— Гош, нам самое устье проверить надо, где река в море уходит. Там всегда браконьеры роятся, хоть самих сетью отлавливай! В устье — самая клеевая охота. Кто на кого! Я там пограничников застукала. Эти нахалы совсем оборзели, настоящий промысел ведут!
— Ну, если я их припутаю, мало не покажется! — ухмылялся свирепо мужик и вел дюральку вдоль берега. — Видишь, шалаш стоит? Даже не убрали его;! Зайдем, глянем! — предложил Ольге.
— Там ни хрена не будет сейчас. А вот через пару месяцев объявятся!
Но Гоша уже вышел на берег Он направился! к шалашу в полный рост, не прячась за деревьями и кустами. Не дойдя несколько шагов, увидел человека. Тот сидел перед шалашом на корточках. Он не услышал шум лодочного мотора, шагов поселенца и занимался своим делом, выстругивал какие-то палочки.
— Чем занимаемся? — спросил Корнеев.
Человек поднял голову, и Георгий узнал в нем охотника Николая Притыкина.
— Дед, а я тебя за браконьера принял!
— Рановато для той поры. А я вот тоже домой собираюсь. Завтра последний день сезона. Перелетные уже появились. Ночью караваны кричали, летели на озера. Скоро тепло придет. Утки уже давно обжились. Они не боятся холодов, а гуси тепло любят. Коль прилетели — конец заморозкам. И мне с промысла пора уходить.
— А разве перелетных не стреляешь?
— Кому нужны шкелеты после перелета? Одна кожа и перья! Не-ет, я такое не беру. Вот осенью другое дело! Жирок нагуляют за лето. А теперь что? Костями давиться кому нужно? Да и потомство дадут! Опять же, сколько мне нужно самому? Я пушняк промышляю. Перелетные — не мое! Вот последние капканы проверил. Пару горностаев взял. Уже серыми стали, сменили мех, значит, вышли из цены, — сетовал охотник.
— Это всю зиму в шалаше жил?
— Куда деваться? Палатку браконьеры уволокли давно. Года три назад. Вторую купить не на что.
— Шалаш так и останется? — спросила Ольга.
— Нет, девонька, я человек вредный, злопамятный. Мне горе утворили, зачем же я своим ворогам шалаш оставлю? Пусть не шибко что, а пристанище! Своими руками ставил, сам и порушу!
— А палочки для чего настрогали?
— Шкурки растяну на них, пусть подвялятся, подсохнут.
— Дед Коля, а знаете, кто из браконьеров в этом месте «пасется»? Кто палатку увел? — спросил Гоша.
— Как не знать? Я ж — охотник! Это милиция у нас все ищет и не находит. Мне искать не надо. Увидел, враз прочел!
— Кто ж был?
— Селюкинское семя! Вся семья «пасется» тут уже много годов. Им абы копейку сорвать, за нее кого хошь уложат.
— А как узнали? — спросил Корнеев.
— Ихний старшой, верста коломенская, все ветки на дереве пообламывал. Не мог башку пригнуть. Вишь, вон где палатку ставили? Деревья как курчата ощипаны. Охотник так озоровать не станет, не будет зверя пугать и следы рук своих оставлять повсюду, на каждом дереве. Ихний средний — лодырь, того хуже: весь мох вкруг выскреб на растопку костра! Нет бы его в сапоги натолкать для просушки. Так и этого не делают.
— Откуда знаешь, может, сушили мохом?
— Ты на пепел глянь. Сколь моха сожгли. Ровно сухостоя иль бересты нет. Мох зверю надобен. Человек и в этом соображать должен. Так нет, одним- единым днем живут окаянные! Вон ихний меньшой задницу газетами вытирал, будто лопухов тут мало. Всю заимку изгадил своими подтирками!
— А почему меньший? Может, старший, сам отец?
— Не-е, ихний дед другое читает, я знаю, а в технике не соображает ни хрена. Зато меньшой в ней разбирается. По его газетам все зверье знает нынче про сотовые телефоны, компьютеры и машины. Еще
про девок, которых на ночь приглашают. У них сись из газеты вываливаются. Видать, наше зверье до; потешалось над человечьим бабьем. Зачем в гол" ном виде на всю газету снимок дали? Старику так не надо. А вот молодым — другое дело!
— Когда ж время нашли здесь газеты читать?
— А когда сеть забросили и ждут косяк рыбы. Случается, долго ждать приходится. Час или больше. Они тут не одни промышляют, и помимо них имеются. Ну и, окромя их, никто в поселке не берет галеты, папиросы. Другие больше себя уважают. А эти, из-под себя на сковородку положат. Жадюги, не люди. Они и в поселке такие говноеды!
