Кастелян, не ожидавший такого подвоха со стороны верного Гаргантюа, возмущенно глянул на него, отвернулся и опустил голову на лапы.
Воцарилась мрачная тишина, все сидели, думая о своем. Эб припоминал раскинувшийся на родных холмах городок, старое здание ратуши с облупившимися стенами, узкие мощеные улочки…
Вот ранним утром он топает по одной из них, сжимая поводок, на котором ковыляет Нобби, а по другой стороне от двери к двери бредет старенький молочник Вард с тележкой, полной пузатых бутылок. Эб подходит к дому, где прожил всю жизнь. На балконе второго этажа хлопает дверь, звяканье оконного стекла далеко разносится над черепичными крышами, и госпожа Шлап, облаченная в халат нежно-розовой расцветки, в чепце с кружавчиками, опираясь пухлыми локтями на витые чугунные перила, окидывает взглядом пустую улицу. «Нобби, малы-ыш!» – доносится сверху воркующий голосок хозяйки… И тогда Эб, отпустив поводок, вдруг поворачивается – да как наподдаст криволапому малышу носком сапога под хвост, так что Нобби, пронзительно визжа, взмывает в ясный утренний воздух, проносится над улицей и исчезает за крышами. Эб несколько мгновений смотрит на застывшую, как статуя, госпожу Шлап, затем поднимает большой камень и с разбойничьей улыбкой запускает им в окно над балконом. Госпожа Шлап с криком: «Кто-нибудь – сюда! Эбби сошел с ума!» – исчезает и…
– Вы производите впечатление довольно мечтательного юноши и, кажется, мыслями своими были сейчас далеко от этого узилища, – заметил Грюон Блюмкин с улыбкой. – Где вы обитали раньше? Далеко ли отсюда?
– Отвлекся немного, – пробормотал Эб. – Я жил в таком небольшом городке…
– Здравствуют ли еще ваши родители?
Эб помотал головой.
– Нет, я их вообще не помню…
– Ах да! – воскликнул Грюон. – Простите меня, юноша, я как-то не подумал… Но продолжайте, продолжайте!
– Меня воспитывала бабушка Снок. Она работала у мэра нашего города, господина Шлапа. Я всегда жил у Шлапов.
Бровь гнома приподнялась
– Шлап, говорите? Только сейчас я рассмотрел вас внимательно, и мне показалось, что вы не считаете всю предыдущую вашу жизнь разнообразной и веселой… я прав? Чем же вы занимались в доме этих, с позволения сказать, Шлапов?
– Ну… – протянул Эбвин. – Госпожа Шлап, она очень любила… то есть любит животных. У них в доме много животных – хомяки, морские свинки, кошки и вот… – он покосился на Кастеляна, прислушивающегося к их разговору… – пес. В доме Шлапов у меня было два занятия. Обычно я там все приводил в порядок, если что-то ломалось. А еще по приказу госпожи Шлап следил за животными. Хотя чинить мне больше нравилось, чем за ними следить…
– М-да, – произнес Блюмкин. – Голос ваш невесел, да и выражение лица таково, что закрадывается подозрение – вы были не слишком-то довольны уготованной вам судьбой.
– Да уж, – согласился Эб. – Не слишком-то.
– Что же в таком случае помешало вам порвать сковывающую вас постылую цепь однообразных будней и уйти от хозяина, господина, как вы выразились, Шлапа? Наняться юнгой на какой-нибудь проплывающий мимо корабль, чьи паруса вы по утрам с волнением наблюдали из окошка своей маленькой комнаты? Или податься в ученики к зеленщику? Поступить на военную службу или, быть может, еще что-нибудь такое же романтичное?
Глава 18
ТЕМНОЕ ПРОШЛОЕ
Стало очень тихо. Кастелян, Гаргантюа и Блюмкин по очереди взглянули друг на друга, а затем посмотрели на Эба.
Неожиданная догадка возникла в голове Эба, он, в свою очередь, окинул взглядом спутников и обратился к гному:
– Грюон, вы тоже из Цуката?
Блюмкин покосился на Кастеляна и отвел взгляд.
– Почему вы молчите? Что такое Цукат? Где он находится? – От негодования Эбвин застучал кулаком по полу. – Я считал, что Цукат – это сказка…
– Ха, сказка! – фыркнул магопес. – Конечно, нет.
– Кастелян, я хочу знать, из-за чего вы с Тодолом стали врагами. Вы постоянно что-то скрываете от меня.
– Это долгая история, – откликнулся магопес. – Рассказ займет много времени.
– Ну и что? Нам некуда спешить, мы все равно не можем выйти.
– Хорошо, тогда слушай, Эбби. Когда-то мы с Бардо Тодолом были друзьями. Близкими друзьями. Жили мы на окраине Цуката, в самом бедном районе, и все свои силы отдавали чароплетству. Чаро-плеты, – раздельно повторил он. – Так называют там магов.
– Да, мы были могущественными чароплетами, – продолжал Кастелян. – Могущественными… и бедными. Понимаешь, Эб, сама по себе магия не приносит доходов. Все свободное от сна и приема пищи время уходит на совершенствование умений, на то, чтобы добывать новые знания. Будучи могущественными чароплетами, мы ютились в бедном домишке. Поначалу это не имело никакого значения – мы были слишком поглощены своими занятиями, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как ветхая одежда, скудная пища, отсутствие удобств. Мы писали книги, каждый свою. Книгу всей своей жизни… и оба были счастливы. Однако с возрастом нищета стала тяготить нас. Почему, спрашивали мы себя, какой-нибудь набитый дурень, получивший богатство в наследство, купается в роскоши, ни разу в жизни пальцем о палец не ударив, чтобы эту роскошь заслужить, – в то время как мы, умнейшие из умнейших, бедны? Повторю, это тяготило нас обоих, хотя друга моего Бардо Тодола – гораздо сильнее. И однажды мы решили, что пора разбогатеть.
Гагрантюа и Грюон Блюмкин слушали магопса так же внимательно, как и Эб. Наверное, в подробностях эту историю до сих пор не знал никто, кроме Бардо Тодола и Кастеляна.
– Да, именно так, в один прекрасный момент мы просто решили, что пора стать богатыми, – неторопливо продолжал он, – и тогда возник вопрос, который задает себе каждый, решивший разбогатеть: как? Именно Тодолу пришла в голову эта мысль. Он вспомнил про одного нашего знакомого дракона. Этот старейшина крылатого племени прозывался Гулгор и жил в пещере на вершине большой горы. Он был последним представителем древнего рода, подарившего миру не маленьких безмозглых драконов, которых в Цукате используют для перевозок, но могучих, огромных, умных чудовищ.
Тут надобно заметить, что те древние драконы, в отличие от их нынешних собратьев, имели привычку к бессмысленному накопительству. Как сороки, стаскивающие в гнездо всякие блестящие штучки, они наполняли свои пещеры награбленными за века сокровищами. И вот Бардо Тодолу пришла в голову одна идея. Бардо обсудил ее со мной и, испытывая определенные сомнения, я все-таки поддержал его. – Кастелян обвел слушателей суровым взглядом. Эбу почудилось, что сквозь облик кривоногого пса проступают неявные, расплывчатые черты старика с кудрявой бородой, того, чья душа скрывалась в теле Нобби.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
