Вспышка заставила зажмуриться и…
Сознание вернулось мгновенно, - кровь Сергея еще не успела засохнуть на губах, - Илья открыл глаза и тут же их зажмурил. Случившаяся с ним метаморфоза нуждалось в осмыслении и в осознании. Он стал видеть в темноте. То есть, зрением такое назвать было трудно. И тем не менее он ощутил контуры помещения; что рядом лежит человек, что в дальней стене есть ниша, а в ней стоит масляный светильник.
Больше - ни чего особенного: голые стены. Ни ужаса, ни химер, ни хичкоков.
Илья легко поднялся, подошел к нише, достал из кармана свою, заботливо сбереженную в этом Аду зажигалку, и поджег фитиль. Сергей застонал на полу.
Теперь уже Донкович кинулся к нему и прикрыл товарищу рот ладонью. Под потолком тянулся ряд слуховых рукавов. Жаль, сквозь камень не разглядеть, но и так понятно, кто наверху сидит и слушает: Ивашка-отморозок, Иосафат-иуда да Лаврюшка-упырь.
Сергей очнулся, завертел головой, сощурился, обежал глазами стены, потыкал пальцем в светильник, потом в Илью. Тот кивнул. Сергей поднял большой палец - можешь, Илья Николаевич!
А того не знает, дорогой друг, Серега, что прозрел Илья, отпробовав его крови.
От случившейся догадки продрало ознобом. Опять накатил страх, но тут же и схлынул. На свету это, вам, не в темноте.
И только тут Илья сообрази: двигается он с легкостью здорового человека. Даже ребра себе пощупал. Ничего не хрустело. Сергей тоже себя обхлопал и позвал:
- Иди сюда. Пока за нами не прибежали, надо перетереть кое-что.
Илья давно заметил, когда Углов спокоен, говорит медленно, слова произносит с паузами, пропуская специфические вставки. Иными словами: Сергей так четко фильтровал базар, что жаргон почти не просачивался. Другое дело, когда волновался.
- Я слышал про такие крытки. Сюда можно засунуть доходягу, а на завтра достать амбала. Только обязательно, что бы кумарил. Кого загонят на ясную голову: либо сходит с ума, либо ломается. Я уже думал: каюк, кранты пришли. Как ты лампу увидел?
- Долго объяснять, - отперся Илья.
- Ладно, живы будем - перетрем.
- В такие колодцы людей часто опускают?
- Знаешь, какой по местному исчислению год идет? А? То-то! Иди, проверь, сколько народу тут с катушек съехало? Было и было. Я пока про эти самые колодцы дознался, половину местных пацанов перетряс. Не помнит народишко ни черта. И еще… - Сергей замолчал, отдышался. - Про раздачу бесплатной хавки, ты лучше меня знаешь.
Поел - иди, отдыхай. Все не занятое едой время человек либо спит, либо шатается как кумарной. Тут таких процентов шестьдесят.
- Обратил внимание.
- Я Руслана месяц выхаживал. Думал - все - не человек больше.
- Сколько он так травился?
- Полгода.
- Я месяц. Пока в больнице работал, вроде ничего. Хотя и там часто в сон тянуло.
А когда в мэрию забрали, вообще в сомнамбула превратился. Сигнальные ракеты из-за стены увидел, не ворохнулось ничего почти. Но Иосафат меня быстро поставил на ноги. Одна чашка противоядия, и я уже вполне сносно соображал.
- Это по тому, что мало у них харчился. Полгода, год - и уже ничего не поправишь.
Пробовали. Другое дело, что отрава не всех берет. Откуда берут противоядие, не знаешь?
- Что не из местной лекарни - точно.
- Слушай дальше, - Сергей криво усмехнулся. - Заметил, детей здесь нет?
- С первого дня. Только я честно думал: Ад. Откуда дети? Потом по приходным книгам мэрии стал разбираться. Женщины…
- Знаешь, что у всех женщин слободы - увечья? И шрамов, как у старого солдата.
- Откуда мне знать? Близко общаться как-то не пришлось.
- А Танька? - Сергей спрашивал про певичку из погребка. Она действительно приходила к Илье. Но паче чаяния его новых знакомых, которые на время свидания деликатно удалились, все отведенное для рандеву время, изможденная, издерганная женщина просидела, прижав к груди собаку. Она гладила, начавшую отрастать шерсть, совала, осоловелой от непрерывной кормежки суке, какие-то кусочки и благодарно посматривала на Илью. Тому даже в голову не пришло, воспользоваться визитом женщины, в интимных целях.
- Танька с собакой играла.
- Чувствуется, что ты недавно проявился. Нагулял бы с годик аппетита, на любую, что еще хоть чуть-чуть шевелится, полез.
- Не уверен.
- Я сам полгода нос воротил. А потом так приперло, хоть к Большой Дуре иди, лишь бы женского полу. Получается: мужиков оголодавших полслободы, а женщин - раз, два и обчелся, да и те все порченые, холодные как рыбы. Животные еще. Кошки, собаки, крысы, в конце концов, тоже попадают в проявление. Куда потом деваются, никто не знает. Кстати, женщинами интересуются только те, кто казенный харч в рот не берет.
- Где они добывают пропитание?
- Работают. Кто сразу с ума не сбрендил, понимают, что иначе тут превратишься в дерево. Пристраиваются как-то. Кто мастерит, кто торговлишкой промышляет.
Охотятся в окрестностях. Откуда думаешь у нас мясо?
- Откуда?
- Песчаный заяц. Он…
Под потолком лязгнуло, открылся светлый квадрат. Вниз поползла лестница. И, конечно, тут как тут Ивашка с револьвертом.
- У суки! Смотрите, Иосафат Петрович, огонь запалили.
- Я те за "суку", знаешь, что сделаю? - поинтересовался у Ивашки Сергей?
- Вот-вот, Иосафат Петрович, говорил я, из крюковских он. Те за "суку" горло перережут.
- Помолчи, балаболка. А, вы, ответствуйте: кто огонь запалил?
- Иди на хер! - Сергей не собирался тянуться перед высоким начальством.
- Отказ от дачи показаний, знаешь, чем карается?
- Ты, Иосафат, как Лаврюха заговорил. С кем поведешься…
- Вставай! - вдруг неистово заверещал Ивашка. Даже председатель трибунала вздрогнул.
- Че орешь, как бешеный?! - напустился он на вертухая. - Пшел отсель, если терпеть не можешь.
Ивашку вынесло из подземелья.
- И вы, голуби, за мной поспешайте. Замешкаетесь, велю лестницу убрать и огонек ваш тоже. Так и оставлю в темноте. Посидели без свету-то, знаете, ужо поди, каково оно?
А черт его знает, что может с ними еще случиться в темноте? Не исключено, опять покорежит да отпустит. Пока поднимут лестницу, и захлопнут люк, Илья успеет все приготовит: быстренько порвет свою рубашку на ленточки и подожжет. Хватит, конечно, не надолго. А дальше? Он, зрячий, выдержит. А Сергей? Сломается, сойдет с ума, умрет… Или начнутся превращения: кости станут мягкими и форма перетечет из привычной человеческой в иную, кто знает в какую? Всплывешь потом под решеткой в виде большой либо малой Дуры. Тот-то радости будет Ивашке.
- Пошли. - встал Илья.
- Не пересидим? - поднял глаза Сергей.
- Боюсь, не получится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
