— Это Оливер Роббинс.
Роббинс… Роббинс… Фамилия знакомая, но…
— Из «Континенталь-экспресса», помните? Я продал автобусный билет той женщине, которую вы разыскиваете.
Дэниэльс выпрямился в кресле.
— Да, мистер Роббинс, я прекрасно вас помню.
— Я видел вас по телевизору, — сказал Роббинс. — Замечательно, что вы поймали тех людей. Этот порошок — жуткая гадость. Знаете, мы постоянно видим, как люди употребляют его прямо на автовокзале.
— Да, — сказал Дэниэльс, следя за тем, чтобы в голосе не прозвучало ни капельки раздражения. — Мне очень приятно, что видели.
— Те люди действительно отправятся прямо в тюрьму?
— Думаю, большинство из них — да. Чем могу быть вам полезен сегодня?
— На самом деле я надеюсь, что это я смогу вам быть полезен, — сказал Роббинс. — Помните, вы просили меня позвонить вам, если я вспомню что-нибудь еще? Я имею в виду женщину в темных очках и красном платке.
— Да, — сказал Норман. Голос его по-прежнему звучал спокойно и дружелюбно, но рука, не та, которой он держал телефонную трубку, снова сжалась в кулак и ногти впились в ладонь.
— Ну вот, я думал, что не вспомню, но кое-что пришло мне в голову сегодня утром, дома, перед работой. Я думал об этом весь день, и я уверен, что не ошибаюсь Она действительно сказала это именно так.
— Что сказала и как? — спросил он. Его голос, как и раньше, был спокоен и даже любезен, но в складках его крепко сжатого кулака показалась кровь. Норман открыл один из ящиков пустого письменного стола и свесил в него кулак. Маленькое жертвоприношение тому, кто займет эту говенную тесную кладовку.
— Понимаете, она не сказала мне, куда хочет ехать, — это я сказал ей. Наверное, поэтому я и не мог вспомнить, когда вы спрашивали меня, инспектор Дэниэльс, хотя на такие вещи у меня обычно память хорошая.
— Я не очень понимаю вас.
— Люди, берущие билеты, обычно называют вам свой маршрут, — сказал Роббинс. — «Дайте до Нашвилла, туда и обратно», или: «В Лансинг, пожалуйста, в один конец». Следите за моей мыслью?
— Да.
— Эта женщина так не говорила. Она не произносила названия места; она назвала время, когда она хочет уехать. Вот это я и вспомнил сегодня утром в душе. Она сказала: «Я хочу купить билет на автобус в одиннадцать-ноль-пять. Там есть еще свободные места?» Словно город, куда ей ехать, не имел значения, словно ей было важно лишь…
— Уехать как можно быстрее и как можно дальше! — воскликнул Норман. — Да! Да, конечно! Спасибо, мистер Роббинс!
— Рад, что сумел вам помочь. — Роббинс, казалось, слегка опешил от взрыва эмоций, раздавшегося на другом конце линии. — Эта женщина… Она, похоже, и впрямь здорово нужна вам, ребята.
— Да, позарез, — сказал Норман. Он снова улыбался той улыбкой, от которой по спине Рози всегда проходил холодок, вызывавший желание прислониться спиной к стене, чтобы уберечь свои почки. — Это уж точно. Тот автобус в одиннадцать ноль пять, мистер Роббинс, — куда он идет?
Роббинс назвал город, а потом спросил:
— Она была связана с той шайкой по порошку? Ну, эта женщина, которую вы ищете?
— Нет, это мошенничество с кредитками, — сказал Норман. Роббинс начал было что-то говорить ему — он был явно не прочь поболтать с полицейским, — но Норман швырнул трубку на рычаг, оборвав того на полуслове. Потом он снова задрал ноги на стол. Теперь поиски тележки и перевоз барахла могут подождать. Он откинулся на спинку кресла и поглядел в потолок.
