— Спасибо вам, господин Юдзан Цунемото, — произнес Бронсон, — теперь я знаю, что мне делать.
Японец внимательно посмотрел на Бронсона:
— Тогда исполнись решимости и действуй. Помни, что смерть следует за тобой неотступно и ты не имеешь времени для сомнений.
Бронсон поклонился и нажал на кнопку вызова дежурного полицейского. Когда дверь с лязгом отворилась, Аллигатор рявкнул:
— Препроводите меня к детективу, я желаю дать показания!
Полицейский завел руки Аллигатора за спину и, надев наручники, отконвоировал из камеры.
19
Оказавшись среди полуживых от непомерной работы полицейских, Гарри с удивлением отметил, что им по-прежнему никто не интересуется. Тюремщик попросту посадил Аллигатора на стул и приковал наручниками к ножке. Прождав минут двадцать, Гарри не выдержал:
— Эй, вы, — выкрикнул он в пространство, — не пора ли заняться делом?
Крик души потонул в разноголосом гомоне. Полицейские сновали туда-сюда, то и дело волоча за шиворот какого-нибудь панка или рокера. Работа кипела! Только вот о Бронсоне, казалось, никто слыхом не слыхивал.
«Что я вообще здесь делаю?» — подумал несчастный Аллигатор. Прошло еще с четверть часа, пока нарисовался Харрингтон. Начальник депорта, видимо, решил взяться за Бронсона собственноручно.
— Ну-ну, молодец, сынок, — сказал он, — давно пора покаяться.
Бронсон сосчитал до десяти:
— Не знаю, как такое могло произойти, капитан. Просто ума не приложу.
— Я вас понимаю, мистер Бронсон. — Гордон Харрингтон решил применить тактику «присоединения», рекомендуемую для особенно сложных случаев. — Мой опыт подсказывает, что в душе вы неплохой человек. Я расскажу вам, как это было.
— Прошу вас, капитан, мне больно вспоминать об этом…
— Вам станет легче, мистер Бронсон, обещаю, что через час вы станете другим человеком. Так вот, — вернулся к обозначенной теме капитан, — вы ехали по шоссе, дорога казалась проклятием. Скользкий асфальт, ветер, бьющий в ветровое стекло, на душе сумерки. Вы гнали, как ненормальный, мистер Бронсон. Я хорошо знаю людей вашего круга — тихони тихонями, а потом вожжа под хвост — и хоть на цепь сажай. Могут выкинуть, что угодно.
— Но…
— Не перебивайте меня, мистер Бронсон, я знаю, что говорю. Так вот, вы гнали, вероятно, под сто пятьдесят.
— Сто восемьдесят, — уточнил Бронсон.
— Тем более. На выезде из города вас остановил патрульный и после, вероятно, вполне закономерных препирательств приказал следовать за ним на полицейскую стоянку. Вы нехотя подчинились. Деваться-то было некуда электронная карточка водителя осталась у офицера.
Аллигатору начинало казаться, что Харрингтон сидел в багажнике «ягуара».
— Конечно, из-за такой ерунды, как обвинение в превышении скорости, вы не стали бы никого убивать. Полагаю, что это произошло случайно, если так можно выразиться в данном случае. Разумеется, мистер Бронсон, вы действовали в состоянии аффекта, я думаю, что по прошествии нескольких часов вы уже с трудом были способны отождествить зверское преступление со своими взглядами и личностью в целом.
— Не могли бы вы выразиться попроще? — наморщил лоб Аллигатор. — Ваше заведение, знаете ли, не способствует усвоению абстрактных сентенций.
— Я имею в виду, что вы не хотели убивать того парня, это произошло само по себе, если так можно выразиться.
Прилипшее слово начинало веселить Аллигатора. «Как бы мне не расхохотаться, если так можно выразиться, — подумал он, — нехорошо обижать служивого человека».
Видимо, ухмылка проскочила-таки на угрюмом лице «убийцы» полицейского, потому что Харрингтон внезапно взвился:
— Вы, наверное, думаете, молодой человек, что вам все сойдет с рук. Смею вас заверить в том, что это глубокое заблуждение. Вы вляпались в дерьмо по самые помидоры, если так можно выразиться.
Далее капитан вовсе сошел с рельсов, и за какие-нибудь пять минут Бронсон узнал о себе множество прелюбопытнейших вещей. Начальник депорта в моменты гнева сбивался на уголовные жаргонизмы, отчего его речь становилась путанной и невнятной.
— Ложь, бздежь и провокация, — в тон Харрингтону огрызнулся Бронсон. Не гони волну, начальник.
— Подписывай показания, Бронсон, — взорвался Харрингтон. — Держи. Капитан сунул Бронсону распечатку. — Авторучка имеется?
— Справлюсь, — процедил Бронсон, — доставая из кармана «Паркер» с позолоченным пером. — Та-а-к, что вы тут накорябали?..
«Я, Гарри Бронсон, находясь в здравом уме и твердой памяти, добровольно, без какого бы то ни было принуждения чистосердечно признаюсь в…» Гарри дочитал свои показания и озадаченно посмотрел на капитана:
— Простите, но здесь ни слова не сказано насчет способа совершения преступления.
Видя конструктивный подход подследственного, Харрингтон смягчился:
— По большому счету это не так важно, — сказал он. — Для наших присяжных будет довольно и самого признания факта убийства, но вы, мистер Бронсон, окажете мне большую услугу, если объясните, почему полицейский вдруг остановился и открыл дверцу машины.
— Видите ли, капитан, — Бронсон отчаянно скрипел мозгами, — я остановил «ягуар» и стал ждать, пока коп заметит мое отсутствие. Когда он подъехал, я подошел к его тачке. Офицер распахнул дверцу в надежде выяснить отношения… Дальнейшее вам уже известно.
— Я так и думал! — потер руки Гордон Харрингтон. — Молодец, сынок, пятнадцать лет строгого режима пойдут тебе на пользу!
— Нет, капитан, я заслуживаю куда более строгого наказания. Аллигатор состроил умильную физиономию. — Я хочу, чтобы мне дали пожизненный срок.
За всю практику работы в полиции капитану не приходилось слышать ничего подобного. Он почти нежно посмотрел на Бронсона:
— Ты, бесспорно, совершил ужасный поступок, сынок, ужасный. И тебя ожидают серьезные лишения, уж ты мне поверь. Думаю, что тебе придется отбывать наказание на «Скале», а это далеко не сахар. Но не ставь на себе крест раньше времени, мой тебе совет!
— Нет, капитан, я решил. Мне осточертело просыпаться каждую ночь и прислушиваться к шорохам, доносящимся из темноты. Это не жизнь. Трупы висят на мне, словно ожерелье из мертвых лилий.
Сравнение растрогало капитана — цветы были его слабостью.
— Не наговаривай на себя, Бронсон, ты вовсе не такой выродок, каким хочешь казаться.
— Первое убийство я совершил в тринадцатилетнем возрасте, — Аллигатор аж всхлипнул. — Я убил соседскую кошку. Содрал с нее шкуру, а тушку прицепил к дверной ручке хозяйки. Старушку хватил удар, и вскоре она умерла. В двадцать лет я убил бомжа. Я выпустил ему кишки охотничьим ножом и сбросил в канализационный люк. Насколько понимаю, тогда даже расследования не проводилось. Потом было еще пять или шесть жмуриков, не помню точно. Они приходят ко мне, господин капитан. Вот и сейчас за вашей спиной стоит задушенная мной красотка. Привет, Эльза!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