— Дед, а почему ты не заберешь у них свою палатку?
— Их вона сколько, а я один! К тому ж старый. Меня в бараний рог скрутят!
— У тебя же оружие?
— И что? Убивать из-за палатки? А потом в зону до конца жизни влететь?
— Так ментам скажи!
— Гоша, ты, голубчик, глупства не городи. Наши менты никому ничем не помогли. От них единый вред.
А я самому себе — не враг. Или не знаешь, у меня в поселке изба деревянная. Долго ли ее подпалить? И ведь не только без крыши над головой оставят, самого живьем сожгут вместе с бабкой. Без палатки проживу, без дома никак не можно.
— Когда ж вернешься сюда?
— Уже по снегу, по первой пороше. Если доживу, — улыбнулся охотник и сложил выструганные палочки возле шалаша.
— Гоша, ты сам берегись этих супостатов. Разбойная семейка! Нет в них стыда и жали! Ты хоть и в зоне был, добрую душу твою не поморозило, а эти злей зверей. Пощади себя…
— Хорошо! Спасибо за совет, — бросил уже через плечо и пошел к лодке, позвав за собою Олю.
— Думала, браконьеры заранее готовятся к лову, я нарвались на старика.
— Те с оглядкой. По одному, как понимаю, не возникают, — ответил Гоша.
Они проехали почти весь участок реки, отведенный поселенцу. Кое-где расчистили багром заторы, растащили коряги. Когда стало темнеть, повернули и поселок.
Оба проголодались и промерзли. Ольга не стала ждать Гошу, бегом побежала домой. Сразу в Гошину квартиру, без вопросов и просьб начала готовить ужин. Когда хозяин вернулся, его уже ожидал накрытый стол и теплая вода в умывальнике.
— Спасибо тебе!
— О чем ты? — отмахнулась женщина. Она уже согрелась у печки, помогла Гошке переодеться в сухое. Едва тот умылся, усадила за стол.
— Скорей, а то так есть охота, терпенья нет! — созналась женщина. — Страшно мне за тебя. Как ты справишься? Люди здесь злые.
— Они везде одинаковы. Иль у тебя в Октябрьском лучше? Не поверю, не убеждай. Теперь за навар друг другу глотки вырвут. Хоть сосед — соседу или кент — кенту, никто как раньше не поможет и не загородит собой!
— Я и не спорю. Что с чужих спросить, если родные «крышу» сеют. Вот и у нас сестра своего брата заложила. Тот инспектором был. Пожалел семью Дроновых, молодая пара, только поженились. Парень три рыбины домой нес по темну. Инспектор увидел, остановил. Тот сказал, что жена беременная, попросила рыбы, вот он ей и несет. Инспектор слова не сказал, отпустил домой человека. А дома мой коллега рассказал о встрече с Дроновым своей семье. Тут сестра взвилась, мол, почему его отпустил без наказания? Иди и заяви на него. Брат, конечно, высмеял дуру. Знал, что она встречалась с Дроновым до женитьбы. Но что-то в ней оттолкнуло парня, и бросил он девку, на другой женился. Ну, а сестра рыбинспектора зло затаила и заявила на Дронова, засветив заодно своего брата. Его вскоре уволили из инспекции, а Дронова посадили на два года! Так что и родные случаются хуже чужих, — хмыкнула Ольга горестно.
— А разве ты не дала бы беременной рыбы? Или, стала б отнимать у старика иль детенка?
— Я о другом, о своих и чужих! Что касается меня, не зверствовала! Не рвала рыбу из старушечьих рук, не отнимала у мальчишек, но когда видела кодлу, жирующую на нересте, тут уж не могла сдержаться. Случалось, вламывала. Было, что пачками сдавала ментам!
— Нет! Я сдавать не стану, сам разберусь!
— Тогда премию не получишь. Кто подтвердит твои результаты? Только наши доблестные легавые! Без них мы ни шагу. Сами не имеем права даже в морду дать! Как будто эти сволочи-браконьеры пойдут в ментовку по моему слову! Смех, да и только! «Исключить рукоприкладство и нецензурную брань по отношению к задержанным браконьерам», — это из правил работы рыбинспекторов! Вот пожалуйся в областное управление на меня какой-нибудь козел, долго думать не станут, выкинут с работы на следующий день. И кому докажешь, что иначе было нельзя? Сама в дурах останусь! А все потому, что эти правила сочинялись всякими чмо, которые и не нюхали нашей работы, дальше кабинета нос не совали.
