Не должно быть сомнений в том, что запрет порнографии – это посягательство на право собственности, на право производить, продавать, покупать и владеть. Консерваторы, призывающие к запрету порнографии, кажется, не понимают, что тем самым они разрушают ту самую концепцию прав собственности, которую, вроде бы, намерены всецело защищать. Этот запрет также является нарушением свободы печати, которая, как мы убедились, представляет собой подраздел общего права частной собственности.
Порой возникает впечатление, что для многих консерваторов и либералов beau ideal*(Идеал совершенства (фр.)) состоит в том, чтобы посадить каждого в клетку и заставить делать то, что консерваторы и либералы считают нравственным. При этом клетки у них будут, разумеется, разными, но это будут именно клетки. Консерватор запретил бы противозаконный секс, наркотики, азартные игры и неверие в Бога и заставил бы каждого действовать в соответствии со своим нравственным или религиозным идеалом. Либерал запретил бы сцены насилия на экране, неэстетичную рекламу, футбол и расовую дискриминацию, а либеральные экстремисты засунули бы каждого в «камеру Скиннера»[7]*,где им управлял бы благожелательный либеральный диктатор. Но результат у них получился бы одинаковым: свести каждого к уровню недочеловека и лишить его самой драгоценной составляющей человеческой сущности – свободы выбора.
Ирония, разумеется, в том, что, заставляя каждого быть «моральным», т.е. поступать в соответствии с требованиями морали, консервативные или либеральные тюремщики просто лишают людей какой-либо возможности быть нравственными. Концепция нравственности лишена всякого смысла, если человек не может действовать свободно. Представим себе, например, благочестивого мусульманина, озабоченного тем, чтобы как можно большее число людей трижды в день кланялись в сторону Мекки, поскольку для него, предположим, это и есть высшее проявление нравственности. Но если он применит насилие, чтобы заставить каждого простираться ниц, он тем самым лишит его возможности быть нравственным, т.е. свободно отдавать предпочтение поклонам в сторону Мекки. Принуждение лишает человека свободы выбора и тем самым возможности сделать выбор в пользу нравственного поведения.
Либертарианец, в отличие от многих консерваторов и либералов, не хочет загонять человека ни в какую камеру или клетку. Он хочет свободы для всех, свободы поступать нравственно или безнравственно, как решит каждый отдельный человек.
Законы о сексе
В последние годы либералы, к счастью, пришли к выводу, что любой добровольный акт между двумя (или более) взрослыми людьми должен считаться законным. Очень жаль, однако, что либералы еще не дошли до того, чтобы распространить этот критерий сексуальных отношений на торговлю и обмен, потому что в этом случае они уже были бы близки к тому, чтобы превратиться в настоящих либертарианцев. Ведь либертарианцы стремятся к тому, чтобы легализовать любые добровольные отношения между взрослыми. Также либералы начали призывать к отмене «преступлений без потерпевшего», что было бы замечательно, если бы при этом была проявлена бо́льшая точность в определении и было бы ясно, что речь идет о жертвах грубого насилия.
Поскольку секс – это сугубо частная область жизни, идея, что государство может иметь право законодательно регулировать и ограничивать сексуальное поведение, не допустима никоим образом, хотя именно это всегда было одной из любимых забав государства. Изнасилование, разумеется, должно считаться таким же преступлением, как любой другой акт насилия против личности.
Хотя добровольный секс часто объявлялся незаконным и преследовался государством, с обвиняемыми в изнасиловании власти, как это ни странно, временами обходились намного мягче, чем с обвиняемыми в других формах преступлений против личности. По существу, правоохранительные органы во многих случаях обращались с жертвой насилия как с виновной стороной, чего почти никогда не бывает с потерпевшими от других видов преступлений. Нет сомнений, что имеют место недопустимые двойные стандарты в отношении сексуального поведения. Национальный совет Американского союза защиты гражданских свобод в марте 1977 года заявил, что:
С потерпевшими в результате преступлений сексуального характера следует обходиться так же, как с жертвами других преступлений. Сотрудники правоохранительных органов и медицинских учреждений зачастую относятся к ним с недоверием и грубостью. При этом возможны проявления как неверия и отсутствия сострадания, так и жестокого и оскорбительного любопытства к их образу жизни и мотивам поведения. Подобное отсутствие ответственности в поведении лиц, чьей обязанностью является помощь жертвам преступления, может только усугубить травму, пережитую жертвой.
