За тридцать лет совместной работы с основным актерским коллективом я так хорошо изучил каждого, что зачастую по походке узнавал настроение артистов и чувствовал, с кем и как надо говорить сегодня, сейчас, чтобы вернуть душевное равновесие человеку и обеспечить нормальную работу над спектаклем. Но это было потом. А в самом начале, когда меня пригласили на постановку в Донецк, директор театра любезно предложил мне взять не обязательно «Али-Бабу», но любую другую пьесу, которая мне кажется более близкой и удобной. – Нет, – отклонил я такое предложение, -- будем работать над той пьесой, которую выбрал театр.
Такое категорическое решение с моей стороны было интуитивным, хотя дальнейшая практика показала, что весьма разумным. В этом я убедился, когда в самом начале своей деятельности в Донецке решил ввести систему актерских заявок на роли. Я предложил актерам самим выбирать себе роль в новых спектаклях. Каждый из них прекрасно ощущал свои возможности, и их желания сыграть ту или иную роль, как правило, совпадали с моим распределением. Но уже на следующий, после поставленного по творческим заявкам, спектакль ни одной заявки не поступило. Я был в удивлении, но и в восторге от актерской сообразительности. Они мгновенно поняли, как им это не выгодно. У актера, в случае чего, всегда есть отговорка, что, дескать, роль эта не его, что ему её просто навязали и тому подобное. А если он сам выбрал роль, то какие же могут быть оправдания. Конечно, отказ от заявок был мотивирован иначе: -- Вы лучше чувствуете, кому, что ближе, -- говорили они, - и в интересах дела надо, чтобы роли распределял режиссер.
Надо сказать, что людям, особенно актерам, свойственно, отстаивая свое личное, заявлять, что делается это во благо дела, государства, всего мира. Они уверены, что обманули всех, хотя слушают их аргументы такие же хитроумные, как и они, «защитники общественных интересов» и прекрасно понимают, что к чему.
Позволю себе вспомнить по этому поводу один эпизод из жизни Крымского театра кукол. На новогодние каникулы одна из групп театра выезжала в Севастополь на обслуживание елок в Доме офицеров флота. Единственный в этот день спектакль должен был начаться там первого января в одиннадцать утра. Стоял вопрос о том, что можно выехать первого в восемь утра (всего немногим более часа езды) и всё прекрасно успеть, а Новый Год встретить дома, в семье. Но в группе была актриса, имевшая более чем в поклонниках машиниста сцены, с которым в Симферополе негде было заниматься любовью. Она с нетерпением ждала командировки, имея непреодолимое желание провести новогоднюю ночь с любимым в гостиничной постели. На собрании группы она взяла слово. – Как вы можете так рассуждать? Маленькие дети ждут с нетерпением в свой праздник театр кукол, – с дрожью в голосе, чуть не плача, произнесла покровительница малолетних, - а вы хотите показать им халтуру не выспавшихся после новогодней пьянки артистов. Не лучше ли поехать тридцать первого, устроиться в гостиницу, а утром со свежей головой к одиннадцати прийти на спектакль и выполнить свой долг перед юным зрителем. А, кто захочет, может встретить Новый Год в Доме офицеров. Директор, конечно, поддержал защитницу высоких нравственных устоев и противницу творческих компромиссов. Остальные прекрасно знали истинные мотивы автора этой эмоциональной речи, но возразить было нечем. Поехали, конечно, тридцать первого, а первого в одиннадцать, еле успев к началу спектакля, покачиваясь от бессонной ночи и неутомимости здорового, как бугай, машиниста сцены, ярая сторонница показа спектаклей только хорошо отдохнувшими актерами кое-как отбарабанила свой текст любимым деткам.
Такие актерские хитрости сопровождали меня всю театральную жизнь и не раз заставляли серьезно задуматься, прежде чем решить, как разоблачить умника. Со временем мои коллеги поняли, что не так просто обвести меня вокруг пальца, и их просьбы, как правило, строились на полном откровении. Я же всегда старался сделать всё возможное, чтобы именно откровенная просьба была удовлетворена как можно быстрее и полнее, а ловкое прикрытие своих желаний общественными интересами оставлял без внимания.
Так вот, возвращаясь к разговору с директором, я сказал Ивану Павловичу, что знаю много случаев, когда с целью подработать режиссеры ставят в других коллективах спектакли, уже ими сделанные, прокатанные и апробированные в своем театре. Это не профессионально и творчески не интересно, если, конечно, театр не пожелает постановки именно этого, сделанного уже этим режиссером спектакля. Поэтому первым моим спектаклем в Донецком областном театре кукол был «Али-Баба и разбойники», получившим высокую оценку руководства, прессы, театральной общественности, коллектива и зрителей. Девятого марта 1971 года я был зачислен в штат Донецкого театра в качестве режиссера, а с февраля 1972 года главного режиссера, где проработал около тридцати лет, до июля месяца 1999 года. Но об этом периоде жизни постараюсь написать во второй части моих воспоминаний.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Наша жизнь – путешествие, идея – путеводитель.
Нет путеводителя, и всё останавливается Цель
утрачена, и сил как не бывало.
В. Гюго
Вот закончилась первая часть этих «...ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Я познакомил вас с фактами из жизни, не пытаясь философски разобраться в её смысле, как это делают профессиональные писатели. Думаю, что я прав. Я вовсе не хочу сказать, что жизнь бессмысленна, а профессиональные писатели дурью маются. Но, разве можно найти смысл жизни вообще, если у каждой отдельной жизни, как у песенного мгновенья, « свой резон, свои колокола, свои отметины»? А Зигмунд Фрейд вообще считал, что «Если человек начинает интересоваться смыслом жизни… …это значит, что он болен». Искать философский смысл жизни так же смешно, как искать смысл смерти. Другое дело найти и осознать цель жизни. Она, безусловно, также индивидуальна, но тут есть объяснение выбора пути идущего по жизни человека. Понятны и удивительны коллизии и повороты, тропинки и дороги, уводящие или ведущие к выбранной цели. Я не думаю, что профессиональная ориентация есть цель жизни, поэтому не могу сказать, что цель моей жизни – театр. Моя цель жизни в другом. Я всегда стремился жить так, чтобы не причинять боли другим, чтобы быть по своему разумению справедливым и, главное, чтобы мои знания кому-то достались и принесли пользу после меня. Я по цели жизни учитель. Моя цель познавать и учить. И это неважно, что жизнь сложилась так, что я стал режиссером. Был бы я инженером, юристом или ремесленником, всё равно я был бы учителем. Именно эту цель своей жизни я ощущаю. Но никто, кроме меня, ни один философ на свете не сможет определить её. А вот пути, которые мы выбираем для достижения своей цели, и составляют собственно нашу жизнь. Поэтому надо спешить найти эти дороги, пока ты молод и здоров. Злой, раздраженный, больной или очень усталый человек не найдет верного пути, наоборот он будет идти по самой неудобной, самой длинной, каменистой или скользкой дороге. Поэтому я рад, что мне удалось определить свой путь достаточно рано, чтобы, следуя по нему, овеществить хоть в какой-то мере свою цель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
