В самую черную пору нового Смутного времени — 90-е годы ХХ века, в пору всеобщего хаоса и развала, в пору мягкотелой червеобразно-студенистой горбачевщины и оголтело-злобной сахаровщины, в пору мелкотравчатых политиков самых разных мастей, каждый из которых, чем мельче был, тем больше создавал шуму и непременно метил в вожди, дешевой демагогией мороча когда-то великий народ, в большинстве своем давно уж влачащий существование без Царя и Бога в голове и потому так легко покупающийся на любые посулы вроде дешевой колбасы, в хаосе всеобщего распада и духовной смуты вдруг раздался призыв к духовному и практическому действию, чтобы не дать стране окончательно обрушиться в бездну. Голос не политика, не государственного деятеля, не генерала даже, а одного из иерархов церкви, и не самого главного, и с самой простецкой внешностью сельского священника. И неожиданно этот голос услышали все. Одних он поднял на ноги, зажег в них свечу, других не на шутку напугал.
Это был голос митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, который стал — не знаю, по воле Священного Синода или вопреки ему — рупором не только живой, но и воинствующей, к удивлению не только врагов, но и многих чад ее, Русской Православной Церкви. Его проповеди, речи, книги стали опорой для миллионов людей, и не обязательно православных. Его статьи печатали самые разные по направлению издания: от “Русского вестника” и журналов “Москва” и “Наш современник”, что понятно, до крайне левых, как “Завтра”, и коммунистических, как “Правда” и “Советская Россия”. Не политические партии, не политические лидеры, а он, иерарх Церкви, стал истинным духовным лидером остатков русского народа и уничтожаемого великого государства. Не все это осознают, но, может, благодаря ему страна окончательно не рухнула в бездну. Он, в отличие от большинства иерархов церкви, казалось бы, вопреки незыблемому постулату: “Всякая власть от Бога, и потому не дело Церкви напрямую вмешиваться в дела ее”, тем более открыто обличать ее, не уходил от прямых вопросов дня, он раскрывал глаза миллионам людей как в стране, так и за рубежом, в том числе и на политические события, происходящие в России.
Владыка Иоанн подтвердил: да, всякая власть от Бога, но это не значит, что нужно заглядывать каждой власти в рот и подобострастно ездить к ее уже отставному богдыхану, преступления которого страшнее преступлений Гитлера, ибо тот разрушал не свою, а чужие страны, с поздравлениями по случаю дня рождения. Не надо мудро лукавить: да, каждая власть от Бога, но власть может быть, как и сегодня в России, в наказание народу, отступившему от путей истинных, и потому молчание, нераскрытие народу сути этой антинародной, антиправославной власти, вины самого народа — преступлению подобно: и перед Богом, и перед народом, который ты от имени Его окормляешь. И, видя сгущающиеся над ним тучи, в своем “Плаче по Руси Великой” владыка Иоанн писал: “Наверняка найдутся желающие обвинить меня в излишней “политизированности”, скажут, что Церковь, мол, “не от мира сего”, так что и нечего лезть в мирские дела. Скажут, пожалуй, о том, что не стоит будоражить народ разговорами о “заговоре против России”, что сейчас главное — сохранить мир, любой ценой, избежать возрождения “имперских амбиций”, что надо смириться с “ходом истории”, который будто бы привел к развалу страну “по объективным причинам”... И он отвечает: “Воистину, мир надо хранить всеми силами. “В мире место Божие”, — свидетельствует нам священное Писание. Вот только — всякий ли мир от Бога, любой ли хорош для православного человека?”
