Он услышал грохот башмаков — мимо прошла группа воинов, с презрительным видом рассекая толпу.
Ронин шел по извилистым, изменчивым улицам, приноровившись к стремительному ритму городской жизни, повторяющемуся и меняющемуся поминутно, со вспышками ярких цветов, буйством звуков и ароматом пряностей.
Он наблюдал за всевозможными сделками, совершаемыми очень быстро; он наблюдал за людьми, которые, казалось, не делают ничего, а только глазеют на других людей, стоя у окошек лавок или сидя вдоль стен зданий.
Он загляделся на птиц с бочкообразными грудками, которые сидели на толстом деревянном насесте и чистили свои длинные шафрановые перья. Как раз в это мгновение он услышал звук — один из мириадов городских шумов, но различимый так явственно, словно его принесло ветром. Достигнув слуха Ронина, звук захватил его и, подобно ловчей сети, потащил по изгибам кривых переулков, по сырым проходам. И вот Ронин уже стоит перед каменной стеной, а вокруг раздается звон колоколов. В каменной стене была древняя деревянная дверь. Не раздумывая, он открыл ее и вошел.
Когда Ронин переступил порог, городские шумы отошли на задний план, и он услышал колокола отчетливее, хотя источник звука находился, казалось, еще довольно далеко.
На фоне внезапной вязкой тишины протрубил рог — один раз.
Снова послышался бархатный колокольный звон. Ронин оказался в саду, ухоженном и аккуратном. Необычайной красоты цветы различных оттенков — белого, желтого и розового — были разбросаны изысканными узорами среди камней, косматого мха и остролистых папоротников.
Послышалось журчание воды, и чуть дальше Ронин обнаружил небольшой водопад, ниспадающий в пруд, в котором плавали маленькие рыбки с длинными плавниками, колыхавшимися в зеленой воде серебристыми вуалями. Он прошел по дорожке, вымощенной ослепительно белыми камешками.
Колокола умолкли, а рог протрубил еще раз. Послышалось тихое, ритмичное, ласкающее слух пение. Как Ронин ни напрягал слух, он не смог различить ни единого звука города, оставшегося за каменной стеной.
Посреди сада стояла большая металлическая — возможно, и бронзовая — ваза. Рядом сидел древний старец в коричневых одеждах. Морщинистое лицо безмятежно, глаза закрыты. Седые редкие волосы. Длинная и клочковатая борода. Он сидел неподвижно, как каменное изваяние.
Протянув руку, Ронин прикоснулся к выступающим металлическим бокам вазы и почувствовал... пустоту. Настолько полную пустоту, что она казалась осязаемой. Ему как будто открылось неизменное пространство, годы опали сухими листьями, века миновали безмолвными дождевыми каплями, эпохи возникли из небытия, растворились, распались. На него опустилась великая тишина: гром вечности.
Ронин был потрясен.
Он обнаружил, что глаза у него закрыты. Когда он открыл их опять, высоко в воздухе снова звонили колокола. На негнущихся ногах он прошел через деревянный портал. Ощущение было такое, что дуновение мелодии перенесло его в другой мир. Воздух, насыщенный благовониями. Тусклый и коричневатый свет, словно поблекший от древности. Каменные стены, мраморные колонны, неразличимый во мраке потолок.
В отдалении горели свечи — бессчетное множество желтых свечей. Маленькие огоньки подрагивали, напоминая танцоров, готовящихся к представлению. Благовония и дым от свечей как будто придали воздуху третье измерение. Ронин двигался медленно, словно преодолевая сопротивление воды и чувствуя себя рыбкой в пруду. Века нависли над ним слитками серебра, плотные и прекрасные.
Потом ему показалось, что он слышит кашель, приглушенный и вопрошающий, больше похожий на рык животного. Голос, настолько далекий, что Ронин услышал лишь эхо, произнес: «Разыщи его». Тихий шаг на мягких лапах. Легкое, словно шорох осенней листвы, поскребывание. «Ты должен его разыскать». Отголосок от эха. Затих. Пропал.
Он полусонно осмотрелся вокруг. Снова в пространстве разлилось пение, прозрачное, безмятежное, насыщающее воздух призрачным ароматом звука. Косые струи коричневатого света падали сквозь высокие узкие окна, окрашивая каменный пол и тростниковые циновки. Он был один.
Он почему-то подумал о бронзовой урне и старце, что так тихо сидел рядом с ней.
Он так и сидел там, когда Ронин вернулся в изысканный сад. Глаза закрыты. Неподвижное изваяние. Рыбы лениво плавают в пруду. Гортанно журчит вода. Колокола молчат.
Приблизившись к каменной стене, Ронин вышел через деревянную дверь. Как только он закрыл ее за собой, на него тут же обрушился нестройный городской шум — налетел неистово и отчаянно, словно облако саранчи в летнюю жару.
Он пошел наугад, все еще ошарашенный, все еще под впечатлением от этого странного места. Он долго бродил по улицам, пока не понял — по угасающему свету, — что день уже почти на исходе. Ронин спросил у какого-то тучного, щербатого и потного торговца, скучавшего в дверях своей лавки в ожидании посетителей, как добраться до резиденции риккагина. Торговец внимательно посмотрел на него, на его одежду, на меч на бедре, на кошелек на поясе.
— Не желаете ли поужинать, господин?
Дыхание его было зловонным.
— Да, но...
— Может быть, гуся. Или отличного, только что зарезанного поросенка. — Голос торговца сделался заискивающим. — Чудесный такой поросеночек, очень мясистый и по самой сходной цене. Всего двадцать медных монет.
— Прошу сказать мне, где...
Торговец нахмурился.
— Если же вы думаете пойти к Фарре, так вот что я вам скажу: его мясо моему и в подметки не годится. — Он заломил пухлые руки страдальческим жестом. — А уж какие он цены заламывает! Надо бы доложить зеленым.
— Улица Контрабаса недалеко отсюда?
— Надо бы, да... но я человек не мстительный, кого угодно спросите на улице Бурого Медведя. Я простой честный коммерсант. Я в чужие дела не лезу. Не спрашивайте меня, что делается за углом или... — он многозначительно закатил глаза, — наверху. Если я вам скажу...
— Прошу вас, — перебил его Ронин, — мне нужна улица Контрабаса. Как мне туда добраться?
— Если им нравится делать все эти подлости, то кто я такой, чтобы говорить...
Ронин оставил его и пошел прочь, не разбирая дороги.
— Вот и ступайте к Фарре, как вы, верно, и собирались с самого начала, — крикнул ему вслед толстяк визгливым голосом. — Вы друг друга стоите!
Он миновал магазин ковров на улице Трех Вершин. Здесь было полно покупателей и приказчиков, похожих друг на друга как две капли воды. Дальше располагалась аптека, над дверью которой на древних скрипучих цепях висел огромный каменный кувшин; пыльная витрина была забита маленькими разноцветными пакетиками, склянками с какими-то порошками, подозрительно похожими на песок, кувшинчиками с жидкими снадобьями. В центре этого изобилия стояла высокая ваза с крышкой, наполненная желтоватой жидкостью, в которой плавал корень, очертаниями напоминающий человеческую фигуру. Цвет он имел темно-коричневый, с оранжевым оттенком, и от него отходило множество нитеобразных отростков. Эта вещь почему-то заинтересовала Ронина, и он вошел в лавку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
