новым спиралям и неслась с лихорадочным темпом к целям, ещё неясным.1032
2 (15) марта 1917 года по соглашению между Временным комитетом Государственной думы и исполкомом Петросовета было создано Временное правительство. Временное правительство утвердило „Марсельезу“ в качестве государственного гимна. Текст гимна „Отречёмся от старого мира“ звучал актуально как никогда и шёл в ногу со временем. Как заметил историк М. Н. Покровский, в феврале-марте 1917 года началось диалектическое превращение „завтра“ в „сегодня“.1033 Это было поистине так.
Поэт В. В. Маяковский как никто другой уловил дух времени и масштаб происходящего. В своём стохотворении „Революция“ он написал:
Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее „Прежде“.
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
жизнь переделаем снова.1034
По воспоминанием современников, в те дни само ощущение жизни стало иным. Весь воздух был пропитан ожиданием нового, стал особым, праздничным.1035 Даже такой консерватор как П. Б. Струве отметил, что быстрота событий ошеломляла ум. По мнению публициста, все испытали громадный и спасительный нравственный толчок. Струве продолжил: „Мы пережили историческое чудо… Оно прожгло, очистило и просветило нас самих.“1036
Миллионы россиян испытывали настоящий катарсис. По свидетельству сторонника РСДРП(б) К. В. Островитянова, в первые дни Февральской революции многим казалось, что исчезли все классовые противоречия, и настало царство Исайи, когда „волк почиет с агнцем“. Островитянов продолжил: „Все нацепили красные бантики, всюду реяли огненные революционные флаги – всё окрасилось в цвет революции, о котором говорилось в популярной песне: 'то наша кровь горит огнём, то кровь работников на нём'.“1037
Географ Дмитрий Руднев писал о тех днях в письме, что нельзя было описать великого торжества всех благомыслящих людей всюду и везде, при известии о перевороте: „Единение было воистину великое; я сам был в Петрограде случайно до 2-го марта, вечера, и пережил эти первые дни в Петрограде и видел своими глазами роды Свободной России.“1038
Многовековые барьеры между классами и прослойками рухнули. Людей будто подменили.1039 Наступил „праздник души“.1040 Все говорили „мы“, „наша“ революция, „наша“ победа, „наша“ свобода.1041 Страну наполнили вернувшиеся на родину изгнанники и освобождённые политические узники. Тысячи людей радовались, обнимая своих друзей и близких после долгих лет разлуки.1042
Писатель Виктор Шкловский признался, что он был счастлив вместе с толпами. По словам современника, это была Пасха и весёлый, масленичный, наивный, безалаберный рай.1043 Другая свидетельница, вовсе не склонная к сентиментальности поэтесса З. Н. Гиппиус, писала, что в те дни один и тот же луч, печать богоприсутствия лежал на лицах всех людей, преображая их: „И никогда не были люди так вместе: ни раньше, ни после.“1044
На улице запестрела масса воззваний от различных профессий: шофёров, булочников, деревообделочников, портных и печатников. Были также обращения от студентов, учащихся старших классов и служащих. Все они призывали объединяться и организовываться.1045 Богослов, проповедник и руководитель Российского студенческого христианского движения В. Ф. Марцинковский вспоминал дни всеобщего братания с редкостным теплом.1046
По словам Марцинковского, была весна в природе, была весна и в самой революции: „Точно большой народный праздник, праздник свободы наполнял улицы и площади небывалым оживлением, опьянял исступленным весельем! В эти дни члены нашего христианского студенческого кружка рассыпались среди уличной толпы, раздавая маленькие евангелия. Их принимали охотно, с одобрением, даже говорили: 'Ну, вот теперь новую жизнь начнем'…“1047
В последующие дни революция распространилась по империи как лесной пожар. Везде организовывались местные органы власти, признающие легитимность нового строя. В Москве стали бастовать, разоружать участки, манифестировать и сбрасывать городовых в Яузу.1048
Народ собирался у памятника Пушкину, на Красной площади, на Театральной, в Охотном ряду, у памятника Скобелева.1049 Люди надели красные банты, пели революционные песни, толпились, братались с солдатами, ликовали, целовались и плакали от волнения и радости.1050 1051
Литератор А. Н. Толстой вспоминал, как в Феврале 1917 года казалось, все точно чувствовали, как совершается нечто большее, чем свержение старого строя, большее, чем революция. Писатель признался, что в этот день наступал новый век: „И мы первые вошли в него.“1052
Москвичка Ольга Бессарабова записала в своём дневнике от 3 (16) марта, что утром, днём и под вечер был праздник праздников, головокружительный взлёт и немыслимо было не быть на улице: „Казалось, слышишь, как бьётся сердце народа. Или это моё сердце? Какое-то всеобщее дыхание – легко дышать.“1053
Революционные события также затронули Кронштадт и Ревель (Таллин). Там толпы людей и матросов бросились уничтожать правительственные учреждения, разгонять монархические организации, громить суд, освобождать тюрьму, танцевать и жечь костры.1054 Революция пришла в Царицын, Нижний Новгород, Саратов, Астрахань, Иваново-Вознесенск и Самару, докатившись до Минска, Киева и Дальнего Востока, а также до Енисейска, и до Иркутска. В последнем сообщения об отречении от престола Николая II и отказе от царствования его брата Михаила были на несколько дней задержаны иркутским генерал-губернатором А. И. Пильцем.1055 1056
Всего за несколько дней революции атмосфера в империи кардинально изменилась. Все социальные группы заявили о себе и своих правах. Дворники в Москве забастовали. Воры, ко всеобщему изумлению, устроили митинг и заговорили о своих гражданских правах. Проститутки также стали устраивать собрания.1057
Изменения среди крестьянства были отчётливо видны на примере села Давыдова Тамбовской губернии. Там чувства людей на первом митинге после революции говорили за себя. По свидетельству эсера В. М. Чернова, на лицах всех присутствующих была написана радость, что они могут открыто говорить о том, о чем тайно думали много лет: „Надежда на лучшее будущее светилась в глазах у каждого. Отрадно было видеть стариков, которые, внимательно выслушав ораторов, поняли, что прошли годы гнета, что можно поднять седую голову, которую они низко гнули много лет.“1058
Пришла революция и в Псков. На шинелях и гимнастерках людей появились красные банты. Солдаты в тылу становилась все распущеннее, а среди офицерства началось заметное расслоение. Революция обладала такой притягательностью, что даже глубоко консервативные люди в одночасье становились её сторонниками.
Доходило и до комичного. Так генерал Бонч-Бруевич, начальник гарнизона Пскова, в котором находилась Ставка главкома Северного фронта, – человек известный своим крайним антисемитизмом, ходил по Пскову в подчеркнуто неряшливой форме, с громадным красным бантом на груди. Житель Пскова, философ и литератор С. Е. Трубецкой, вспоминал, что тот был в этом, к стыду жителей,
