Они вышли во двор, залитый светом все еще полной луны. Отчетливо выделялся белый фасад царского дворца; Ясону показалось, что оттуда доносятся жалобные крики и плач.
— Да, — повторила она зловеще, — некоторая отсрочка будет…
Ясон только теперь, при луне, заметил, что ее черты как бы исказились; куда девалась вчерашняя красота!
— Медея, — спросил он, — что это у тебя за красная капля над правой бровью?
— Где? Где? — испуганно спросила она и принялась усиленно тереть указанное место. — Сошла теперь?
— Нет, еще ярче стала.
Ее рука опустилась, она умолкла.
В глубоком молчании дошли они до нагорной рощи. Ее образовали вековые дубы; но тот, что возвышался посередине, был вдвое выше остальных. В роще царил мрак, и лишь два маленьких, но ярко-багровых огонька виднелись близ ствола срединного дуба.
— Это — огненные зеницы неусыпного змея! — пояснила царевна. — А внизу, это бледное зарево — это и есть золотое руно.
Посмотрел Ясон — и вдруг какой-то безотчетный страх сжал ему сердце, страх, подобно которому он с детских лет не испытывал. Какие-то образы выглядывали из-за деревьев, то грозные, то умоляющие; какие-то голоса хрипло перекликались, не то людей, не то чудовищ. Он остановился и осенил глаза рукой. «Полно, витязь! — укоризненно шепнула ему Медея, разгадав его состояние. — Быкам Солнца стыдно будет своей вчерашней покорности, если они увидят своего укротителя таким робким». Ясон ей не ответил: он не хотел признаваться ей и себе в том, что как ни страшны были и змей и призраки рощи, но еще страшней была для него его спасительница и… жена.
Все же он поборол свою робость и пошел дальше. Змей их сразу заметил: он поднял голову и, устремляя вперед свои огненные взоры, грозно зашипел.
— Пусти меня вперед, — сказала волшебница.
Громко читая связующие заговоры, она подошла к нему, неся перед собой чашу с какой-то жидкостью. Змей, уже приготовившийся было к прыжку, стал медленно опускать голову к чаше, затем принялся ее пить. Видно было, как постепенно ослабевало багровое пламя его зениц: темнело, темнело и наконец погасло совсем.
— Он заснул, но не надолго, — шепнула Медея, — бери руно и идем.
Во дворец они уже не возвращались и проследовали прямо лесными тропинками ко взморью, где, готовая к отплытию, стояла «Арго». Товарищи были уже на местах и только отборная горсточка — та самая, что вместе с Ясоном ходила к царю — оставалась на берегу в полном вооружении. Ясону она несказанно обрадовалась.
— Мы уже готовились к приступу, — сказал Полидевк, — огненный сигнал был виден отсюда и не сулил ничего хорошего. Ждали только тебя да Линкея.
— А где же Линкей? — спросил Ясон.
— Пошел на разведку, скоро ли нагрянет рать. Да вот и он.
— Нападение отсрочено, — издали возвестил Линкей. — Царю теперь не до нас. У очага своего дома он нашел сына своего Апсирта зарезанным и теперь оплакивает его.
— Аполлон-Отвратитель! Кто же его убил?
— Полагают, что это месть царевны Халкиопы за своего мужа Фрикса, которого Ээт убил, когда рождение Апсирта обеспечило его престол прямым наследником.
Ясон посмотрел на Медею; она стояла спокойная, вполне владея собой, но бледная, как труп; и капля крови над ее бровью еще ярче выступала на смертельной бледности ее чела.
Аргонавты вопросительно смотрели на Ясона; они ждали, что Медея уйдет и что им можно будет отправиться. Ясон заметил их недоумение.
— Мы можем уплыть тотчас, — сказал он, — все налицо, руно у нас, а свою жену Медею я, разумеется, беру с собой.
— Твою жену? — переспросил Пелей. — Когда же ты успел жениться?
— В прошлую ночь, у алтаря Гекаты.
— Гекаты, — задумчиво повторил Орфей. — Конечно, чем не богиня? Ну, что же — поздравляю!
— Поздравляю, — сказал за ним Полидевк, а потом и остальные, как бы нехотя. — Только если ей ехать с нами, то нужно спустить сходни; пойду распорядиться.
И, ухватившись за борт «Арго», он поднялся на палубу; за ним последовали и товарищи, оставляя Ясона и Медею одних. Оба молчали.
Но вместо ожидаемых сходней к ним спустился другой товарищ — Теламон. Ближайший друг отставшего Геракла, он, подобно ему, был прям и крут, и Ясон его особенно любил за его откровенность.
— Ясон, на пару слов… Ясон к нему подошел.
— Ясон, ты и сам замечаешь, что мы, твои друзья, очень не одобряем этого твоего скороспелого брака. Последуй нашему совету, пока не поздно отпусти варварку к ее отцу!