— Мошенничество с кредиткой, это точно, — сказал он. — Но тебе известно, что говорят про длинную руку закона?
Он вытянул левую руку и разжал кулак, открыв окровавленную ладонь. Раздвинул пальцы — те тоже все были в крови.
— Длинная рука закона, слышишь, ты, сука, — сказал он и неожиданно начал смеяться. — Длинная гребаная рука закона неотвратимо тянется к тебе. Можешь не сомневаться в том, что дотянется. — Он продолжал сдвигать и раздвигать пальцы, спокойно наблюдая за капельками крови, падающими на поверхность его письменного стола. Он чувствовал себя отлично.
Все снова вставало на свои места.
7
Когда Рози вернулась в «Д и С», Пам сидела на складном стуле в комнате отдыха на первом этаже. На коленях она держала книжку в мягкой обложке, но наблюдала за Джерт Киншоу и маленькой тощей пигалицей, пришедшей дней десять назад, — Синтией Как-Ее-Там. У Синтии была безвкусная панковская прическа — полузеленая, полуоранжевая, — и выглядела она тщедушной, всего фунтов на девяносто. Толстая повязка закрывала левое ухо, которое ее дружок пытался оторвать. Она была одета в короткий балахон с картинкой, на которой Питер Тош вертелся в зелено-голубых лучах солнца, выплывшего явно из наркотического кайфа. «Не вздумай сдаваться!» — призывал балахон. При каждом ее движении слишком глубокий вырез открывал ее грудки размером с чайные чашечки и соски цвета земляники. Она тяжело дышала, по лицу ее струился пот, но видно было, что она очень довольна своим сегодняшним положением.
Джерт Киншоу отличалась от Синтии как ночь ото дня. Рози так и не могла взять в толк, была ли Джерт просто помощницей Анны Стивенсон, давней обитательницей «Д и С» или, так сказать, другом дома. Она появлялась, проводила здесь несколько дней, а потом снова исчезала. Она часто сидела в общем кружке на сеансе терапии (такие сеансы проводились два раза в день с обязательным посещением четыре раза в неделю для обитательниц), но Рози никогда не слышала, чтобы она что-то говорила. Джерт была высокая — по меньшей мере шесть футов и один дюйм — и крупная: плечи — широкие, гладкие, темно-коричневого цвета. Арбузные груди, живот, как огромный маятник, выпирающий из спортивной майки громадного размера и свисающий над резинкой старых серых тренировочных штанов, которые она носила постоянно, довершали ее облик. Ее прическа представляла собой беспорядочную путаницу кудряшек. Она смахивала на одну из женщин, которые обычно сидят в забегаловке, жуют чипсы и читают последнюю заметку в «Национальном опроснике». Можно было не заметить, насколько накачаны ее бицепсы, бедра под тренировочными штанами круты и сильны, а здоровенная задница крепка и не трясется при ходьбе. Такие семинары в комнате отдыха были единственным местом, где Рози слышала, как она разговаривает.
Джерт преподавала искусство самообороны всем обитательницам «Д и С», которые хотели этому обучаться. Рози сама брала у нее уроки и до последнего времени пыталась практиковаться по крайней мере раз в день в том, что Джерт называла «Шесть отличных способов врезать бабнику». Она не очень-то преуспела в них и не могла представить себе, что сумеет на самом деле испробовать эти способы на мужчине, — например, на том парне с усиками, стоявшем в дверях бара «Пропусти Глоток», — но ей нравилась Джерт. Особенно, как менялось широкое темное лицо Джерт, когда та учила кого-то. С ее лица слетала обычная глиняная неподвижность, оно оживало и становилось интеллигентным. Она становилась даже хорошенькой. Рози однажды спросила ее, чему конкретно она обучает — таэ квон до, дзюдо или карате? А может, вообще чему-то другому? Джерт лишь пожала плечами: «Немножко — оттуда, немножко — отсюда — так, винегрет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
