Я была здорова, как никогда. На вольном воздухе мое тело ощущалось иначе, чем в городе. Я казалась самой себе очень легкой. И хотя весы в больничке показывали все те же страшные, чрезмерные для моего возраста цифры, я ощущала себя настоящей стройняшкой. Тем более что в Перловке никто особенно не переживал из-за веса. Глянцевые журналы не пользовались спросом. Канал «Fashion» не транслировался. И ни разу я не услышала себе вслед презрительного: «Толстуха!»
О да, я была дома. И все, чего бы мне хотелось, это остаться тут навсегда. Жить на приволье, работать в свое удовольствие, выйти замуж за Колю, родить детей... Ах да, кажется, он что-то говорил о своем желании уехать отсюда? Что ж, можно и так. Можно приезжать в отпуск – послушать тишину, – думала я, сидя на веранде. Тихо было вокруг, тихо, как бывает перед бурей или большой бедой...
Утром того рокового дня я проснулась от голосов на веранде – говорили в полный голос, не стесняясь и не чинясь, из чего я сделала вывод, что у Ивана Федоровича были гости, и пришли они не просто на утренний кофе, а обсудить какие-то важные вопросы. Догадку подтвердила бабушка: она постучала в мою комнату, будучи уже при полном параде, и шепнула:
– Выпьем кофе на кухне, ладно? На веранде вроде как совещание.
Я, конечно, согласилась. Кухня у нас была чудесная, выходящая окнами на восток, обставленная простой деревянной мебелью, чистой и светлой. Мы торопливо пили огненный кофе, а из открытых окон до нас доносились голоса совещавшихся. Я знала всех, кто посетил нас в этот ранний час: кроме Ивана Федоровича и его неизменного оруженосца Арчибальда, на веранде сидели агроном Крымский, инженер Душевин и полная бухгалтерша с прелестной, но совершенно не подходящей ей фамилией Чайка – она в столовой всегда брала на обед две порции компота. Должен там был быть и Коля, но он что-то пока помалкивал.
– ...срок эксплуатации подходит к концу, – с деланой бодростью сообщал Душевин. – На многих теплицах фундаменты стоек отходят, металлоконструкции приходится перетягивать, но это, сами понимаете, мера временная и неэффективная. Конструкции упускают значительное количество тепла, до половины энергии теряется. Пора нам переходить на современные теплицы. Вот тут нам предложили... В коньке до трех с половиной метров, с двойным остеклением, вместо мастики применяется уплотнитель. Система отопления новая, экономичная...
– Теплица хороша, что и говорить. Но сколько ж стоит такая, а?
– Под ключ одна такая теплица стоит восемь миллионов, – со вздохом сообщила Чайка.
Иван Федорович аж крякнул:
– Ну, это, скажу я вам... Крест-то на них есть? Одну-то хоть сейчас, да ведь одной не обойтись?
– Никак не обойтись, Иван Федорыч. Так и так обновляться придется. Хозяйство ветшает, конкуренты дышат в затылок. Тот же «Тепличный», например.
– Ох уж мне эти тепличные... А что с нашей строптивой Раисой у тебя, Анатолий Ильич?
– Раиса нынче молодцом, – доложил Крымский. – С завтрашнего дня можно за нее всем миром браться!
– Вот и хорошо, поставим, значит, вовремя...
– Кто такая Раиса? – шепнула я бабушке.
Та посмотрела на меня, округлив глаза, и прыснула:
– Глупенькая ты еще, Душка! «Раиса» – это помидоры. Голландский гибрид, вот такие громадные, сладкие, как мед! Иван Федорович большие надежды на них возлагает. Завтра, значит, начнут убирать. Хочешь еще хлеба с маслом?
– Нет. – Я заторопилась. На веранде говорили скучное – о каких-то льготных кредитах на долгий срок, о целевой программе помощи сельскому хозяйству. Мне пора было бежать на работу. Когда я проходила по веранде, на ходу здороваясь с совещающимися, Коля нежно мне подмигнул. Я ему улыбнулась.
За час до обеденного перерыва он забежал ко мне на кухню – пыльный, загорелый, веселый. Я почти закончила со стряпней и заправляла блюда приправами – солью, перцем, горчицей. Перец оказался злой, я чихала.
– Будь здорова! – весело сказал мне Коля. – Смотри, что я тебе принес!
Он принес мне ту самую «Раису», которую я приняла за капризную возлюбленную агронома Крымского, целое ведро. Она и в самом деле была хороша – огромная, наливная, с нежно-розовым румянцем. Я надкусила тугой помидорный бок, и он треснул, дав длинную трещину, обнажив сахаристую, крупитчатую мякоть. Я засмеялась, захлебываясь терпким помидорным соком, и Коля тоже засмеялся, сделал шаг ко мне и вдруг поцеловал меня прямо в губы, перепачканные соком, да так крепко, что я почувствовала холод его зубов. От неожиданности я отпрянула, но потом сама обхватила его за шею, впилась в его губы. Я столько ждала этого поцелуя, что не могла его остановить, не могла разъять рук.
На плите томились, побулькивая, щи. За окном было тихо, пустынная деревенская улица, даже разомлевшие от зноя кузнечики смолкли. Где-то вяло побрехивал Султан. Мы страстно целовались, словно пытаясь съесть друг друга.
– Душенька моя, Душенька, – шептал он.
– Дверь запри, – попросила я Колю, задыхаясь.
– Что?
– Запри дверь.
Он понял, с видимым усилием оторвался от меня и опрометью бросился к дверям. Дважды хрустнул ключ в замке. У меня горело и ныло все тело, требуя ласки, но вдруг мне стало не по себе.
– Что с тобой, Душенька? – Коля уже стоял рядом, он наклонился ко мне, поднял мое лицо за подбородок. – Ты даже в лице изменилась. Что с тобой?
– Мне страшно, – честно призналась я ему.
Он кивнул, словно прекрасно понимал, что я имею в виду.
– Скоро люди обедать придут, – сказала я.
Он снова кивнул. У него было странное выражение лица, как будто он сию минуту делал какой-то сложный выбор.
– Прости, – снова сказала я.
Коля улыбнулся, покачал головой.
– Ничего, все будет хорошо, Душенька. Если все получится, как я думаю... То все будет очень хорошо. – И он снова поцеловал меня, но на этот раз нежно, едва прикоснувшись.
Я отперла дверь. Мне нужно было протереть столы, расставить судки с приправами и подставки с салфетками.
– Тебе помочь? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Можешь нарезать хлеб?
– Конечно...
Мне понравилось, что Коля не убежал сразу, а вызвался помочь мне. Мы быстро все закончили, и он ушел, а через пятнадцать минут потянулись люди. И Коля вместе со всеми! Как он умудрился? И улыбается мне как ни в чем не бывало. Я налила ему щей, но он затряс головой:
– Я что-то сегодня супа не хочу, Душенька. Выдай-ка мне лучше этих прекрасных тефтелей с рисом... Можно двойную порцию!
Обед прошел как обычно. Зря Коля отказался от щей, они сегодня удались как никогда, многие подходили за добавкой. Почти всю кастрюлю съели, надо же! Остатки я вылила вечно голодному Султану – тот ухнул в миску по самые уши и стал громко лакать – как тут говорили, шваркать. Потом прибралась и принялась мыть посуду. Я включила радио и начала пританцовывать под популярную песенку, а потом еще и запела. Даже в детстве, когда я начинала петь, мама говорила мне:
