Уже после ареста Баллода Фаминцин сумел издать книгу Гиртля, и в течение 15 лет это был основной учебник анатомии для студентом-медиков. Одного этого достаточно, чтобы имя Петра Баллода осталось в истории российской науки. Но Баллод учёным не стал, хотя учёбу не бросил.
В 1857 году был разрешён приём в Петербургский университет получивших домашнее образование и лиц низшего сословия (одна из реформ после Крымской войны). Баллод воспользовался этим, и в 1858 году поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета.
Сохранилась переписка с попечителем университета об освобождении Петра Баллода как сына священника от платы за обучение. 5 ноября 1858 года попечитель дал положительный ответ – с учётом крайне бедственного положения просителя. При поступлении в университет Баллод сдавал экзамен по физике. Особым прилежанием студент Баллод и здесь не отличался. Поначалу он всё время уделял переводам, позже – подпольной работе. За участие в студенческих беспорядках 5 декабря 1861 года Баллода исключили с третьего курса. Сам университет был закрыт. Последний документ в «личном деле Петра Баллода» – его заявление от 31 марта 1862 года: бывший студент II курса естественного отделения просит допустить его к переводным экзаменам на III курс. Каким-то чиновником сделана отметка на заявлении: «Экзамена не сдавал».
После Крымской войны свободомыслие пустило в России глубокие корни, царский «Манифест» не мог удовлетворить все слои общества. В Петербурге взбунтовались студенты, офицеры, интеллигенция. И Пётр Баллод оказался в самом центре столичных беспорядков. Он оборудовал подпольную печатню, назвав её «Карманной типографией». В марте 1862 года нелегальная «Карманная типография» Баллода начала действовать, выпуская прокламации.
Пётр Давыдович Баллод. 1861 г.
В том же году в ответ на наделавшую много шума антигерценовскую брошюру, подписанную псевдонимом Шедо-Ферроти, Дмитрий Писарев написал статью с резкой критикой этой брошюры, рассчитывая опубликовать её в «Русском слове». Но в публикации ему было отказано, цензура сочла невозможным опубликовать рецензию Писарева.
Баллод предложил сделать это в его типографии. Писарев не сразу согласился на это предложение, но в конечном итоге его рецензия, переписанная заново, в ещё более резком тоне критикующая самодержавие, всё же была напечатана. «Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть… – говорится в заключении статьи. – То, что мертво и гнило, должно само собою свалиться в могилу. Нам останется только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы».
Но тем не менее статья Писарева не дошла до своего читателя: 18 июня 1862 года по доносу Баллод был арестован и доставлен в Петропавловскую крепость, а тираж – изъят. Через пять дней был арестован и Писарев.
Сенатская следственная комиссия по делу Баллода полагала, что студент Баллод не был одинок в своём бунтарстве, для приобретения и содержания типографии нужны были деньги. Однако не смогла добиться от Баллода никаких имён.
«Комиссиею отобраны ответы от содержащегося в крепости бывшего студента С.Петербургского университета Петра Баллода на данные ему 25 вопросов. По рассмотрении ответов оказалось, что Баллод, сознаваясь в своих преступлениях, стремится, однако, к закрытию сообщников» [35].
11 ноября 1864 года «С.-Петербургские ведомости» сообщили о приговоре и резолюции царя: «Быть посему, но с тем, чтобы Баллоду срок каторжной работы ограничить 7-ю годами».
А 20 ноября 1864 года в Петербурге государственный преступник Петр Давыдович Баллод был подвергнут гражданской казни у позорного столба, а затем на семь лет отправлен в сибирскую каторгу. При этом ему, лишённому всех прав, запрещалось и возвращение после отбытия каторги в Санкт-Петербург и Москву… Как политического преступника его препроводили в Сибирь «с почётом» – не пешком, по этапу, а в санях, запряженных лошадьми.
Все прелести каторги, которую он отбывал в Забайкалье, Пётр Баллод испытал сполна. На Александровском заводе он познакомился с Н. Г. Чернышевским.
После отбытия каторги Баллод отправлен на поселение в волостной центр Илга Верхоленского округа. Перед отправкой он написал письмо в Петербург своему старому другу, а в тот момент уже профессору музыки и эстетики Александру Фаминцыну.
«Вы спрашиваете меня, чем я буду заниматься на поселении. У меня, разумеется, планы обширные. Хочется мне заняться какой-нибудь торговлей, и засеять несколько десятин хлеба, и откармливать свиней и – наконец, самое главное, завести свечную и мыловаренную фабрику. Это последнее предприятие, с которым я ближе всего знаком и которое, как мне кажется, должно было бы дать наибольший барыш, менее всего осуществимо, так как на него осенью в октябре месяце мне нужно сделать затрату по крайней мере руб. в 300» [121].
В Илге Пётр Баллод некоторое время служил в волостной управе писарем и тосковал по настоящей жизни. Конторщики-коллеги упрекали его в том, что он не берет с туземцев «благодарностей» за составление прошений.
В 1873 году (или годом позже) он отправляется на золотые прииски. Один, в утлой вёсельной лодчонке, в более чем тысячекилометровый путь по Лене. Однажды, вспоминал Баллод, его хотели потопить – приглянулась лодка. Спасли туман и прочные весла. Он благополучно добрался до Олёкминска и окунулся в старательский водоворот во владениях Ленского золотопромышленного товарищества.
Император Александр II трижды собственнолично решал судьбу Петра Баллода. В первый раз летом 1862 года, когда выразил свою «непреклонную волю… чтобы комиссия обратила преимущественно и безотлагательно внимание на действия арестованного при полиции студента Баллода». Затем в 1864 году, когда уменьшил более чем вдвое определённый ему Сенатом срок каторги – с 15 до 7 лет. Третье вмешательство царя имело место много позже, уже после отбытия Баллодом каторжного срока.
В 1876 году «государственный преступник» Пётр Баллод обращается к начальнику Третьего отделения с просьбой снять с него политический надзор, так как иначе он не может стать уполномоченным. Прошение, естественно, было отвергнуто. Баллод так бы и прозябал рабочим поисковой партии, без всяких прав на самостоятельную деятельность, не протяни ему руку помощи А. С. Фаминцын.
Как свидетельствуют архивные материалы, 28 апреля 1877 года профессор Фаминцын отправил личное письмо петербургскому генерал-губернатору. Тот в свою очередь обратился к министру внутренних дел. 17 мая министр написал Третьему отделению, и 31 мая последовало высочайшее разрешение: «Баллод имеет право всех состояний и на переселение из Сибири в Европейскую Россию на жительство под надзором полиции».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
