По-военному категоричная позиция майора французской армии М. Штефаника сделала свое дело, съезд так и не состоялся, а вместе с тем исчезли какие-либо планы создания в России самостоятельной словацкой организации. Досталось и словацкому профессору Квачале (и словацко-русскому, или русско-словацкому обществу памяти Людовита Штура в целом)[175], подвергшему ранее в своей записке сомнению саму идею объединения чехов и словаков в едином государстве. В ходе встречи с ним Штефаник также был настроен весьма решительно. По свидетельству современников, Штефаника не видели еще «настолько разъяренным и возбужденным, как после выяснения с профессором Квачалой взглядов на первой и последней их встрече в Петрограде»[176].
Кроме того, следует подчеркнуть, что на дуалистической концепции («независимая Словакия и независимые Чешские земли объединяются в единый государственный организм») будущего государственного устройства (сформулированной в октябре 1916 г. находившимися в России представителями словацкой интеллигенции В. Гурбаном, Й. Грегором и др. под названием «Наша цель»)[177] с приездом М. Штефаника упор уже не делался.
Кампания в России «Масарик или Дюрих» завершилась победой про-масариковского течения лишь в преддверии Февраля, когда было наконец достигнуто единство освободительного движения чехов и словаков в России с заграничным.
Реалии освободительной борьбы в 1916–1917 гг. приводили к тому, что движение чехов и словаков приобретало подчеркнуто национальный характер и выходило за расплывчатые рамки концептуальных формулировок всеславянского единства, славянского единения и создания так называемого всеславянского союза. Эти установки имели своих сторонников в России того времени (включая ряд представителей землячества чехов и словаков). В целом же идея «всеславянского единства», направленная на реализацию права австрийских и венгерских славян на национальное самоопределение и создание независимых государств с ориентацией на Россию тогда воспринималась неоднозначно.
Программа и линия Масарика среди «русских» чехов и словаков была реализована при активном участии М. Штефаника и его соратников Б. Павлу, Я. Папоушека (бывших учеников Масарика в Праге) и других видных представителей петроградского течения, исповедовавших идею чешско-словацкого единства. В борьбе за влияние нередко использовались командные методы воздействия при разрешении персональных и идейных конфликтов, подобно рассмотренной эпопее «Масарик или Дюрих» в России. Политическая схватка порой приобретала сугубо личностный характер, что тормозило решение таких неотложных вопросов, как освобождение военнопленных чехов и словаков в России, ускоренное формирование чешско-словацких воинских частей, и других, во всем их многообразии.
Стоит особо подчеркнуть, что основная задача – признание роли чешской и словацкой колонии в России в общенациональном движении чехов и словаков за независимость и достижение единства этих колоний с линией заграничного движения Сопротивления была решена еще до приезда в Россию Т. Г. Масарика[178].
Борьба за программу освободительного движения за независимость Т.Г Масарика в одной из ведущих тогда группировок – в чешско-словацком добровольческом войске в России – достигла особого накала также к началу – весне 1917 г. Об этом свидетельствуют архивные материалы т. н. дела полковника Н.П. Мамонтова, командира 3-го чешско-словацкого стрелкового полка им. Яна Жижки, обнаруженные мной в фонде 454 ГИМ (материалы периода подготовки Октябрьской революции)[179].
Материалы «дела Мамонтова» не трогали долгое время не из-за трудностей со знанием чешского языка, а потому, что его перепутали с белогвардейским генералом Мамонтовым.
После того, как в декабре 1917 г. полковник Н.П. Мамонтов был в конце концов уволен со службы в чешско-словацком войске в России, дальнейшие следы его жизненного пути теряются. Лишь по названию папки – «дело Мамонтова» можно предполагать, что жизнь его, видимо, оборвалась в переломное послереволюционное время. Этот русский офицер, не за страх, а за совесть служивший чешско-словацкому делу принадлежал к передовым командирам чехо-словацкого войска и по отзывам легионеров пользовался огромным авторитетом у добровольцев. Теперь мы можем утверждать, что роль Мамонтова[180] (своего рода жертвы интриг и борьбы за власть в войске) в деле организации чешско-словацкого войска и национального движения чехов и словаков была значительна и может быть оценена весьма высоко, несмотря на все его просчеты.
Как раз открытые материалы «дела Мамонтова» позволяют: 1) углубить существующую оценку расстановки сил в чешско-словацком добровольческом формировании и борьбы этой ветви национального движения за программу Масарика; 2) уяснить, что же впоследствии вызвало, мягко говоря, предубежденное отношение Т.Г. Масарика к Мамонтову, в результате чего он был смещен, несмотря на признанные самим же Масариком заслуги; 3) оценить вклад полковника Н.П. Мамонтова в развитие культурной жизни чехо-словацкого формирования, и в частности в создание рукописных шедевров – ряда журналов в полку имени Яна Жижки («Таборит», Otčina и др.). Многие из них (обнаруженные также в «деле Мамонтова») выполнены в стиле поздней чешской сецессии на высоком художественном уровне в технике акварели и свидетельствуют о бесспорном таланте чешских мастеров из добровольческого полка.
Первоначально, видимо, Н.П. Мамонтов, как и другие представители русской интеллигенции, придерживался концепции всеславянского единства (В которой он утвердился ранее в ходе своего пребывания в качестве военного корреспондента в Болгарии и Черногории, о чем позже им были написаны две книги).
Но затем реалии освободительной борьбы склонили полковника Мамонтова к поддержке линии на создание независимого государства чехов и словаков. Не случайно, что именно в чехо-словацком войске, при активном участии Мамонтова появился документ огромной исторической важности – Провозглашение чешско-словацкого войска в России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