Вспомним патриарха Тихона, продолжателя первого русского Патриарха Святейшего Иова. Глубоко провидчески оба они — Патриархи Смуты — в 1989 году, накануне нового Смутного времени, были причислены Русской Православной церковью к лику святых. В мае 1990 года, на конференции в рамках первых проведенных в новейшее время в Москве Дней славянской письменности и культуры, проходивших накануне Поместного Собора Русской Православной церкви, на котором был избран новый Патриарх Алексий II, прозвучало выступление известного православного философа священника Георгия Шевкунова: “Причисление к лику святых — это совсем не форма поощрения (даже посмертного). Это даже не форма признания заслуг церковных деятелей... Прославление в лике святых — это всегда, в первую очередь, призвание к служению. В какие бы времена ни бывали прославления святых, всегда в конкретный исторический момент призываются именно те, кто более всего может своим духовным примером и подвигом жизни во Христе подать помощь нашей земной воинствующей Церкви от Церкви Небесной, Торжествующей. Патриотическое служение святителей Иова и Тихона проходило в период смутных времен... Оба они пережили гражданские войны... Оба патриарха пережили взятие Москвы и хозяйничанье в Кремле бесчинных захватчиков. Патриарх Тихон был избран на престол под грохот артиллерийского обстрела Кремля. При патриархе Иове московские святыни были поруганы поляками и Лжедимитрием... И Святитель Иов, и святитель Тихон налагали анафему на власть предержащих, которые глумились над Церковью, над русским народом, над русской землей... Такой феномен, как самозванство, тоже был явлен при обоих патриархах... Судьбы святых патриархов перекрещиваются, как и судьбы их времен, с судьбами нашего времени и современной нам Церкви, которая во вдохновение Духа Божия призвала именно этих святых к служению в наши дни... Когда Церковь земная оскудевает, Господь посылает тех святых, которые в силах помочь своим служением, своими молитвами. Сейчас, судя по всему, именно такое время”.
Да, судя по всему, именно такое время обрушивалось на Россию, может, даже более страшное, чем при Святых Патриархах Иове и Тихоне. Кремль был захвачен новыми большевиками и новым Лжедимитрием, свое право на “престол” доказавшим в том числе и взрывом Ипатьевского дома в Екатеринбурге, места ритуального убиения царской семьи. В знак безусловной и окончательной победы над русским народом в Кремле торжественно и пышно отпраздновали иудейскую Хануку.
Но бесстрашно сказать правду в глаза новым захватчикам и новому Лжедимитрию, как и сказать правду обманутому и поверженному народу, в том числе и о нем самом, стать словом-проводником той горней Высшей Церкви, Хоругвью, бескомпромиссным разъяснителем Истины, подобно святым патриархам Иову и Тихону, суждено было не избранному только что Патриарху Алексию II — не в осуждение Святейшему сказано, так Господь рассудил, так Божия Матерь решила, по высоким горним причинам, о которых мы, смертные, можем только догадываться, — а до тех пор тишайшему и мало кому из мирских известному митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну.
Я знал, что акафист Табынской иконе Божией Матери в 1948 году был написан неким иеромонахом Иоанном. И только несколько лет назад, в год 400-летия явления Иконы, когда владыка Никон, архиепископ Уфимский и Стерлитамакский, подарил мне юбилейное издание акафиста, я, уже возвратясь домой, потрясенно прочел на обложке: иеромонах Иоанн (Снычев).
Я тут же позвонил владыке: Снычев — была фамилия приснопамятного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, Святителя Иоанна.
— Да, акафист написан владыкой Иоанном еще в молодости, в бытность его послушником архиепископа Мануила. Владыка Иоанн был моим духовником, и потому, может, я в свое время и был назначен архиереем в Уфимскую епархию, в место явления Иконы.
Я долго не мог прийти в себя от потрясения. Ведь выстраивался поразительный ряд: случайно ли, что именно им, будущим Святителем Иоанном, еще в молодости написан акафист Табынской иконе Божией Матери?! Случайно ли, что именно ему, когда еще никто, в том числе, наверное, и сам он, и подозревать не мог в себе будущего Святителя Руси, бесстрашно обличающего внешних и внутренних врагов России и Православия, последовательно борющегося за дело русского духовного возрождения, смело противостоящего темным силам современных русоненавистников и богоборцев, принадлежат — или через него сказаны Божией Матерью? — эти загадочные и провидческие слова, сказанные в акафисте о Табынской иконе: “всего мира Надеждо и Утешение”? Не свидетельствуют ли они о великой тайне, связанной с этой Чудотворной иконой и Покровом Божией Матери над Россией? Не благовествование ли это того, что Табынская икона Ее, на первых порах местночтимая, но известность которой с каждым годом все более и более ширилась по стране на восток, на запад и на юг, со временем, при будущем своем явлении, может стать покровительницей и спасительницей не только православных, и даже не только России? Впрочем, это касается не только будущего. Вспомните прозревших башкир, при втором ее явлении ставших поклоняться ей, но оставшихся в исламе. Или еще: “Известны случаи, когда иноверцы, видевшие преизобильные чудотворения, проистекающие от Табынского образа Богородицы, приносили Ей свои моления и получали просимое”.
