– Друг мой, – спокойно сказал он, – в отношении вашего внешнего вида и приятной остроты вашего ума я нахожу вас изменившимся к худшему. Причиной тому может быть печаль, может быть и любовь. Я полагаю, что вы слишком молоды для болезни печени, следовательно, тут замешана смуглая мисс. Я инстинктивно ненавижу эту особу, сэр.
– Милая манера говорить о молодой леди, которую вы никогда не видели! – вспылил Амелиус.
Руфус скорчил гримасу.
– Продолжайте, – сказал он, – если вам приятно ссориться со мной, продолжайте, сын мой.
Он опять осмотрел всю комнату и, засунув руки в карманы, засвистел. Зоркие глаза его, остановившись вторично на столе, заметили фотографию в открытом письменном бюро, которое Амелиус использовал незадолго до того. Прежде чем можно было Руфусу воспрепятствовать, карточка очутилась в его руках.
– Могу вас заверить, что мне приятно познакомиться с ней таким образом. Прекрасно, теперь я объявляю, что это великолепное создание. Да, сэр, я отдаю справедливость вашему отечественному продукту – вашей прекрасной толстомясой англичанке! Но я вам вот что скажу: после одного или двух ребят такая порода заплывает жиром. И вы имели успех, Амелиус, у такой великорослой, толстой женщины?
Амелиус почувствовал себя оскорбленным.
– Прошу вас говорить о ней более почтительным тоном, – заметил он, – если вы желаете, чтоб я отвечал вам.
Руфус вытаращил глаза от изумления.
– Я всячески расхваливаю ее, – запротестовал он, – а вы недовольны. Друг мой, вы напоминаете мне кошку, когда ее гладят против шерсти. Вы становитесь почти неприличным. Я нахожу, что лондонский воздух вам совсем не годится. Впрочем, это дело не мое, но я люблю вас. На море или на суше я все-таки люблю вас. Вы должны узнать, что бы я сделал на вашем месте, если б лавировал около смуглой мисс. Я бы… одним словом, я бы исчез. Что будет худого в том, если вы будете дрейфовать перед другой или даже перед двумя девушками прежде, чем сдадитесь совсем. Я бы с гордостью представил вас нашей тонкой, стройной, гибкой породе в Кульспринге. Да, сэр, я думаю, что говорю. Я готов отправиться с вами обратно на ту сторону Садка.
Выразившись таким непочтительным образом об Атлантическом океане, Руфус протянул ему руку в знак своей глубокой преданности и готовности служить ему.
Кто мог противостоять подобному человеку? Амелиус, всегда впадавший в крайности, горячо схватил его руку.
– Я был не в духе, – сказал он, – я был груб, мне стыдно за себя. Для меня возможно только одно извинение, Руфус. Я люблю ее всем моим сердцем и душой, я сделал ей предложение, и она приняла его. Теперь вы должны понимать мои побуждения, я… одним словом… я расстроен.
После такого характерного предисловия он описал свое положение настолько подробно, насколько мог, со всевозможным уважением и сдержанностью относительно мистрис Фарнеби. Руфус с начала до конца слушал с величайшим вниманием, не скрывая неприятного впечатления, произведенного на него известием о его помолвке. Когда он затем заговорил, то вместо того, чтоб по обыкновению смотреть на Амелиуса, он опустил голову и мрачно, уныло уставил глаза на свои сапоги.
– Да, – сказал он, – вы поступили безрассудно за это время, и это факт. Но скажите, она не выставляла никаких затруднений, за которые мужчина мог бы ухватиться.
– Она была мила и добра, – отвечал Амелиус с энтузиазмом.
– Она была мила и добра, – машинально повторил Руфус, погруженный в рассматривание своих собственных сапог. – А дядюшка Фарнеби? Может быть, он также мил и добр или суров и груб?
– Я не знаю, я еще не говорил с ним.
Руфус быстро поднял глаза. Луч надежды блеснул на его продолговатом сухощавом лице.
– Хвала провидению! В этом заключается ваша последняя надежда, – заметил он. – Дядюшка Фарнеби может сказать «нет».
