как чертов фантом.
— Ты ее видела? — нейтрально спросил он. — Она считает меня мертвым?
— Да, — я отвела глаза, не выдержала пристального, пробирающегося под кожу взгляда. Ему этот разговор одновременно и не нравился, и был любопытен.
В остальном лицо осталось непроницаемым. Если бы я не знала, никогда бы не подумала, как сильно он был к ней привязан. Решила бы, что он говорит о какой-то посторонней, едва знакомой женщине.
— И к лучшему, — буркнул он, и сам отвел глаза.
Я спрятала кисти под мышки, не зная, куда деться. Этот разговор вызвал чувство неловкости, но только у меня. Андрей держался как ни в чем не бывало.
Я вздохнула: что ж…
— Иди сюда, — сказал он, крепко обняв меня. С души рухнул камень. Всегда приятно, когда твою боль видят, пытаются забрать. — Все ведь хорошо, правда? Я ведь здесь.
— Это правда было? Правда или нет?
Пауза.
— Правда.
Он признался. Через силу, но признался. Я оторвалась от него, взяла лицо в ладони, и уткнулась в лоб.
— Что тогда произошло? — спросила я. — После того, как ты ушел.
Глава 20
Опять она…
Андрей вздохнул, выпуская из рук маленькое, горячее тело, и встал. Поискал по карманам сигареты, вспомнил про дочь и вышел на балкон.
Закурил, глотая горький дым.
Лена вышла следом, обняла со спины, переплетая руки на напрягшемся животе.
— Я тебя расстроила?
Горло болело. Промолчал.
— Прости… Пойдем спать?
Сумел кивнуть и ободряюще похлопал по руке. Лена ушла, он докурил, пытаясь расслабиться. Она уже ждала в постели. Андрей нырнул рядом, обнял. Лена лежала спиной, он не видел, но понимал — обижается.
Стиснул крепко за талию.
Вдох-выдох, чтобы совладать с этой хренью, которая происходит с глоткой. Когда он заговорил, речь была мягкой, плавной — только так получилось хоть слово выдавить.
— Я должен был вас прикрыть, помнишь? За госпиталем следили, ты только родила.
— Не рассказывай, если не хочешь, — глухо ответила она.
Он не хотел. Но смирился. Иначе так и будет возвращаться к этой теме, думать, напоминать. Лучше сразу отрубить. Одним махом.
— Меня Шелехов переиграл… Помнишь его? Это он меня душил, в машине. Вот что видели люди Каца. Он меня, считай, убил, Лена. Удавил.
Она перевернулась — у нее было такое серьезное, взрослое лицо, что он против воли улыбнулся. Сильно криво — от нервов паралич пошел вразнос. Губы вообще не слушались, как у инсультника.
Лена смотрела безумными глазами.
— Я о тебе думал.
Она слушала.
— Не хочу это вспоминать, пойми. Я когда с войны пришел… тоже не хотел какое-то время. Потом отпустило. Со временем, но отпустило. Понимаешь?
Он по глазам видел — не понимает. Но Лена кивнула. Не понимала, но была готова принять на веру.
— Я его пришил, — хрипло добавил он. — За тебя, за нее. Можешь его не бояться.
Лена тревожно нахмурилась.
— Прости.
— Не извиняйся. Все хорошо, — он поцеловал ее в лоб. — Спи, Лен.
Теперь она легла по-другому: не спиной, скованная, а щекой к груди, и расслабилась в объятиях. Ее было приятно обнимать. Приятно чувствовать, как сопит. С ней в постели раньше кошмары отступали, и Лена не утратила этого качества. Маленькая… А с ней легче. Она как талисман или… Он вдруг нашел сравнение. Мягкая игрушка. Он спал с ней, как какой-то малолетний мальчишка, сжимающий плюшевого медвежонка, чтобы тот защитил его от ночных монстров.
Разница в том, что его монстры были настоящими.
Андрей дождался, пока Лена уснет и тихо выбрался из постели.
Натянул джинсы. Проверил пистолет — без повода, просто для спокойствия. Снова вышел покурить, хотя в горле после прошлого раза еще першило.
Закурил и облокотился на перила балкона.
Кроны деревьев шумели от ночного ветра. Ветерок трогал обнаженную грудь, живот, и приятно овевал плечи. Он уставился на низкий диск луны. Еще разок затянулся. Пальцы слегка дрожали, но это пройдет.
Скоро всё пройдет.
Уснет, завтра все будет в порядке. Так всегда случалось. Лена успокоится, больше не задаст вопросов, наоборот, будет его беречь, чтобы не напомнить случайно. Так что все срастется.
Последняя затяжка. Он швырнул окурок в темноту.
В постель не вернулся — прошел на кухню. Нашел в холодильнике запотевшую бутыль водки, принесенную вместе с вином для Лены. Налил полкружки. Ноздри резало от острого алкогольного запаха.
Лене бы не понравилось, что пьет.
Но выпьет, расслабится, ляжет — может, быстрее заснет. Проглотил залпом, поморщился и, ополоснув кружку, осторожно лег к ней. Замер, когда заворочалась — не хотел будить.
Водка не помогла.
Андрей лежал на спине и пялился в потолок.
Лишь бы депресняк не начался. Но когда организм измучен злыми снами и бессонницей, до него недалеко.
Он часто думал потом, что произошло.
Гонял мысли по кругу. Ни о чем больше не мог почти полгода. Старый друг каждую ночь приходил в кошмарах.
Вряд ли можно назвать это везением, но убивали его долго.
Рядом был госпиталь, место оживленное, они не могли долго возиться. А может, Шелехов с самого начала для себя все решил. Уже не спросишь.
Что происходило, он помнил плохо.
Обрывками, словно кто-то разорвал сознание на клочки. Что из увиденного было правдой, а что — галлюцинациями и бредом, Андрей точно не знал. Будто кто-то смешал видения и реальность, встряхнул и они встали в случайном порядке. Он действовал на инстинктах, как животное. Пока мог дышать.
Дина точно привиделась.
В этом был уверен. Она точно не приходила. Тогда она была в Пекине.
А вот детский плач, который его мобилизовал в последний момент, звучал ли на самом деле или воспаленное сознание и сбрендивший от недостатка кислорода мозг, воспроизвели его сами?
Шелехов удавливал его планомерно — в этом он поднаторел: ни сантиментов, ни жалости. То, что когда-то они были друзьями, вместе служили, давно потеряло значение. На жалость рассчитывать нельзя.
Андрей боролся как мог, пока оставался воздух в легких. Но его держал второй — за ноги, они были на заднем сиденье припаркованного в густой ночной тени авто, и руки ему предварительно сковали пластиковой стяжкой. Он бы ее порвал в других условиях. Но не избитый и придушенный. Не спавший несколько ночей. Стороживший ее…
Пока оставался в сознании — еще что-то помнил. Запах ароматизатора для салона и тяжелый — табака. Вкус крови во рту. Холодный воздух непрогретой машины. Был декабрь — холодно… Пахло снегом. Помнил страх. Желание продержаться еще чуть, чтобы Лену с дочкой забрали…
Но затем кислород кончился. Мозг начал бредить.
С