— Это было бы варварской неблагодарностью с моей стороны, — с горечью возразил Ясон, — без ее помощи я не добыл бы руна.
— Это то же самое, что совсем его не добыть. Отдай волшебнице роковое золото, и пусть с ним возвращается в палаты Ээта!
— Нельзя: я дал клятву.
Не отвечая ни слова, Теламон вернулся на палубу; через несколько мгновений сходни были спущены. Медея по ним поднялась, за нею Ясон с золотым руном. Вскоре «Арго» двинулась в обратный путь по залитым луной зеленым волнам Евксина. Ночь была тиха; Ясон с Медеей расположились на палубе. Но заснуть он долго не мог: под плеск опускаемых весел ему слышался похоронный плач из дворца Ээта, и шумящий в снастях ветер явственно нашептывал грустное слово: никогда, никогда.
20. ПЕЛИАДЫ
Небольшую горсть аргонавтов довез Ясон обратно до Иолка: остальные сошли, где кому было удобнее. Да и довезенные поспешили каждый в свой край, под разными предлогами отказываясь от гостеприимства своего вождя и друга. Предлоги были у каждого свои, а причина у всех одна, и Ясон ее знал.
Эсон и Алкимеда — так звали мать Ясона — сердечно обрадовались возвращению сына, которого они уже считали погибшим; не столь сердечно — новой невестке, но и с ней они примирились, когда Ясон им рассказал, что она сделала для него. Рассказал он им многое, но не все. Сама же Медея держала себя скромно, заботливо ходила за стариком и угождала свекрови, так что те ее даже полюбили.
При первой возможности Ясон со своей золотой добычей явился к Пелию:
— Я твое желание исполнил, — сказал он, — исполни же и ты свое обязательство.
Пелий поблагодарил и похвалил молодого героя, велел отнести руно в сокровищницу, а про передачу власти сказал, что он ее осуществит, но что ему нужно время для окончания некоторых начатых дел. Ясон согласился; но это время тянулось до бесконечности. Хитрый Пелий уже за время его отсутствия посулами и лестью отбил у него многих его приверженцев; теперь он действовал еще успешнее, спрашивая у остальных, желают ли они, чтобы их царицей была варварка и, как говорят, волшебница. Желающих было мало. А тем временем подрастал его собственный сын, Акаст, и народ привыкал в нем видеть наследника; одним словом, Ясон убедился, что теперь, после своего колхидского подвига, он много дальше от престола, чем тогда, когда он вернулся из пещеры Хирона.
Прошло несколько лет, во время которых Эсон с Алкимедой умерли, а у Ясона с Медеей родились один за другим два красавца сына. Дети и родителей сблизили между собою; Ясон часто совещался с женой и всегда оставался доволен ее умными советами. В его заботах о престолонаследии она тоже принимала живое участие. Она знала, что главной помехой была она сама; но именно поэтому она и считала своим долгом помочь своему мужу. «Варварка, волшебница, — говорила она про себя, — пусть! Я оправдаю их ожиданья!»
Обладая даром располагать к себе людей, она подружилась с дочерьми самого Пелия. Только младшая, Алкеста, тогда еще девочка, чуждалась и боялась ее; старшие же три охотно ее посещали и присматривались к ее работам по хозяйству. Зная, что она волшебница, они просили ее показать им свою силу. Но Медея отказывалась.
— Совсем я не так уж мудра, — говорила она. — Ваша Фессалия славится своими колдуньями; обратитесь к ним, они много сильнее меня.
Но Пелиады не отставали: то были отвратительные старые ведьмы, их они боялись.
— Ну что ж, покажу вам одну вещь, — сказала наконец Медея, сдаваясь. Она развела большое пламя и поставила на него треножник с глубоким емким котлом. Наполнив его водою, она бросила в него горсть могучего зелья, которое она в ночь перед тем нарвала в соседнем лесу. Затем она велела привести старого, дряхлого барана, зарезала его, выпустила из него всю его кровь, изрезала тушу на части и опустила их в кипящую воду. Видно было, как эти части наполнялись живительным соком, свежели, срастались между собой — и наконец молодой баран выпрыгнул из котла и, блея и резвясь, побежал к стойлам.
Пелиады восхищенно переглянулись:
— Медея, милая, верни молодость нашему отцу!
Ей, разумеется, только того и хотелось, чтобы они ее об этом попросили: ради этого она и придумала опыт с бараном. Но согласилась она не сразу — дело, мол, трудное, — а когда согласилась, то поставила свои условия: чтобы чары происходили ночью, в царской спальне, без посторонних свидетелей, и что изрезать старческое тело они должны сами. Те, сгорая любовью к своему отцу и желанием вернуть ему молодость, пошли на все.
