Долински кажется спокойным, изможденное, осунувшееся лицо наконец-то освободилось от груза бесчисленных страданий, изводивших Айвана в последние годы.
Я почувствовал, как снова едва не разрыдался. Мы ведь так старательно строим планы на жизнь, верно? Точно дети, последовательно ставим один кубик на другой. Работа, дом, семья, покупное барахло; мы складываем башню кубик за кубиком, надеясь, что постройка выстоит, что она надежная. Но если взрослая жизнь и учит чему-нибудь, то только одному: нет ничего постоянного, прочного, неизменного. Чтобы вся постройка обрушилась тебе на голову, не нужно даже ждать катастрофы. Достаточно просто толчка…
Доктор Левон спрашивает:
— Вы узнаете Айвана Долински?
Киваю. И хочу добавить: «Знаете подлинную причину смерти? Неспособность закрыть сделку. Вот что убило Айвана. Выполненные продажи — вот эталон, которым тот мерил собственную значимость. После смерти Нэнси и развода с женой Долински держался только благодаря способности продавать. Торговля была для него ремеслом, искусством, спасением. Пока Айван не лишился и последнего, что оставалось… Да и то… быть может, утрата была предопределена заранее». Катастрофа для столь непредсказуемого дела, правда? Айван оказался заложником обстоятельств. Как и все мы.
Доктор вновь сверился с записями и задал несколько общих вопросов. После чего сообщил: тело подготовят к отправке в похоронное бюро к девяти часам завтрашнего утра. Знаю ли я, кому следует отослать останки мистера Долински?
Отвечаю, что, насколько мне известно, покойный не имел семьи, за исключением бывшей жены, ныне проживающей, если не ошибаюсь, где-то поблизости от Неаполя, штат Флорида.
— Не могли бы вы связаться с ней и узнать, какие приготовления, по ее мнению, требуются? — спрашивает доктор.
— Позвоним из моего офиса, — заверяет детектив и тут же резко осведомляется: — Ну как, док, закончили?
— Э-э… ну, да, — мнется тот и протягивает планшетку с бумагами для официального опознания на подпись. Затем нажимает кнопку на пульте, Айван Долински растворяется в темноте.
По пути на бывшую работу Айвана детектив Кастер спрашивает:
— Заедем в квартиру?
— Странновато, верно? По телевизору…
— Да, — женщина закурила, — кажется, вот-вот пустят рекламу: «Мы вернемся к телу после короткой рекламной паузы…»
Последний приют Айвана оказался квартиркой с единственной спальней в похожем на мотель строении шестидесятых, расположенном на грязных задворках Вест-Харворда, на освещенной с обеих сторон фонарями улице. Детектив Кастер, предварительно получив от домовладельца ключ, открыла дверь. Не считая пары костюмов и рубашек в шкафу, единственным, что говорило о личности владельца этой халупы, было с полудюжины фотографий Нэнси в рамках, расставленных по всей квартире так, чтобы покойный хозяин видел лицо погибшей дочери всегда.
Кастер обернулась:
— Не знаете, куда бы он хотел отправить личное имущество?
Личное имущество… Переезжая в Хартфорд, Долински продал и ту малость мебели, что стояла в жилище на Восемьдесят третьей Западной стрит. Так что теперь после Айвана осталось только два чемодана одежды, груда романов Тома Кленси и Кена Фоллетта, десятилетней выдержки «тойота», в которой он свел счеты с жизнью, да полдюжины фотографий умершей дочери.
— Отдайте в благотворительный фонд, — советую я, собирая снимки. — Фото передам жене.
Надолго останавливаемся в Хартфордском полицейском участке, где находится рабочее место Кастер. Флоридский номер бывшей супруги Айвана удалось выяснить в два счета. Записана в телефонной книге под фамилией мужа. Предоставляю сообщить печальные новости детективу.
Проговорив примерно три минуты, Кастер прикрыла трубку ладонью и произнесла:
— Хочет поговорить с вами.
С Кирсти Долински мы встречались только дважды: на каком-то семейном пикнике для сотрудников «Компу-Уорлда» на берегу озера в горах, года четыре назад, и на похоронах дочки.
Стараюсь вызвать в памяти первые впечатление от Кирсти: невысокая, угловатая, примерно на десять лет младше Айвана (значит, теперь ей около сорока), крайне напряженная, не спускавшая с Нэнси глаз (особенно когда девочка приближалась к кромке озера).
Приняв трубку от Кастер, слышу рыдания Кирсти:
— О, боже! Нед, скажите, что он не…
— Простите, Кирсти. Соболезную.
Рыдания усиливаются. Совладав с собой, женщина спрашивает:
— Как он это сделал?
