мой сын играл в машинки, в семнадцать у него появились игры посерьезней, но все равно игры. К тридцати я мечтаю увидеть своего сына взрослым и успешным, а чтобы им стать, тебе нужно начинать сейчас.
Володе не хотелось слушать надутые воздухом речи. Пусть произносит их на работе, в своем долбаном суде, если охота. Володя поднялся с дивана с намерением приблизить конец разговора, хотя одного он все-таки никак не мог понять.
– Разве при выборе будущей профессии не руководствуются своими сильными сторонами, способностями и, в конце концов, душевными предпочтениями? Если выбирать направление, рассчитывая на годы вперед, я бы хотел, чтобы оно приносило удовольствие и не надоедало даже со временем.
Анатолий Жемчужный смотрел на сына, не мигая, только сигаретный дым перемещался. От такого взгляда Володе стало не по себе.
– Признаться, я рассчитывал, что мы никогда не вернемся к этому вопросу после воспитательной колонии. Жизнь в суровых условиях должна была научить главному правилу: ты не можешь говорить о том, что хочешь, пока не сделал, что обязан. Одни женщины или недалекие живут желаниями. У мужчины есть долг. Прежде всего, долг перед семьей, перед обществом, перед самим собой. Рано или поздно каждый до этого доходит, вопрос времени, однако чем скорее постигнешь этот принцип, тем большее влияние ты обретешь в социуме.
Володя как-то совсем не нашелся что ответить отцу. Стиснул челюсти и поиграл скулами, мечтая поскорее уйти.
– Надеюсь, ты услышал мою мысль, Володя. У тебя еще будет время поразмышлять. Но ты куда-то собрался? Присядь, я только начал, нам еще есть о чем поговорить.
– Я лучше постою.
Водянистые, скорее серые, чем голубые глаза Анатолия Жемчужного дольше обычного задержались на сыне. «Ну что ж, если для тебя это принципиально, то – пожалуйста» – сказал про себя Володя, усаживаясь обратно на диван. Ему искренне хотелось верить, что его собственные глаза не производят на людей такое же жуткое впечатление.
– Итак, расскажи, чем ты занимаешься целыми днями.
– Чем я занимаюсь? – переспросил Володя, чувствуя подвох, но не до конца понимая, в чем он заключается.
– Да: как проходит твой день. Мы с тобой, оказывается, не виделись две недели. Расскажи про свои будни. У тебя же должен иметься некий распорядок дня?
– Конечно. – «Тонкий-тонкий лед. Первый шаг нужно делать аккуратно» – Подъем у меня в семь пятнадцать, начало уроков в восемь тридцать. В школе я обычно нахожусь до обеда.
– Не ври мне, Володя, – отрезал отец. – Ты явился сюда, чтобы нагло обманывать меня?
Володя униженно промолчал. «Провалился… но как глубоко? Одной ногой, двумя?»
– В школе ты не находишься до обеда, обычно. Классный руководитель прислала на почту письмо, в котором описывает твое положение. У тебя выходит семь троек, сын?
– Вроде бы, – «С головой! Ушел под воду с головой!» – Но у нас на следующей неделе будут итоговые контрольные. Я исправлю ситуацию.
– В таком случае тебе лучше постараться.
Отец нетерпеливо побарабанил пальцами, в них же держа тлеющий окурок.
– Чем занимаешься после, когда приходишь домой?
– Делаю уроки.
– И для этого тебе нужна абсолютная тишина? Почему горничная приходит убрать квартиру, но ты просишь не шуметь пылесосом? Чтобы не нарушала послеобеденный сон?
– Нет, отец, я просто делаю уроки. А еще занимаюсь поисками репетитора. Постоянно на звонке, поэтому прошу не шуметь.
– Понятно. Однако тебе следует заняться поисками продуктивнее. На календаре двадцатое декабря, а это значит, до экзаменов осталось пять месяцев. У тебя зимние каникулы до какого числа?