– Мне нет дела до того, что он скажет, – отвечал Амелиус. – Она в таких летах, что может сама располагать собой. Он не имеет права помешать ее замужеству.
Руфус в знак протеста поднял кверху указательный палец.
– Он не может помещать ее замужеству, – возразил благоразумный американец, – но он может не выдать денег, сын мой. Узнайте, как он относится к вам, прежде чем наступит следующий день.
– Я не могу пойти к нему сегодня вечером, – отвечал Амелиус, – он не обедает дома.
– А где он теперь?
– Занят делами в конторе.
– Отправьтесь к нему туда. Отправьтесь сейчас же, – вскричал Руфус, с внезапной энергией вскочив с места.
– Я не думаю, чтоб это ему понравилось, – возразил Амелиус. – Это вовсе нелюбезный господин, и положительно невыносим, когда занят делами.
Руфус подошел к окну и посмотрел в него. Его перестал интересовать мистер Фарнеби.
– Говоря откровенно, – продолжал Амелиус, – в нем есть что-то, что меня от него отталкивает. И хотя он на свой лад очень вежлив со мной, не думаю, чтоб ему нравилось открытие, что я христианин-социалист.
Руфус вдруг отошел от окна и снова стал внимателен.
– А вы ему сообщили об этом? – спросил он.
– Конечно, – резко заявил Амелиус. – Или вы полагаете, что я стыжусь принципов, на которых воспитан?
– Вы не заботитесь о том, знает ли весь свет о ваших принципах, – настаивал Руфус, с умыслом раздражая его.
– Не забочусь! – воскликнул Амелиус. – Я желал бы, чтоб весь свет слышал меня. Тогда бы услышали о моих принципах, я говорил бы не переводя дух, заверяю вас.
Наступило минутное молчание. Руфус снова вернулся к окну.
– А когда Фарнеби бывает дома, где он живет? – спросил он, продолжая смотреть на улицу.
Амелиус сказал адрес.
– Уж не намереваетесь ли вы отправиться туда? – спросил он с беспокойством.
– Да, признаюсь, мне хотелось бы захватить его до обеда. Вы как будто боитесь сами переговорить с ним. Я ваш друг, Амелиус, и я переговорю за вас.
Одна мысль об этом свидании привела Амелиуса в ужас.
– Нет, нет! – вскричал он. – Премного вам обязан, Руфус. Но в подобном деле я не желаю возлагать ответственность на своего друга. Через день или через два я переговорю сам с мистером Фарнеби.
Руфус был этим очевидно недоволен.
– Я полагаю, – начал он, – что вы в этой столице не единственный мужчина, влюбленный в мисс Регину. Если вы будете еще дальше откладывать разговор свой с мистером Фарнеби… – Он остановился и посмотрел на Амелиуса. – А, я вижу, что мне нет надобности распространяться об этом предмете, что другой поклонник существует? То же самое происходит и в моей стране. Не знаю, как он поступает с вами, но с нами бывает так, что он отворачивается, когда мы хотим видеть его.
Был действительно другой поклонник, старше и богаче, чем Амелиус, он был одинаково любезен с теткой и племянницей, смиренно вежлив со своим соперником. Это был человек по летам и темпераменту совершенно способный воспользоваться враждебным влиянием мистера Фарнеби для успеха своих собственных интересов. Кто мог знать, какой будет результат в случае, если он сделает предложение прежде, чем Амелиус заручится согласием хозяина дома? В теперешнем состоянии нервной раздражительности он готов был верить в стечение самых несчастных обстоятельств. Богатый соперник был человек деловой и близкий сосед мистера Фарнеби в Сити. Они могли быть вместе в настоящую минуту, и верность Регины к ее возлюбленному могла подвергнуться испытанию более тяжелому, чем она могла выдержать. Амелиус вспомнил милую, примирительную улыбку, с которой его скрытная возлюбленная приняла его первый поцелуй, и, не дожидаясь дальнейших выводов, быстро схватился за свою шляпу.
