Новые пулеметные очереди – на сей раз с обоих броневиков – вновь крест-накрест прошлись по зданию, обеспечивая стекольщиков работой на неделю вперед. Летела каменная крошка, рушились осколки. Кое-где в окнах появлялись на миг испуганные рожи. Динамики ревели в полном соответствии с рекомендациями хитромудрых армейских психологов.
– А нам бы бабу, нам бы бабу,нам бы бабу, а нам бы всласть говядинкипожрать!Но Цезарь рявкнул: «Вам пора бы,вам пора быза славный Рим со славою,опять же, подыхать!»Ну что поделать, что поделать,коль приперло!Опять когорта на мечи пошла.И я стараюсь пересохшим горломОрать припев про римского орла…
И пулеметные очереди. И рев динамиков, услаждавших уши всех в округе плодами трудов какого-то таланта из батальона Лихобаба. Вполне возможно, психологи были правы. Пальба, то и дело сменявшаяся бравой хрипатой песней, была явлением жутким и непонятным. Это ни на что не походило – ни на прямую атаку, ни на очередной путч – и безусловно повергало умы в смятение…
Зоркий Сокол, сидевший со своей снайперкой наизготовку, подтолкнул Мазура локтем и показал глазами наверх. Мазур присмотрелся. В разбитом окне второго этажа показался суетливый персонаж во френче с офицерским золотым обилием на погонах и ручным пулеметом, который он попробовал примостить на подоконник.
Это уже был полный и законченный непорядок. У отважного защитника родины был такой вид, словно он и впрямь собрался стрелять на поражение.
– Не нравится мне этот мудак, – сказал Мазур.
– Понял, – спокойно кивнул Зоркий Глаз.
Вскинул свою шикарную западногерманскую винтовочку, щелкнул выстрел, и пулемет тяжко закувыркался с подоконника, на котором и повис неподвижно нарушитель порядка, свесив руки.
Затягивать не годилось, подобные сценические эффекты тем и хороши, что действуют лишь короткое время…
– Пошли! – рявкнул Мазур, выпрыгивая из машины.
Зоркий Глаз с Землемером остались в «уазиках» в качестве прикрытия, а остальные слаженной группой, в хорошем темпе рванули к высоченной входной двери – роскошному сооружению с бронзовыми накладками и начищенными до блеска затейливыми ручками под старину: Викинг и Куманек, Пожарник и Крошка Паша, Пеший-Леший и Бульдозер. Вундеркинд исправно несся рядом с Мазуром, гремя скверно прилаженной амуницией (Мазур нашел секунду, чтобы это с неудовольствием отметить).
Высоченная створка распахнулась удивительно легко для своих габаритов и веса – ну конечно, все придумано так, чтобы важные чины не натрудили рук…
Пеший-Леший с ходу зашвырнул гранату в огромный вестибюль – приветствия ради и морального подавления для. Внутри исправно громыхнуло, и они ворвались туда, прикрывая друг друга по всем правилам.
В вестибюле еще дымило и воняло, какой-то невезучий чудак лежал поблизости без всяких признаков жизни, а более везучие с криками и топотом разбегались кто куда, все, как один, показав спины. По ним не стали стрелять, чтобы не тратить время и патроны на такие пустяки. К тому же в подобных ситуациях панически несущийся незнамо куда, вопящий беглец гораздо полезнее трупа – поскольку заражает паникой остальных…
Окинув взглядом коридор, Мазур мгновенно сопоставил его с планами, которые чертил инструктор, привязался к местности. И указал своим направление.
Они вновь ломанулись вперед сомкнутой в боевой порядок группой. Ближайшая дверь распахнулась, высунулась чья-то ошалевшая рожа – и исчезла внутри после мощного удара ботинком по означенной двери. В другую дверь, распахнутую настежь, на бегу шваркнули гранату. И еще одну – в очередную дверь, еще одну – за угол, перед тем как рвануть к лестничному проему.
Иногда они для разнообразия лупили длинными очередями то вдоль коридора, то по потолку, снося жалобно звеневшие светильники, то по дверям или просто по выходившим во внутренний двор окнам.
Никакого намека на сопротивление, никто не бросился наперерез, никто не попытался по ним пальнуть – должно быть, тот тип с пулеметом оказался на фоне прочих законченным выродком. Одни бегущие и оцепеневшие от ужаса штабные крысы. Кое-кому иногда мимоходом чувствительно поддавали по сусалам, чтобы служба медом не казалась, кое-кто так и оставался небитым. Паника в здании, судя по топоту, воплям и совершенно уж диким рожам, разгоралась не на шутку…
Оказавшись на втором этаже, они наконец вырвались на финишную прямую. Широкий коридор заканчивался черной железной дверью, перед которой сгрудилось с дюжину человек, в основном военные с устрашающим обилием золота на погонах и затейливых блях на груди. Они, очевидно, почуяли себя в ловушке, убегать куда-то было слишком страшно, вот и торчали возле двери – один, сразу отметил Мазур, с кувалдой, которой совсем недавно пытался сокрушить вход в секретный отдел, где оказались блокированными два советских шифровальщика из числа многочисленных советников…
– Лежать, падлы! Стоять, суки! – заорал Мазур с соответствующим выражением лица.