– Приблизительно до десятых, нам еще точно не сказали.
– Сгодится. Этого времени будет достаточно, чтобы ты смог найти себе толкового педагога. Иначе по приезде я выберу его сам, как маленькому мальчику.
– По приезде?
– Да. Мы с твоей матушкой летим в Женеву на новогодние праздники. Покатаемся на лыжах, отдохнем душой.
– Ого. Когда улетаете?
– Как только покончу со своими делами. Предварительное слушание назначено на двадцать пятое число, надеюсь, оно не продолжится слишком долго, и мы успеем на самолет. Иначе будешь праздновать Новый год в компании любящих родителей.
Отец лукаво ухмылялся, но приятнее всего Володе было наблюдать, как он снимет ногу, а затем разглаживает стрелки на штанах.
– Значит, о школе, экзаменах и педагогах договорились. Также помозгуй насчет университета, в десятых числах я надеюсь обнаружить тебя со здравыми решениями. И, кстати, разговор о распорядке дня я поднял не случайно. – Вынесенный палец означал, что еще рано расслабляться. – Сейчас ты откровенно бездельничаешь, Володя, но когда начнешь втягиваться во взрослую жизнь, ты поймешь, как важно планировать свой день. Без порядка и дисциплины не будет продуктивности. – На последних словах отец вскинул руку и, изучая часы, поднялся из стола. – В принципе, это все, о чем я хотел поговорить с тобой на досуге.
Отец уже надевал верхнюю одежду, когда Володя вдруг вспомнил, зачем явился.
– Отец, а…
– Да, совсем забыл спросить, хватает ли тебе денег на нужды, Володя?
– Потихоньку заканчиваются.
– Сколько тебе нужно?
Анатолий Жемчужный, не дожидаясь ответа, открыл дверь и зашагал по ступеням, покачивая своим с меховым воротом пальто.
– Не знаю. Но чтобы до вашего приезда дожить.
– Скину на карту вечером.
– Спасибо, отец.
– Не за что. Ты все-таки мой сын, Володя. – Он спустился, и его голос доносился эхом. – Берись за ум. Мы с тобой из Жемчужных, и нам не пристало занижать свое фамильное достоинство.
Глава 27
Утром двадцать пятого декабря в школе состоялся последний учебный день. Хотя учебным он мог называться с натяжкой. Весь класс сидел за партами вполоборота, ожидая, когда учительница, обычно строгая, но сейчас не обращающая ни на кого внимания, дорисует оценки в дневниках. Кто-то радовался циферкам, кто-то не очень, но настроение в классе царило самое положительное. Даже подлизы, и те не скрывали радости от возможности отделаться от школы на какое-то время.
Все смеялись и попивали фруктовые соки. Никто не контролировал содержимое в стаканчике, и желание подбавить крепости напитку возникло само по себе. Жалко, никого из друзей нет рядом, подумал Володя, иначе бы он воплотил свою давнюю мечту и накидался прямо в школе! Носов заболел простудой, а Война уехал домой в Санкт-Петербург… хотя тот вряд ли бы согласился шагнуть за порог подобного заведения.
Облокотившись на парту, Володя за неимением лучшего дела поглядывал в окно. В сером мире кишели черные и бурые краски – о белых, в канун праздника, приходилось только мечтать. Утренний мороз схватил грязь коркой, но и та подтаяла. Слишком невзрачно для Нового года. Что-то шумело, и когда Жемчужный Володя пригляделся, заметил в воздухе не то дождь, не то снег. Ветви деревьев скреблись в стекло третьего этажа, словно пальцы бездомных, которые просились погреться в теплое помещение.
Ветер крепчал, осадки усилились. Спустя две минуты в воздухе стояла мутная стена дождя. В щель приоткрытой рамы летело множество мелких брызг, возникающих от удара о внешний подоконник. Влага