы.
Лауре потребовалось несколько секунд, чтобы понять двусмысленность вопроса, и она покачала головой.
— Я не могу представить себе более неподходящую для посещения призрака могилу, чем могилу леди Элеоноры.
Николас нагнулся и помог Лауре подняться на ноги. От долгого стояния на коленях у нее затекли ноги, она запнулась и на какой-то миг чуть не упала на него, развеяв при этом свои сомнения, что он человек из плоти и крови, а не призрак. Горячая кровь бурлила под теплой мужской кожей.
— Кем она была? — повторил он, пристально глядя ей в глаза.
Лаура отвела взгляд и, отдернув руку от его тела, нагнулась, чтобы собрать оставшиеся цветы.
— Большинство людей назвало бы ее нашим опекуном. Но я предпочитаю думать о ней, как о нашем ангеле-хранителе (игра слов. guardian (англ) — опекун, guardian angel — ангел-хранитель — прим. переводчика). Это она предложила моему отцу место приходского священника в Ардене. — Лаура положила на могилу белую лилию и задумчиво улыбнулась. — После смерти родителей она взяла нас к себе и дала нам дом.
Николас присел на корточки и проследил пальцем даты, вырезанные в граните.
— "14 октября 1768 — 2 февраля 1815", — прочитал он и, нахмурившись, посмотрел на Лауру. — Вещи в моей комнате ведь принадлежали ей, не так ли? Шкатулка со швейными принадлежностями? Библия? Расческа для волос? — Казалось, он хотел что-то добавить, но остановился, крепко сжав губы.
Лаура коснулась его плеча.
— Я надеюсь, ты не суеверен. Я положила тебя в ее спальню, потому что ты был ранен, и я хотела, чтобы у тебя были все самые лучшие удобства. Тебе не стоит беспокоиться о ночных стенаниях и грохочущих цепях. Леди Элеонора не вынесла бы даже мысли о том, чтобы потревожить твой сон, уж не говоря о твоем душевном равновесии.
— Я не верю в призраков, — сказал он, глядя на другой могильный камень, который был бы похож на могилу леди Элеоноры, как брат-близнец, если бы не выглядел совсем заброшенным и не был забит сорняками. Не было и признаков того, что кто-то приносит к нему цветы — сейчас или в прошлом.
— Муж леди Элеоноры, — сухо сказала Лаура, отвечая на его невысказанный вопрос. — Она всегда говорила, что его надо было похоронить за пределами освященной земли.
— Он покончил жизнь самоубийством?
— В каком-то смысле. Допился до смерти. Но не раньше, чем разбил сердце своей жены, — тихо добавила Лаура.
Николас нахмурился еще сильнее.
— Я знал ее?
Лаура занялась цветами, подмешивая тонкие веточки турецкой гвоздики к выносливым ноготкам и хризантемам. Как иногда напоминала ей Куки, одним из самых больших желаний леди Элеоноры было увидеть, что Лаура выходит замуж за доброго и красивого джентльмена. Она украдкой глянула на строгий и безупречный профиль Николаса. Несмотря на свое решение не лгать больше, чем это необходимо, кажется, не было вреда в том, чтобы выдать за правду то, что могло бы случиться.
— Конечно, ты знал ее, — твердо сказала Лаура. — Она до безумия любила тебя и наслаждалась каждым твоим приездом. Она часто говорила, что ты ей как сын.
К ее неудовольствию, Николас не удовлетворился ее объяснением.
— Здесь написано "любимой матери", — показал он на могильный камень. — А ее собственные дети? Почему они не приносят цветы на ее могилу?
Улыбка Лауры увяла. Боясь открыть больше, чем хотелось, она опустилась на колени рядом с ним и стала быстрыми движениями разбрасывать цветы у подножья могилы.
— У нее был только один сын, и он, я боюсь, противная жаба в человеческом обличье, которая не заботится ни о ком, кроме себя самого.
Его острый взгляд уперся в ее лицо.
— Мисс Фарли, а вы ведь сильно его не любите, не правда ли?
Ее пальцы закостенели, сорвав со стебля цветок.
— Напротив. Я не испытываю к нему неприязни. Я его ненавижу.
Николас спас пучок тонких лилий от ее смертоносной хватки раньше, чем она смогла обезглавить и их тоже.
— Так расскажи мне — что такого сделал этот неудачник, чтобы вызвать к себе подобную враждебность со стороны твоей нежной души? Пнул котенка? Имел привычку пропускать воскресную службу? Угрожал отшлепать Лотти так, как она того заслуживает?
— О, мы с ним никогда не встречались. И это хорошо. Поскольку, если бы встретились, я наговорила бы ему такого, что он бы в век не забыл.
— Небеса на его стороне, — пробормотал Николас, не отрывая взгляда от ее губ.
Лаура была слишком разозлена, чтобы обратить на это внимание.