Рассказываю про машину. История вызывает новый поток слез. Как можно спокойнее замечаю:
— Нам нужно обсудить… э-э… пару моментов.
И посредством деликатных расспросов выясняю: Айван хотел, чтобы его кремировали, что прах, скорее всего, пожелал бы развеять над Мексиканским заливом (где супруги часто гостили в первые годы брака); вдова попросила отослать ей пепел (я записываю адрес), потому что сама не приедет на север на похороны, нет-нет…
— У меня здесь в Неаполе новая работа — ресепшионисткой в отеле «Ритц-Карлтон». Не то чтобы очень престижно, но на хлеб хватает. Следующие три дня работаю в ночную смену, так что отгул взять не получится…
И вновь заливается рыданиями.
— Знаете, о чем я теперь думаю? Будь жива Нэнси, если бы не этот проклятый менингит…
Кирсти не договаривает. Она не в силах сдержать рыданий.
— Кирсти, — стараюсь я успокоить ее, — о вас есть, кому позаботиться? Например, мужу… — Я слышал от Айвана, что вскоре после переезда в Неаполь его бывшая вышла замуж за профессионального игрока в теннис из местных.
— Разошлись десять месяцев тому назад, — с металлическими нотками, почти сдержанно отвечает женщина. — У меня никого нет.
Не знаю, что сказать. Она понимает:
— Нед, мне пора. Спасибо за хлопоты.
Детектив берется за дело. Через пятнадцать минут уже нашла похоронное бюро, готовое принять тело и подготовить останки к кремации на следующий день.
Церемонию назначили на три тридцать, в крематории на задворках Хартфорда. К церемонии прилагался священник с краткой погребальной речью.
— Пусть пригласят раввина, — распоряжаюсь, вспомнив, что Нэнси похоронена на еврейском кладбище в Квинсе.
— Кроме вас, на кремацию придет кто-нибудь еще? — спрашивает Кастер.
Беру трубку, нахожу номер «Пи-Си Глоуб» в Манхэттене и прошу соединить меня с Дебби Суарес.
— Мистер Аллен! Поверить не могу! Сегодня собиралась вам позвонить. Узнать, найдется ли у вас минутка пообедать вместе… Вы в порядке? Какой-то голос у вас странный…
Рассказываю, что произошло. Суарес теряет дар речи — едва ли не впервые в жизни. Помолчав примерно полуминуты, уточняю:
— Дебби, ты здесь?
— Вроде да, — откликается девушка. — Но почему?..
— Не знаю. Может быть, так и не смирился с утратой Нэнси. А может быть, просто сдался. Не знаю…
Дебби тяжело сглотнула:
— Когда похороны?
— Завтра. В три тридцать, в Хартфорде. — Называю адрес крематория. — Как думаешь, может, возьмешь отгул на полдня, приедешь на поезде? А то никого, кроме меня, не будет…
— Постараюсь как следует, чтобы приехать, мистер Эй. Обещаю. И обзвоню старую гвардию — Дейва, Дуга, Фила, Хильди… Посмотрим — может, они тоже приедут. Мы все любили Айвана…
Суарес разрыдалась.
— И последняя просьба, — прерываю я.
— Сделаю все, что угодно.
— Я хочу, чтобы, как только мы договорим, ты отправилась в офис к Чаку Занусси и в точности передала ему, что случилось. Пусть поймет, что речь идет о самоубийстве.
— Уже бегу.
Из полицейского участка до офиса «Хоум Компьютер Монсли» мы доехали всего лишь за десять минут. Нас с детективом сопровождало немало обеспокоенных взглядов, пока мы шли мимо череды рабочих столов к кабинету издателя, Дьюэйна Хеллмана.
Владельцу кабинета было примерно тридцать два. Густая копна блестящих черных волос, синий костюм с искрой, слабое рукопожатие влажной ладони. Наше присутствие его явно беспокоило.
— Вы хотели встретиться с мистером Алленом? — уточнила Кастер, пока мы рассаживались по креслам.
Дьюэйн Хеллман принялся рассеянно барабанить карандашом по столешнице:
— Ребята, вас чем-нибудь угостить? Чаем? Кофе? Диетической колой?
— Давайте ближе к делу, мистер Хеллман, — перебила детектив. — Мы не можем потратить целый день.
Проклятый карандаш издателя вновь застучал по столу:
— Айван все мне о вас рассказал. Говорил, черт подери, что у продавца лучше вас начальника и быть не может… Расписал вас в самых радужных красках, словно…
У меня не было времени, и потому я пресек поток славословий в собственный адрес:
— А вы знаете, из-за чего Айван покончил с собой?
Карандаш забарабанил в два раза чаще:
