Прибавлю еще, что Бог любит, чтоб мы переносили более такие прискорбности, которые происходят от недобросердечия людей, и особенно тех, которые облагодетельствованы нами, нежели такие, которые происходят от неведомо как стекающихся неблагоприятных нам случайностей. Почему? Потому, что свойственная нам гордыня успешнее подавляется и искореняется первыми, чем вторыми. И еще потому, что если покорность воле Божией есть главное в нашем духовном действовании, то нигде мы не можем вызвать ее в себе и проявить в такой мере, как в таких случаях, если переносим их благодушно, с теплым благодарением Богу, пославшему их нам как великое воистину благо, свидетельствуя тем и полную свою преданность в волю Божию, и пламенную ревность во всем сообразовать себя с сею волею.
Подобное настроение предшествует посланию крутых случайностей. Бог, видя зарождение этого настроения и желая возвесть его в силу и укоренить, посылает чашу сильнейших искушений, охотное, благодушное и радостное перенесение которых действительно и доставляет всегда такой благий плод духовный. Посему, зная сие и сего желая и ища, должны мы принимать такую чашу от руки Божией, смежив очи пытливости и, полною верою ясно зря в ней и зельную любовь к нам Божию и наше верное преспеяние духовное, с радостию испивать ее до дна, тем вожделеннее, чем она горчайшею чувствуется.
Глава 41
Как в разных случаях можно преуспевать в одной и той же добродетели
Выше в одной главе сказали мы, что упражняться некоторое время в одной и той же добродетели гораздо плодотворнее и полезнее для успеха, нежели как упражняться вдруг во многих добродетелях, и что потому в ее пользу следует обращать все, встречающиеся с нами случайности, хотя бы они были разнородны между собой. Теперь послушай, я покажу тебе, как удобно это может быть исполняемо.
Если, например, случится тебе в один и тот же день или даже и час укоренным быть от кого безвинно за какое-либо дело, само по себе безукоризненное, или получить отказ в просьбе, с какою обращаешься к кому-либо, или случится с тобой нечто такое, из-за чего станут неправильно подозревать тебя в чем-либо худом, или найдет на тебя какая болезнь телесная, или кто-нибудь из высших тебя велит тебе сделать что-либо, что тебе не нравится, или встретится другое что неприятное и несносное, чем преисполнена бедная жизнь человеческая, то по разнообразию таких и подобных сим случайностей, тебе предлежит совершить разные добродетельные деяния. Но, соблюдая предположенное тобою правило, ты лучше сделаешь, если все их обращать будешь на упражнение в той добродетели, какой преимущественно прилежишь в то время.
Так, если в то время как встретятся с тобой показанные случаи ты будешь преимущественно упражняться в терпении, то о том и позаботься, чтоб перетерпеть их охотно и с радостию; если занят ты особенно преуспеянием в смирении, то напрягись сознать, что ты достоин всякого зла и заслуживаешь встретившихся с тобой неприятностей; если подвиг твой обращен на стяжание добродетели послушания, то понудь себя благопокорливо подклонить выю свою под державную руку Божию и из благоугождения Ему охотно подчиниться и разумным и неразумным и бездушным тварям Его, чрез которые наводит Он на тебя такие тяготы и прискорбности; если ревнуешь о преуспеянии в нищете, то воздвигни в себе довольство, радость и благодарение, что лишен бываешь всякого утешения житейского и мирского; если трудишься над укоренением и возвышением любви, то постарайся возбудить в себе любительные чувства и к ближнему, так как он является в сие время посредником добра, которое можешь ты извлечь из предлежащих случаев, и к Богу, так как Он, как всегда, так и теперь, есть первая любвеобильная причина, посылающая или попускающая такие прискорбности для твоего духовного преуспеяния.
Из сказанного можешь уже и сам уразуметь, как можно обращать на упражнение в одной и той же добродетели такие случаи, которые не на короткое время поражают, но тянутся долго, как, например, болезнь и подобное что.
Глава 42
Сколько времени надлежит упражняться в каждой добродетели и какие признаки преуспеяния в ней
Времени, сколько нужно упражняться в добродетели, чтобы установиться в ней, определить нельзя умозрительно. Это пусть уже всякий сам для себя полагает, судя по своему состоянию, своим обстоятельствам и своим успехам в духовной жизни, особенно же по рассуждению своего старца или духовного отца, руководящего его. Впрочем, у кого ревность о преуспеянии жива и он не останавливается ни пред какими трудностями и средствами, у того скоро обнаружится явно немалый успех.
