— Я не могу помешать тому, что вы тут вытворяете. И очень жаль. Будь такое возможно, я бы положил этому безобразию конец сию же секунду. Поскольку такой возможности у меня нет, я взываю к вашему разуму.
— Спасибо. — Взяв буклет, Эйприл не глядя бросила его в сумочку.
Эйхнер посмотрел на нее, потом на сумочку:
— Я говорю вполне серьезно. Вы несете профессиональную ответственность. — Распахнув дверь, он пожелал всем здоровья и удалился.
Добрую минуту царило молчание.
— Наверно, он прав, — подал голос Ласкер.
— Нет, — покачал головой Маке. — Ни на грош. Кафедра археологии в Северо-Западном знает о подобных раскопках ничуть не больше нашего.
— Я согласна, — поддержала его Эйприл. — Тем более что Шлиман был дилетантом.
— Помнится, я где-то читал, — заметил Ласкер, — что в Трое он жутко напортачил.
Сбывалось все, на что Эйприл возлагала надежды. Она сделала открытие века и, пожалуй, увековечила себя. В один прекрасный день Эйприл Кэннон окажется среди гигантов науки. В этом ей уже ничто не может помешать. Она пока толком не поняла, что же открыла, но в эпохальности открытия сомнений нет.
В тот же вечер о находке говорили по всем каналам, уже всерьез, не поминая о сезоне помешательств. "Час новостей с Джимом Лерером" показал ряд химиков, почти единодушно сходившихся в том, что где-то была допущена ошибка или произошло недоразумение.
— Но, — сказал Алан Наримото из Миннесотского университета, — если доктор Кэннон права, это открытие неоценимой значимости.
— Как это? — спросил Лерер.
— Если на время забыть о нашей исходной посылке и представить, что мы сумеем воспроизвести процесс производства этого элемента... — Наримото покачал головой и повернулся к коллеге Мэри Эспозито из Университета Дюка, подхватившей эстафету.
— Тогда мы смогли бы, — завершила она, — сделать ткань для вашего костюма, Джим, которая пережила бы вас.
Эй-би-си показала сюжет, в котором Эйприл стояла рядом с куполом, держа в руках рулон скотча шириной в два дюйма.
— Это обыкновенная клейкая лента, — проговорила она, отрывая футовый кусок ленты и наклеивая его на картонную коробку и затем срывая. Лента потянула за собой изрядный кусок картона. — В отличие от картона наш элемент крайне слабо взаимодействует с другими веществами. — С этими словами она оторвала еще кусок скотча, крепко прижала его к стене купола и отпустила. Скотч медленно отделился и упал на землю. — Ему не страшны ни снег, ни вода, ни грязь — даже клейкая лента. — Камера сделала наезд на зеленую поверхность. — Подумайте, какой замечательный получился бы из него защитный лак для вашего автомобиля.
Комментарии были хоть и осторожными, но не враждебными. Эйприл считала, что выглядела хорошо — этакий образчик сдержанности и уверенности. Только факты, мэм!
Атомный номер бог весть где — за углом и напротив, отсюда не видать. "Этот элемент находится в периодической таблице невероятно далеко. Вообще-то можно без натяжки сказать, что он находится за ее пределами". Научный обозреватель "Тайма" побелел как мел. Вот это был славный день! Сегодня вечером ученые всей страны впервые прочтут эту информацию. Эйприл пока не публиковалась, но это не беда, потому что у нее есть доказательства. Отныне она войдет в легенды. Чудесное чувство!
В мотеле "Северная звезда" бара не было. От возбуждения Эйприл не могла ни спать, ни читать и уже было собралась позвонить Максу, чтобы предложить пойти отпраздновать событие еще разок (хотя оба они явно перебрали на радостях во время обеда в Кавалере с Ласкерами), когда зазвонил телефон.
Звонил Берт Кода, заместитель директора Колсоновского института, работающий там со времен второй мировой войны. Институт давным-давно заменил этому усталому, издерганному, отчаявшемуся человеку и жену, и семью, и Бога, и страну.
Без лишних экивоков он с ходу выпалил:
— Эйприл, ты что, из ума выжила?!
Это не могло не пробудить ее от грез.
— В каком это смысле?
— Ты сегодня выступала перед камерами.
— И что?
— Ты даже словом не обмолвилась об институте. Ни единым.
— Берт, это не имеет ни малейшего отношения к институту.
— Что ты городишь?! Насколько я помню, во время нашей последней встречи ты еще работала на нас. И когда же ты уволилась? Ты что, смотала удочки, когда я отвернулся?
— Послушайте, я просто старалась не впутывать институт в это дело.
— Почему? С какой стати тебе такое вздумалось?
— Потому что тут идет речь об НЛО, Берт. Может, о зеленых человечках. Вы хотите, чтобы институт ассоциировался с зелеными человечками? Я полагаю, что Колсоновскому положено держать марку оплота научной мысли.
— Пожалуйста, перестань юлить.
— Я и не собиралась.
— Еще как собиралась! Это же бесплатная реклама, да притом в безмерных количествах! Что-то я не слышал сегодня болтовни об НЛО.
— Еще услышите.
— Плевать! — В голосе его зазвучали угрожающие нотки. — Эйприл, тебя показывают по всем программам. Как я понимаю, завтра ты будешь во всех газетах. Ты, Эйприл. Не Колсоновский институт, а Кэннон. — Он порывисто вздохнул. — Ты хоть слышишь, о чем я говорю?
— Но это скверная реклама!
— Скверной рекламы не бывает. Когда репортеры выстроятся к тебе в очередь, а это уж непременно, будь так любезна, упомяни о своем работодателе, переплачивавшем тебе не один год. Как ты, сможешь себя заставить?
Эйприл выдержала паузу. Она с удовольствием бросила бы вызов этому сукину сыну. Но, откровенно говоря, она страшилась его.
— Ладно, — проронила она наконец. — Если вам так хочется.
— О да, именно этого мне и хочется.
Эйприл мысленно увидела, как он откинулся назад с закрытыми глазами и выражением отчаяния на лице, появляющимся всякий раз, когда он сталкивается с вездесущей глупостью.
— Да, я очень этого хочу. Кстати, можешь упомянуть, что мы особо хороши по части экологии. Ах да, еще вот что... Мне было бы любопытно узнать, где ты была и за чей счет трудилась, когда познакомилась с этим делом впервые.
12
Чуточку блистающего времени между двумя
вечностями; второго шанса у нас не будет
больше никогда!
Томас Карлейль, "Герои и героическое в истории", т.5
Назавтра температура упала до минус двадцати по Фаренгейту. Земля закаменела, люди начали обмораживаться, а у Мака Эберли, пожилого фермера, зазвавшего на гребень половину своего семейства, начались боли в груди. Во время праздников погода совсем испортилась, и Эйприл неохотно признала, что придется устроить сезонный перерыв. Уплатив землекопам щедрую премию, она объявила, что работы будут возобновлены при первой же возможности. И уточнила: весной. А на следующий день разыгрался буран. В канун Нового года индекс зависимости обмораживания от скорости ветра достиг ста градусов ниже нуля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
