Меня натаскивали на оборону квартиры от угрозы, исходящей извне. Дверь мои родители изображали если и не непреодолимой, то уж точно — вполне осязаемой и реальной преградой на пути гипотетических грабителей. Я таким положением был вполне удовлетворён и о существовании других возможностей даже не задумывался.
Представить себе, что в наш дом кто-то проник, минуя входную дверь, я не сумел: о фантомах я почти ничего не знал и при этом был полностью уверен, что никто из знакомых мне людей в квартире находиться не может. В итоге, усевшись на полу в прихожей и, так и не отважившись приоткрыть пошире дверь в комнату, я заревел от ужаса. Когда в промежутках между долгими воплями я затихал, чтобы набрать в грудь воздуха, из комнаты явственно слышалось человеческое дыхание.
За десять минут, проведённые на ковролине в прихожей, я примирился с тем, что в мире есть место сверхъестественным явлениям, и навсегда расстался с ощущением покоя и уверенности в собственной безопасности. И ещё научился задавать себе и другим вопросы, даже когда знал, что вместо ответа меня удостоят в лучшем случае недоумённым взглядом. А потом, за следующие пять минут — преодолевать свой страх, перешагивать через инстинкт самосохранения и, наконец, смеяться над собой.
Когда, обливаясь слезами, я встал с пола и, ещё всхлипывая, толкнул изо всех сил дверь, то увидел, что каким-то образом открылось окно; короткие порывы ветра, рвавшегося внутрь и лавировавшего между отворёнными ставнями и мебелью, создавали тот странный шум, который я принял за человеческое дыхание. Окно я тут же запер, дверь в комнату, наоборот, распахнул и припёр стулом, чтобы она больше не закрывалась, а потом включил по всей квартире свет. На этом экзорцистский ритуал завершился.
Так состоялось моё первое знакомство с демонами. Три десятка лет спустя они вернулись, и что же? Я снова уселся на пол, готовясь расплакаться!
Ноги спружинили сами, и, забыв о предосторожности и о подстерегающих меня с той стороны убийцах со снабжёнными глушителями пистолетами, приникнув к глазку, я повторил «Кто там?!». Как и прежде, отвечать он мне не стал.
Видно было довольно скверно: лампочка на площадке перед моей дверью перегорела. Оставалась, правда, еще одна — лестничным пролётом выше, но и та — ватт на сорок. Чтобы как следует рассмотреть жуткого визитёра, мне пришлось притушить освещение в коридоре. Сделал я это из какого-то противного, липкого любопытства, с каким люди смотрят фильмы ужасов или наблюдают за казнью других людей. Здравый смысл подсказывал совсем иное: скорее запереть дверь на все оставшиеся замки, собачку, забаррикадироваться, вызвать милицию! Вместо этого я повернул выключатель в прихожей и в сгустившемся мраке принялся жадно изучать очертания фигуры, неподвижно стоявшей на лестничной клетке в паре шагов от моей двери.
Она была ненормально огромная, больше двух метров ростом, отчего так и подмывало успокоить себя: это понарошку, это просто какой-то шутник завернулся в плащ и залез на табурет… Но по-настоящему меня испугали плечи — непомерно широкие, делающие мутный силуэт в глазке чуть ли не квадратным, как у каких-нибудь персонажей в американских мультфильмах. Вот именно, что в мультфильмах: отсутствие привычных глазу человеческих пропорций не позволяло верить в подлинность, реальность этой фигуры. Во мне крепла уверенность в том, что я сплю или брежу.
Несмотря на выступающий над плечами широкий бугор, который, по видимости, должен был быть головой, все очертания вкупе решительно не производили впечатления человеческой фигуры. Даже не окажись головы на месте, мой гость не мог бы стать ещё страшнее. Разглядеть его силуэт лучше мешало слабое освещение и быстро запотевающий от волнения глазок, однако и того, что я мог видеть, было вполне достаточно, чтобы сделать единственно верный вывод: на лестничной клетке меня ждало создание, которому решительно не было места в том, что мы называем «действительностью». Выражение «не от мира сего» приобретало для меня новый, нехороший смысл.
Удивительно, но во мне имелась некая подсознательная готовность к такой встрече. Начиная с определённого момента я чувствовал, что реальность вот-вот может прогнуться и исказиться, как лицо посетителя в комнате смеха (никогда не находил ничего смешного в этих неприятных заведениях) — настолько необычен был попавший в мои руки документ и всё, связанное с ним. Как бы поточнее выразиться? Всерьёз посвятив свою жизнь изучению НЛО, начинаешь не только верить в пришельцев, но даже обижаться на них за то, что именно тебя они обходят стороной.
Когда мои расширившиеся зрачки смогли зачерпнуть достаточно света, чтобы присмотреться к нему повнимательнее, я начал различать некоторые детали: оно, кажется, действительно было одето в безразмерный тёмный плащ, а огромная голова была тяжело опущена на грудь, — чтобы я не видел лица? Или его отсутствия?