Признаком же преуспеяния служит то, если вступивший на путь добродетели ревностно течет по нему с твердою решимостию не соступать с него, как бы трудно это ни было, и каких бы жертв ни требовало, несмотря ни на случающиеся по временам охлаждения и омрачения души, ни на оскудение духовных утешений и благодатных радований, какое попущается по Божескому о нас промышлению, на пользу нам.
Вторым, не менее верным признаком преуспеяния служит степень силы брани, какую воздвигает против добрых решении и дел плоть. Чем более слабеет сия брань, тем более преуспеяние в добродетели явно подвигается вперед. Почему, когда не чувствуешь брани или нападков со стороны низшей чувственной части своей, особенно в то время, когда имеешь пред глазами возбудительные к тому случаи, то можешь верить, что добродетель твоя довольную уже восприяла силу. Но то, если ты начал совершать дела свои на пути добродетели с большею готовностию и радостию духовною, чем прежде, можешь почитать признаком преуспеяния в добродетели, даже еще более верным, чем усмирение плоти.
И святой Исаак советует, определив цель, к которой должно направлять все дела жизни своей, держать в мысли знаки и приметы, расспросив о них у опытных, правым ли путем идешь или уклонился от него и идешь какою-нибудь стезею вне настоящей дороги. Знаки же и приметы полагает он следующие: «Если видишь, что ум твой не терпит насилия, а свободно действует и течет в добрых помыслах, то это знак, что ты простираешься в предняя; равным образом, когда во время стояния на молитве, ум твой не парит туда и сюда, и внезапно стих пресекается на языке твоем, и на душу твою налегают оковы молчания без участия твоего произволения, также, когда примечаешь, что при каждом, возникающем в душе твоей добром помысле и припоминании, и при каждом духовном созерцании, очи твои наполняются слезами и слезы без принуждения текут по ланитам твоим, или когда иной раз видишь, что мысль твоя, сама собой, без твоего содействия, погружается в глубь сердца твоего и пребывает в этом состоянии какой-нибудь час, при чем мир царствует в помыслах твоих, – все это суть признаки, что ты добре преуспеваешь на пути воспринятой тобою духовной жизни» (Слово 44).
При всем том, однако ж, не следует питать полную уверенность, что мы совершенно установились в искомой добродетели или окончательно победили какую-либо страсть, хотя бы иной раз долгое время не чувствовали приражений и движений ее; потому что тут может скрываться злая кознь человеконенавистного диавола и лукавство живущего в нас греха, по которым нередко представляется нам в себе добром и по сокровенной гордости нашей признается таковым то, что поистине есть совершенно противоположного свойства. И кроме того, если помыслим о совершенстве, к какому призывает нас Бог, то, хотя бы мы уже довольное время шли путем добродетели, скорее подумаем, что едва ли и начало достодолжной жизни положено нами, нежели, что мы уже установились в ней. Почему святые отцы называют несовершенною, не чуждою недостатков жизнь и самых совершенных людей. «И совершенных несовершенно совершенство», – говорит Лествичник. И Павел святой совершенство полагает в том, чтобы непрестанно тещи и тещи в предняя, не озираясь вспять и не думая, что уже достигли искомого; почему и самого себя называет несовершенным и еще не достигшим того, к чему стремится: Не зане уже достигох, – говорит он, – или уже совершихся: гоню же аще и постигну… Братие, аз себе не у помышляю достигша: едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираясь со усердием гоню к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе. И желая показать, что в этом одном и состоит наше совершенство, присовокупляет: Елицы убо совершенни, сие да мудрствуим (Флп. 3: 12–15), – как бы так: то и совершенство, чтоб не думать, что мы достигли совершенства; то и есть быть в состоянии добродетельном, чтоб не стоять, а все тещи непрестанно к добродетели.
К тому же в глубине нашего сердца пребывают иной раз такие тонкие и такие скрытные страстности, что мы совсем и не знаем, что это страсти. Как же можно нам допускать такую в себе дерзость, чтоб думать, будто мы совсем уже очистились от страстей? И если острозоркие оные и пророческие очи Давида не могли этого узреть в себе, как мы можем присвоять себе такое узрение? Почему, как он всегда молил Бога: От тайных моих очисти мя… (Пс. 18: 13), так тем паче мы имеем нужду умолять Его об очищении наших тайных страстностей. Ибо мы только действия и ветви страстей чувствуем, сил же их и корней познать не можем без просвещения от Святого Духа. От того только тогда сознаем мы в себе страсти, когда они действуют; как же скоро они притихнут, нам думается, что мы достигли уже бесстрастия.
