В казарму гвардейцев валом валили жадные до новостей слушатели. То, о чем рассказывали за столами в дневной комнате, касалось всех. Преобладали смешанные чувства: легионеры были сыты по горло рутиной уличного патрулирования, более активные действия за пределами города могли принести хоть что-то новое, дать шанс отличиться, получить повышение — с другой стороны, однако, не о таких боях мечтали солдаты. Стычки с разбойниками не могли принести славы. Еще несколько лет назад сражения в горах с разбойничьими бандами случались не так уж редко. Но это были именно сражения — хорошо обученные отряды под предводительством знаменитых вожаков вызывали определенное уважение. В Громбеларде на фоне власти императорского представителя всегда существовала мрачная империя беззакония. Однако кто-то всем этим управлял. У разбойников имелся свой король, а в последнее время королева, они были организованы по-военному, существовали определенные правила, соблюдавшиеся всеми. Никто не нападал на караваны из пустых повозок; да и вообще, на тракте очень редко кого-либо убивали. Одинокий путник вынужден был отдать кошелек, но жизнь — только если оказывался чересчур глуп. Купцам позволяли отделаться выкупом, притом достаточно низким для того, чтобы не отбить у них охоту вновь побывать в горных городах. Кто-то за всем этим стоял, правя железной рукой. Случалось, что перед воротами городского гарнизона какие-то люди бросали труп — и, как правило, это оказывался труп безумца или выродка, преследуемого трибуналом и легионами. Невидимые исполнители приговора словно говорили: «Мы не имеем ничего общего с преступлениями этого человека, вам больше незачем искать его в горах, он ваш». Война, ведшаяся таким образом и с таким противником, не казалась чем-то омерзительным.
Но теперь? Теперь легионерам приходилось сталкиваться с теми, кто убивал просто ради развлечения, и в любой день могли появиться банды, готовые поджечь деревню лишь затем, чтобы отвлечь внимание от другой. Стаи, которые больше уничтожали, чем брали, состоявшие из беспощадных зверей, подлежащих истреблению. Здесь не было места для славы.
Наступила ночь, но в большой комнате все еще оживленно разговаривали и спорили. Осталось двадцать с небольшим человек, в том числе четверо армектанских лучников. Они пришли довольно поздно, и теперь их вопросы и мнения снова оживляли беседу.
— Нужно здесь организовать форпост, — доказывал один из армектанских солдат. — Так же, как на северной границе.
— Громбелард для того в свое время и завоевали, чтобы никакие форпосты не требовались, — объяснил один из легионеров.
Этого человека тридцати с небольшим лет звали Эльг, и когда-то он был шпионом трибунала. Ему надоела эта работа, и он поступил в Громбелардский легион, несмотря на многочисленные препятствия — трибуналу не нравилось, когда в войске оказывался некто знающий всевозможные способы и приемы, которыми пользовались тайные урядники. Именно потому дартанский шпион поступил в войско в Громбеларде — он не хотел, чтобы его преследовали. Мнение командиров легиона насчет его пригодности к службе оказалось прямо противоположным мнению трибунала, и Эльг стал солдатом, хотя и весьма исключительным, поскольку главным его преимуществом были знания, а не боевые умения. Однако, будучи упрямым и настойчивым, он приобрел и их. Он был хорошим легионером, и его ждало звание десятника — Тереза вовсе не скрывала, что повышение он получит сразу же, как только освободится место.
— Форпост слишком дорого обходится, — продолжал Эльг. — Гарнизоны в Громбеларде поддерживали порядок, в самих городах жилось довольно безопасно, были ремесленники и купцы, корчмари и каменщики, и все платили налоги. Форпосты налогов не платят, а стоят столько же, сколько и гарнизоны в городах. Даже больше.
— Так было когда-то, — упирался армектанец. — Но теперь вам нужны форпосты и укрепленные позиции, такие же, как и у нас. Император не станет завоевывать Громбелард во второй раз, во всяком случае, не сейчас. Не похоже на то.
В этом было немало правды.
— Страшно много войска понадобится, — заметил кто-то в углу.
— Вовсе не так уж и много. А если станет тяжело, то наверняка придет гвардия, — сказала армектанская лучница. — Один форпост у вас уже есть, устроите еще несколько… — обратилась она к акалийским гвардейцам. — Никто не пройдет через такой кордон.
Наступила тишина. Похоже, рано или поздно должна была последовать ссора. Слова, которые, судя по всему, были попыткой выразить уважение к дружественному отряду гвардии, обидели всех легионеров. Значит, все рассуждения о том, какова будет война с бандитами, бессмысленны и глупы. Все равно все сделает гвардия. Только элитные подразделения в состоянии навести порядок. Легионеры же с Тройного пограничья или даже из Армекта — нет.
— Громбелардской гвардии уже не существует, — с улыбкой сказала арбалетчица Ганея, единственная громбелардка в гарнизоне. — А нас тут пока слишком мало.
Армектанка не поняла, о чем речь.
— Придет армектанская гвардия, — заявила она столь убежденно, словно сама могла на это повлиять.
— У вас везде посылают гвардию? — удивленно спросила Ганея, совершенно не понимая, в чем дело.
Лучница внимательно посмотрела на собеседницу. Вид у Ганеи был… почти отталкивающий, несмотря на то (а может быть, именно потому), что лицо ее носило следы былой красоты. Левая сторона лица все еще принадлежала красивой женщине лет тридцати. С правой стороны светло-желтые волосы иногда приоткрывали старую рану на виске — вражеское острие срезало там кусок кожи. Другое оружие (а может, и то же самое) почти обрубило щеку. Щека снова приросла на место, но страшные шрамы остались. Ужасно выглядели и предплечья, выступавшие из-под коротких рукавов мундира. Кто-то изрезал их ножом, раз за разом. На левом предплечье виднелось около двадцати шрамов, на правом только четыре, зато широких.
Ганея была не слишком сообразительна. Морща лоб, она размышляла о судьбе армектанских солдат.
— Да вас там просто заездили, — сказала она. — И что, везде вас так посылают?
— Нет, — смущенно ответила армектанка. — Вы ведь жаловались, что вас слишком мало.
— Ну да, но когда тысячница наконец получит разрешение довести наш легион до полной численности, то есть если Армектанский и Дартанский легионы будут нам помогать…
Одна, говоря «мы», подразумевала гвардию, другая же — солдат. Так они договориться попросту не могли. Возможно, виной тому был и язык. Кинен — упрощенный армектанский — облегчал перемещение по всей Вечной империи и давал возможность объясниться, но не слишком подходил для сложных разговоров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