Чтобы избавиться от установленных правительством двойных стандартов, следовало бы отказаться от выделения дел об изнасиловании в особую категорию и рассматривать их в рамках общего закона о причинении телесных повреждений. Во всех подобных случаях судьи должны использовать одинаковые критерии в наставлении присяжным и в оценке приемлемости доказательств.
Если труд и личность в целом должны быть свободны, то необходима и свобода занятия проституцией. Проституция – это добровольная продажа определенных трудовых услуг, и правительство не имеет права запрещать или ограничивать подобную торговлю. Следует отметить, что многие из самых зловещих особенностей уличной проституции – это результат запрета борделей. Поскольку содержательницы публичных домов были заинтересованы в привлечении постоянных клиентов, бордели конкурировали между собой за репутацию и стремились предоставлять качественные услуги. Запрещение публичных домов выдавило проституцию на черный рынок, сделало это занятие рискованным и ненадежным со всеми сопутствующими опасностями и общим падением качества. В последние годы нью-йоркская полиция проявляет большую жестокость в отношении к проституткам, оправдывая ее тем, что это занятие больше не является «преступлением без потерпевшего», поскольку многие проститутки совершают преступления против своих клиентов. Но если запрещать какие-либо занятия только за то, что они притягивают к себе преступность, нам следовало бы запретить употребление алкоголя, потому что в барах происходит много драк. Полиция должна не запрещать добровольную и законопослушную деятельность, а следить за тем, чтобы ей не сопутствовали настоящие преступления. Следует понимать, что, защищая свободу проституции, либертарианец никоим образом не защищает саму проституцию. Иными словами, если бы чрезмерно пуританское правительство решило запретить всю косметику, либертарианец призывал бы к ее легализации, из чего никак не следовало бы, что он сам является сторонником или противником использования косметики. Наоборот, в зависимости от своих личных этических или эстетических норм он может выступить и против использования косметики после того, как она будет легализована, но при этом он всегда будет стремиться убеждать, а не принуждать.
Для того чтобы обеспечить сексуальную свободу, нужно сделать свободным и ограничение рождаемости. Наше общество никак не украшает тот факт, что едва было легализовано ограничение рождаемости, как люди – в данном случае либералы – потребовали сделать ограничение рождаемости принудительным. Бесспорно, что наличие ребенка у соседа может основательно испортить мне жизнь. Но ведь почти все на этом свете так или иначе касается других людей. Для либертарианца это не может служить оправданием применения силы, которая должна использоваться только для противодействия насилию или его подавления. Не существует права более личного, свободы более драгоценной, чем право женщины рожать или не рожать ребенка, и любая попытка отказать ей в этом праве есть проявление худшей формы тоталитаризма. К тому же, если в семье детей больше, чем она может содержать, эта семья несет на себе значительные тяготы, а это значит, что желание сохранить столь ценимый многими рост уровня жизни побудит большинство семей к тому, чтобы добровольно ограничивать рождаемость.
Это приводит нас к более сложному вопросу об абортах. Либертарианец не может просто отвергнуть католический аргумент против абортов, даже если он, в конце концов будет признан необоснованным. Ведь сущность этого аргумента, в чисто теологическом смысле вовсе не являющегося католическим, состоит в том, что аборт уничтожает человеческую жизнь, а потому является убийством и как таковое не может быть допустим. Более того, если аборт – это настоящее убийство, то католик или любой другой человек, разделяющий его взгляды, не может просто пожать плечами и сказать, что нельзя навязывать католические взгляды некатоликам. Убийство – это не выражение религиозных предпочтений. Мы не можем во имя свободы религии позволить какой-либо секте совершать убийства, потому что того требует ее вера. Главный вопрос таков: следует ли аборт считать убийством?
