– Джентльмены, – произнес я. – Я всего лишь гость в вашем прекрасном городе. Но полагаю, что все мы равно испытываем почтение к великим традициям…
Я лил эту бодягу еще немного, а полковник Септимиус важно кивал головой, словно подбородком прибивал каждое слово к полу.
Вряд ли меня хоть кто-нибудь слушал; но моя кисельная речь позволила всем прийти в себя и собраться с мыслями.
То, что гвардейцы Заката ворвались на смотрины, и едва ли не по щекам надавали всем женихам, – было грубейшим нарушением всего чего. Но спорить уже не имело смысла; если в брачную ночь ты узнал, что невеста – не девственница, можно лишь утереться.
Все понимали, любой скандал или спор только усложнят ситуацию, и вскоре, по лицам собравшихся, – мятым и хмурым, как неприбранная постель, я понял, что они готовы смириться.
– А потому, – сказал я, наскоро прибивая вензель к своим тошнотикам, – я вызовусь первым показать свои руки, чтобы подать пример и…
Не помню, что я говорил дальше, – язык у эльфа работает сам, даже если голова занята чем-то другим.
Я точно помнил, что не воровал ничего с подносов.
Даже ту серебряную тарелочку, на которой подали профитроли. У Мортимера за нее наверняка дадут двух драконов, и сильфидскую танцовщицу.
Тогда что за статуэтка появилась в моей ладони?
У дроу много традиций, и каждая стоит тысячи золотых слитков. Так, произнося речь, мы всегда держим руки за спиной. Это очень удобно. Можно скрестить пальцы, если клянешься, сложить кукиш или незаметно открыть пузырек с ядовитым газом, от которого умрут в комнате все, кроме тебя.
К слову, попробуйте как-нибудь, – очень забавно.
Поэтому я знал, что никто не видит моего нового друга. Правда, и я не мог разобрать, – чем забогател, и как эта гадость оказалась в моей ладони.
– Печать каменной гаргульи, – провозгласил Марко Септимиус. – Она не видна, и преступник думал, будто уйдет безнаказанным. Но сейчас…
Эфес вакидзаси медленно разгорался багряным пламенем.
– Знак Раскола обратился в черную статуэтку, и преступник держит ее в руках.
2
– Полковник, – произнес я. – Напомните, пожалуйста, что бывает с теми, кто отмечен печатью.
Лицо Септимиуса посуровело.
– Отступник нарушил законы Верховного дома Магмы. Он будет низвергнут в пучину Лаар’Нардага, и тысячи стерний станут пожирать его душу.
Я не имел ни малейшего понятия, что такое Лаар’Нардаг.
Правда, вспомнил картинку, из школьного учебника, на весь разворот, где были изображены девять тварей; одна из них точно была гиеновой стернией, но я позабыл, какая.
– И сколько будет длиться его наказание? – уточнил я.
– Вечность, – ответил Марко Септимиус.
А надо сказать, что чертова статуэтка не хотела отлипать от пальцев.
Как жвачка или старая леди, которой так хочется рассказать вам о своих внучатах.
В первый момент, я хотел просто выбросить фигурку.
Куда-нибудь; справа как раз стояло ведерко с шампанским. По-дружески обнять Марко, и засунуть гаргулью ему за шиворот. Или в карман: я знал, что он безразмерный, и не будет морщить.
Я так бы и поступил, будь мы в Пустоши гоблинов. Если трюк не удался, можно просто швырнуть об пол Сферу тумана, и сбежать, пока гости верещат: «Что случилось?», «Почему я ничего не вижу?» и «Перестаньте дергать меня за хвост!»
Но здесь все было по-другому.
Сюда я пришел как ченселлор дроу, – важный разодетый пингвин, который только и может, что мило улыбаться, павлинить хвост и рассыпать салонные шутки.
И я понял, что буду очень жалеть о тех временах, когда жил в Пустошах и не подчинялся никаким законам, кроме одного, – жить ради удовольствий.
Френки зашла мне за спину и забрала статуэтку.
При этом сильно ткнула большим пальцем меж ягодиц, но я решил не спрашивать, что это значит.
– Как видите, – сказал я, показывая ладони. – Никакой печати здесь нет; полковник…
Септимиус посуровел еще больше, как старая дева, которая прошла весь ночной парк насквозь и поняла, что ее так и не изнасилуют.
Он протянул руки, – и кроме парадных перчаток, с гербом города Преисподней, там ничего не было. Лорд Николас поморщился, словно вместо гномьего коньяка выпил чью-то микстуру, но тоже блеснул ладонями.
– Давайте побыстрее, – недовольно предложил он.
Я вновь спрятал руки за спину, и правильно сделал. Не знаю, как, но каменная гаргулья вернулась в мою ладонь, и рассыпалась сухим, колючим песком.
Другие женихи тоже выполнили просьбу полковника, и ни у кого не оказалось печати.
Немного подвыпивший ворм показал все шесть рук, и настырялся, чтобы все посмотрели, – никакого проклятия на них нет.
Он также пытался предъявить и ноги, но Лодочник шикнул на него, ворм стушевался, отступил назад, и вскоре все услышали громкое чавкание, – он отдавал должное яствам, которые приготовила тетушка Артанис.
Баронесса подала знак слугам, и те незаметно начали уносить и ставить на лед угощения, – ведь было ясно, что после такого женихи не останутся; так зачем же тратить столько продуктов.
– Какой позор, – с негодованием сказала тетушка Артанис. – Я никогда не думала, что вы опуститесь до такой низкой интриги. Покиньте мой дом, полковник Септимиус, глаза бы мои на вас не смотрели.
Марко немного растерялся, и посмотрел на своих подчиненных.
Те замерли, словно статуи; их учили лишь выполнять приказы, а не вытаскивать офицеров за шкирку из прокисшей ситуации.
– Ну что, вы рады позору, который нанесли моему дому? – разгневанно воскликнула тетушка Артанис.
Полковник Септимиус подошел ко мне и вполголоса спросил:
– Что теперь?
– Я эльф, и не могу вмешиваться в ваши дела, – отвечал я. – Но, наверное, вам пора уходить. Хозяйку и так скоро корочун хватит.
Полковник откланялся и вышел из залы, завернувшись в плащ, – он старался сделать это с достоинством, но чуть не зашиб маленьких фейри, которые летали и собирали тарелки.
Леди Артанис еще раз вздохнула, в полной уверенности, что это все делается специально, лишь бы досадить ей и ее семейству.
Баронесса обратилась к женихам:
– Мне очень неприятно, что так случилось. Но я больше чем уверена, что никто из вас не замешан в эту историю, ведь все здесь люди достойные; я бы на месте Франсуазы была очень рада, что такие завидные женихи обратили на меня внимание.
Выступил вперед отец Хранителя Кладбищенских угодий, и заявил:
– К сожалению, торжество было сорвано. Мне очень жаль, что нам так и не удастся устроить все по старинным древним обычаям, но…
Старец заторопился уходить, и у тетушка Артанис зародилось подозрение, – не был ли он тем самым преступником, и не потому ли спешит поскорее скрыться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
