— Ну, если вкратце, то по рождению я альтерианец, как вы или как милорд Райвенн, но вырос я на Земле, — сказал Джим. — Потом меня похитили какие-то люди, привезли на планету Флокар и продали Ахиббо Квайкусу. У него я жил два года. Потом судьба послала мне счастливый случай, и я смог дать о себе знать на Альтерию. Меня освободили, а Ахиббо арестовали за работорговлю. Меня допросили в отделении Межгалактического правового комитета, а потом меня забрал милорд Райвенн и привёз сюда.
— Так вот оно что! — воскликнул Раданайт. — Но послушай, тут какая-то неувязка… Перед тем как уехать, отец сказал мне, что, кажется, ребёнок Фалкона нашёлся. Этот горе-папаша бросил своего новорождённого малыша два года назад где-то на Земле, а потом не смог найти. Но тебе явно больше двух лет!
— Я не знаю, как это могло получиться, — сказал Джим устало. — Лорд Райвенн говорил насчёт какой-то блуждающей дыры, в которую могла попасть капсула, в которой я находился, и я угодил в прошлое. Со мной с самого рождения был вот этот медальон с портретом и надписью "С любовью от папы". Вы говорите, что отец меня бросил… Я в это не верю, он не мог бросить меня просто так! Милорд Райвенн сказал, что на него напали пираты, и он хотел спасти меня от них.
— Возможно, так всё и было, — сказал Раданайт. — И насчёт этой дыры… Это правдоподобная версия, ничего другого не приходит в голову. Эта штука действительно существует, и ты мог в неё попасть… Иначе откуда у тебя мог взяться этот медальончик, если ты не сын Фалкона? — Раданайт усмехнулся. — Однако повезло тебе с папой, нечего сказать…
Джима насторожил тон, которым он это сказал. Создавалось впечатление, как будто он недолюбливал Фалкона и был о нём не самого высокого мнения.
— Что вы хотите этим сказать? — нахмурился Джим.
— Ничего плохого про твоего папу я не стану говорить, — усмехнулся Раданайт. — Но, признаюсь честно, я никогда его не понимал. Чего он хочет от жизни, к чему стремится? Всё, что его интересует — это полёты, путешествия, скитания по дальним уголкам Вселенной, для этого он и стал дальнобойщиком. Он патологический перекати-поле, его постоянно тянет куда-то искать приключения… — Раданайт снова усмехнулся. — Вот и доискался однажды. Но малыш получился просто прелестный! Будь ты чуть постарше, я влюбился бы в тебя по уши.
— Извините, я лучше пойду к себе, — сказал Джим. — Не хочу вас больше утомлять.
На самом деле Джиму не понравилось, в каком тоне сын лорда Райвенна говорил о Фалконе, а ещё его настораживал и почти пугал возбуждённый блеск в его глазах и прикосновение его руки, обнимавшей Джима за талию, слишком настойчивое и крепкое для первого знакомства. Это было похоже на то, как его обнимали клиенты Ахиббо, и Джиму стало невыносимо тошно. Он хотел встать, но Раданайт прижал его к себе.
— Куда ты? Не уходи…
— Пожалуйста, отпустите меня, — попросил Джим дрогнувшим голосом.
— Не отпущу, — сказал Раданайт, щекоча дыханием его щёку. — Ты такой милый… Мне не хочется, чтобы ты уходил.
— Отпустите, я вас прошу, — пробормотал Джим, пытаясь высвободиться. — Пожалуйста…
— Да ты что, малыш? Не бойся меня, я не сделаю тебе ничего плохого, — засмеялся Раданайт, обнимая его ещё крепче. — Останься со мной ещё хоть чуть-чуть!
Джим бессильно заплакал холодными усталыми слезами. И здесь снова это. Неужели и здесь это будет продолжаться? Джим уже поверил, что вся эта отвратительная грязь для него закончилась навсегда, но, как оказалось, она существовала и здесь, никуда нельзя было от неё деться.
— Умоляю вас, не надо, — сквозь всхлипы пробормотал он. — Отпустите меня… Я так устал… Я больше не могу…
Пальцы Раданайта вытирали с его щёк слёзы.
— Ты что, малыш! Не плачь… Ну что ты, не надо, успокойся! Прости меня, если я тебя чем-то обидел. Я не хотел, клянусь!
— Отпустите меня, — всхлипывал Джим.
— Сначала успокойся, — сказал Раданайт. — Я не хочу, чтобы ты плакал из-за меня!
Он усадил Джима в кресло, подал ему сначала платок, потом стакан воды, а потом опустился рядом на колено. Осторожно и мягко взяв руку Джима, он поцеловал её в запястье.
— Если я тебя напугал или обидел, прости меня, — повторил он. — Я не хотел… Правда не хотел. Извини меня. Да, признаю, я слегка пьян… Мог сказать или сделать что-то лишнее. Но я не хотел тебя обидеть, малыш.
— Я очень устал, — прошептал Джим. — Можно, я пойду?
Раданайт поднялся.
— Да, детка, разумеется, я тебя не задерживаю. Иди. И, пожалуйста, не плачь… И не думай обо мне плохо, у меня и в мыслях не было ничего дурного. Я просто выпил лишнего… Извини ещё раз.
Пробормотав "да, я понимаю" и "спокойной ночи", Джим бросился в свою спальню. Там он плакал в одиночестве ещё долго, пока не заболела голова. В открытую дверь, ведущую на лоджию, ветер донёс звук чьих-то шагов, и Джим весь сжался. Шаги приближались к двери, и в проёме показалась фигура лорда Райвенна. В светлой одежде, с прекрасными белыми волосами, озарённая светом фонарей внутреннего двора, она казалась фигурой ангельского существа.
— Джим, ты не спишь?
— Нет, милорд, — ответил Джим, торопливо вытирая слёзы.
Лорд Райвенн вошёл и включил светильник на стене. От лёгкого движения воздуха, проникавшего в комнату через открытую дверь на лоджию, длинные пряди его платиновых волос чуть шевелились; блестящая бисерная вышивка высокого стоячего воротника охватывала его длинную сильную шею затейливым искрящимся узором, а на лице было написано искреннее беспокойство и участие. Как заворожённый, Джим смотрел на это светлое сказочное существо, позабыв о своих слезах и их причинах.
— Мне послышалось, будто кто-то плакал, — проговорил лорд Райвенн. — Это ты, Джим?
— Нет, милорд, — солгал Джим.
— Ну-ка, посмотри на меня. — Лорд Райвенн внимательно и ласково заглянул Джиму в глаза, улыбнулся светлой ангельской улыбкой. — Обманываешь, дружок… У тебя глазки красные. Что случилось?
— Не беспокойтесь, милорд, я больше не буду, — заверил Джим. — Всё уже прошло.
Лорд Райвенн присел рядом и обнял Джима за плечи.
— Джим, у тебя больше нет причин для горя, — сказал он, крепко и ласково прижимая его к себе. — Теперь всё будет хорошо. Ты в безопасности, я никому не позволю тебя обидеть. Пока ты находишься под крышей моего дома, даю тебе слово чести лорда, что ни одно живое существо не причинит тебе зла.