Все это было выкрикнуто по-русски, но не стоило заботиться о тонкостях дословного перевода – вид ворвавшихся и автоматы у них в руках способны были в три секунды сделать толкового лингвиста из любого здешнего раззолоченного идиота…
Так оно и произошло. Кто-то упал на пол, кто-то прижался к стене, старательно воздев трясущиеся руки. Один, правда, самый осанистый и до пупа увешанный яркими фитюльками, выступил вперед и, превозмогая страх, на сносном английском начал ныть, что-то насчет того, что он, изволите ли видеть, генерал-полковник, а страна тут суверенная, и его высокопревосходительство ужасно изволят возмущаться…
Мазур, не размениваясь на пошлую перебранку, попросту врезал высокопревосходительству носком ботинка по нижней конечности, а когда оно, превосходительство хреново, стало падать, добавил легонько прикладом по сытой роже. После чего воцарилась тишина и порядок. Присутствующие вмиг сообразили: если уж непреклонные налетчики в грош не ставят самого старшего здесь по званию, то с теми, кто помладше, могут обойтись и вовсе уж непочтительно…
А впрочем… Мазур присмотрелся к одному примечательному субъекту, отступившему за спину стоявшего впереди. В здешней форме, чин-чином, но физиономия настолько англосаксонская, что зеленый лейтенант не ошибется…
Белый украдочкой-украдочкой пытался сунуть руку под расстегнутый френч, под левую подмышку…
– Даже не вздумай, – ласково сказал ему Мазур, аккуратненько взяв на прицел. – Дырок наделаю… Ну, ручку убери!
Это было произнесено на высокопробном английском, а поскольку белый тут же подчинился со спокойным видом умеющего проигрывать человека, Мазура он понял прекрасно. Отпускать такую добычу не следовало…
– Паша, – сказал Мазур, не глядя на подчиненного. – Прибери этого, с собой возьмем. А этих – в угол живенько…
Бульдозер с Викингом, тыча дулами в животы, оттеснили прочих в дальний угол. Мазур нагнулся к двери, прислушался, потом постучал по ней прикладом и крикнул, чтобы те, внутри, перестали выделываться и быстренько отпирали своим. Примерно так его тирада выглядела в переводе на литературный язык – а на деле была умышленно произнесена с тем непечатным мастерством, какое ни один заграничный инородец освоить не в состоянии…
Подействовало. Изнутри завопили:
– Пароль!
– Как дети малые, честное слово… – проворчал Мазур. – Шквал! Шквал, кому говорю!
Чавкнул хорошо смазанный замок, дверь отворилась, показалась закопченная физиономия. Ее обладатель держал «Макаров», целясь Мазуру куда-то в область пупка, а за его спиной, в обширной комнате, было сине от дыма, вонь горящей бумаги резанула глаза и глотку.
– Пушку убери, – терпеливо сказал Мазур. – Второй где?
– Дожигает…
– Все спалили? – хозяйственно поинтересовался Мазур.
– Ага. Догорает… Вот это обязательно взять надо… – он показал на огромную, битком набитую сумку. – Там…
– Да мне без разницы, – проворчал Мазур. – Ну, выметайтесь оба в темпе!
Из соседней комнаты выскочил второй закопченный, кашляя и перхая, отрапортовал, что вверенная его попечению секретная документация, равно как коды и шифры, изошла синим пламенем.
– Благодарю за службу, – сказал Мазур хмуро. – Ну, хватайте вещички – и ноги в руки. Такси ждет, счетчик мотает…
Оба шифровальщика с превеликой радостью кинулись наружу, хрипя что-то в том смысле, что они были уверены: Родина их ни за что не оставит в столь безнадежной ситуации…
– Это точно, – отмахнулся Мазур. – Родина в моем лице, она стало быть… Короче, держитесь возле того дядьки, он только с виду страшный, а душа у него нежная, как цветок… Бульдозер, усек? Ты мне за них отвечаешь… Все, уходим!
Он задержался на секунду, присмотрелся к тому самому, раззолоченному генерал-полковнику, уже кое-как вскарабкавшемуся по стеночке на ровные ноги. Покривил губы: среди незнакомых разлапистых регалий на груди превосходительства красовался советский орден Октябрьской Революции, что в нынешних, столь резко изменившихся условиях было в корне неправильно.