Оно стояло абсолютно неподвижно, не издавая ни малейшего звука, словно было не живым существом, а механизмом, выполнившим часть своей программы и замершим до новых приказаний.
Может, и вправду, чья-то глупая шутка? Как-никак, скоро Новый год, люди уже празднуют. Нет ли у нас какой-нибудь народной традиции пугать людей до полусмерти бездарными розыгрышами под праздник? Что-то было связано с Сочельником, вроде бы, когда там этот чёртов Сочельник? Скрутили из проволоки каркас, накинули брезент, постучали в дверь — а сами сидят на лестнице и стараются придушить смех. В этой штуковине на лестничной клетке нет ровным счётом ничего такого, дураку ясно, что она неодушевлённая. Вот выйду наружу и задам им трёпку!
Я так расхрабрился, что, и в правду взявшись за дверную ручку, потянул её вниз. Излишне уточнять, что не будь замок заперт, куражиться я бы не стал. Дверь я закрываю всегда, как только вхожу в дом, доведённым до автоматизма движением: два поворота влево, потом щелчок — фиксатор уходит наверх; на всё не требуется и секунды. Случалось, конечно, изредка забываться, вынося ведро или спускаясь к почтовому ящику за газетами, но уж сегодня я точно заперся. Ведь правда?
Как только ручка описала дугу до конца, язычок спрятался, и дверь под тяжестью моего тела медленно подалась вперёд…
…Давно собирался смазать петли — от пыли и ржавчины они безбожно скрипели, наждаком проходясь по слуховым нервам всякий раз, когда я открывал дверь недостаточно быстро. Но подсолнечное масло в петли заливать нельзя, так будет только хуже, — кто-то мне об этом авторитетно рассказывал, а машинное надо было ещё специально разыскивать; в результате, вместо того, чтобы решить вопрос кардинально, я научился чуть приподнимать дверь и отворять её выверенным молниеносным броском, которому мог бы позавидовать любой мангуст. Зато скрежет был не таким мучительным.
Будь петли смазаны, я так и застрял бы в этом гипнотическом полусне, и, конечно, осознал бы случившееся слишком поздно, когда сгустившийся за дверью кошмар скользнул бы уже беззвучно в мой дом, и вышло бы так, что я сам пустил его внутрь. Но протяжный надрывный скрип петель отрезвил меня.
В те доли секунды, когда, спохватившись, я уже перестал толкать дверь вперёд, но ещё не успел потянуть её на себя, я ясно ощутил, как с другой стороны за ручку мягко, но властно взялось оно… петли испуганно умолкли, но створка упрямо продолжила движение, открываясь…
Чтобы захлопнуть ее, мне пришлось упереться в пол и что было сил дёрнуть обеими руками, — тяжесть была неимоверная, словно я, как силач из книги рекордов Гиннеса, тянул на себя гружёный железнодорожный вагон. Язычок лязгнул и встал на место.
Не давая ему опомниться, я тут же закрепил успех — в полсекунды закрыл один замок, сняв предохранитель, спустил пружину второго, протянул собачку, потом громыхнул выдвижным засовом и только тогда перевёл дыхание. Прижался к глазку — тёмная махина стояла точно там же, где и прежде, не сдвинувшись со своего места ни на сантиметр.
Оглушённый и завороженный, я старался обуздать скачущее галопом сердце, вцепившись в отполированный набалдашник на дверном засове, всё ещё упираясь ногами в пол и не отрывая взгляда от фигуры на лестнице. Обдумать творившееся со мной совсем не было времени: как раз в тот момент, когда я думал отлучиться на кухню за мясным ножом, оно сделало шаг вперёд.
Одного этого шага оказалось довольно, чтобы понять, как глупо и наивно было надеяться на рациональное объяснение происходящего. Движение далось созданию тяжело: оно медленно оторвало от пола ногу (нижняя часть его тела оставалась для меня невидимой, зато верхняя, почти целиком укладывавшуюся в обзорное поле глазка, перекосилась, левая сторона с какой-то тектонической неспешностью и монументальностью вздыбилась, а потом приблизилась к глазку. Затем с таким же усилием чудище (ничто не могло бы теперь убедить меня в том, что передо мной человек) передвинуло вперёд и другую половину своего колоссального тела. Самым жутким показалось мне совершенное, невозможное беззвучие, с которым оно перемещалось. Подобравшись поближе к двери, тёмный силуэт заполнил собой всё видимое пространство. Меня буквально отбросило назад; сам я предпочёл тогда списать это неосознанное движение на инстинкт самосохранения, однако позже, анализируя свои ощущения, понял, что оно было окружено полем ужаса, отталкивающим от него всё живое… словно некий дьявольский магнит наоборот. И тут же раздался стук — точно так же, как и раньше: три неспешных тяжких удара.
