Эмили Дикинсон не предлагает нам найти компас у других, ибо это будет бегством от собственной ответственности. Она призывает отыскать его внутри. А это значит, что мы должны глубже осознавать произвольность нашей повседневной жизни. Либо мы служим внешним, приобретенным инструкциям, архаичным адаптивным моделям, либо мы берем ответственность за свою внутреннюю жизнь. Те из нас, кто понимает, в какой части истории мы находимся, знает, что внутри нас есть огромная личная свобода и способность к саморегуляции. Проект модернизма (занявший период между 1800 и 1945 годами) стал первой попыткой подвергнуть критике и ликвидировать власть племенных традиционных институтов. И в большинстве своем современные правительства и религиозные институты выступают не от лица божественной силы, а под знаменем всеобщего согласия (или всеобщей лени и равнодушия) тех, кем они управляют. Каким бы богоугодным и претенциозным пафосом ни веяло от их речей, мы-то знаем, что они, так же как и все мы, находятся во власти собственной тени, страхов и нарциссических мотивов. Все мы знаем, что только мы и никто другой несем ответственность за выбор наших ценностей, и никакие самопровозглашенные власти не могут ничего нам навязать без нашего согласия.
Проект постмодернизма (начиная с 1945 года и по настоящее время), олицетворениями которого являются, в частности, «В ожидании Годо» Самуэля Беккета и «Немой официант» Гарольда Пинтера, заключается в том, чтобы разбираться самим, ни на кого не надеясь. Эта немыслимая свобода, по словам Сартра, является тяжелейшем бременем, но каждый из нас (или, по крайней мере, психика каждого из нас) знает разницу между самообманом и доброй волей. И все то, что знает психика, выразится в виде симптомов в личной или общественной жизни.
Возможно, никто из вас, читатели этой книги, не станет отрицать, что ответственность за нашу жизнь целиком и полностью лежит на наших плечах. И все мы признаем, что обычай перекладывать ответственность на внешний авторитет – устаревшая традиция наших предков. В этом мнении мы присоединимся к Уолту Уитмену и Эмили Дикинсон. И тогда каждому из нас предстоит найти ответ на эти важные и очень личные вопросы:
1) как нам отыскать истинный север по ходу нашего путешествия?
2) есть ли внутри нас компас и как получить к нему доступ?
3) научились ли мы доверять ему и слушаться его?
4) уверены ли мы, что этот компас всегда с нами, куда бы мы ни отправились?
5) как мы можем начать чаще обращаться к нему в течение жизни?
И если мы действительно знаем, что внутри нас есть этот компас, то нужно позаботиться о том, чтобы, как поется в песне группы «Мэдисон авеню», «не покидать дом без него».
Глава 10. «Пережить» и разогнать привидений
Выбрать ты можешь одно из двух:Одеться для танца или в палату БогаТебя принесут на носилках.
Хафиз
В предыдущих главах мы убедились, что многие из нас (а, пожалуй, все мы) находятся под властью императивов, хищных страхов, преждевременных тревог и бессилия, продиктованных нашим прошлым. Короче говоря, все мы живем в домах с привидениями и в лучшем случае сосуществуем с населяющими их призраками. Только в особые критические моменты, в мгновения глубоких прозрений, крайней необходимости нам удается через них пробиться. Порой (но, увы, так редко) нам удается войти в более широкий психологический контекст, причем происходит это естественно, без усилий, как часть процесса внутреннего развития. Мы способны перерасти привычку, отказаться от старой, ненужной дружбы или даже выбраться из того места, где мы застряли, но чаще всего мы ходим вокруг все тех же старых «добрых» историй, все больше склоняясь под их властью.
Мы сбиты с толку одним и тем же вопросом: как у нас получается порой изгнать этих призраков? Как нам удается отбросить линзу, предназначенную нам судьбой и интернализированными потребностями, которые всегда сопутствуют эпизодам нашей личной истории? Как нам вообще удается разорвать эти заразные суждения, твердящие «Я не соответствую тому, чем я должен быть; я не дотягиваю до того, чтобы быть собой. Я страдаю больше (или меньше), чем другие. Все как всегда, ничего не изменится. Я – никчемный, безнадежно ограниченный человек».
Все мы продолжаем использовать старый магический тип мышления, мы смешиваем внешнее и внутреннее, не проводим различия между нашей сущностью и происходящими с нами событиями. И, таким образом, наши раны, наши неудачи и недостатки порабощают нас, а мы при это не осознаем, что наши ближние мучаются от тех же самых сомнений и затруднений. Если бы мы выслушали истории других (чем я имею честь заниматься всю жизнь), наши защитные механизмы самоустранились бы и мы сопереживали бы другим больше, чем самим себе. Сострадание и сочувствие – эти слова подразумевают способность прочувствовать страдание другого, но, находясь в заколдованном кругу самоуничижения и жалости к себе, мы никогда не сможем понять дилемму другого человека, как не сможем понять и того, что страдаем все мы от одних и тех же заблуждений. Кто все знает, все прощает – эта старая французская поговорка каждый раз, когда мы слушаем историю другого, проверяет нас на прочность. Неужели ничто не в состоянии растопить наше сердце и разбить выстроенные страхом защитные механизмы? Как мулы, работающие на мельнице, мы ходим по кругу, протаптывая одну и ту же пустынную и бесплодную колею.
Но в отличие от мула мы обладаем воображением. Именно недостаток воображения порождает комплексы, раскол личности и фрактально множащиеся императивы. В результате одни и те же события, сценарии и давно отжившие ситуации. Но у нас есть воображение, мы можем представить что-то новое, по крайней мере, отыскать какую-то альтернативу. Немецкое слово Einbildungskraft (воображение) буквально означает умение сотворить образ. И этот образ должен быть шире или, по крайней мере, отличаться от навязанного комплексом представления о себе и о мире. Ограниченность воображения мула приговаривает его к хождению по кругу, но человек обладает ключом к освобождению, и этот ключ – воображение.
В своем шедевре «Так говорил Заратустра» Фридрих Ницше приводит очень интересную притчу о человеческой способности к свободе:
Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью. Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель[73].
Какая необычная метафора! Она, несомненно, призывает нас сделать шаг и покинуть дом с привидениями. Сверхчеловек, о котором говорит базельский пророк, есть индивид с более высоким уровнем сознания и психологической зрелости. Но какова метафора… канат, натянутый над пропастью! Вспомним, что комплекс, констеллирующийся в любой аффективно заряженной ситуации, может лишь привязать нас к прошлым ожиданиями и исходам. Как страшно делать шаг в пропасть. Немецкое слово Abgrund (пропасть) означает, что основание, определенность и предсказуемость выпадают из-под наших ног. Но без этого события не быть и изменениям, и ничто не могло бы привести нас в какое-то принципиально другое место. Подобно Орфею или жене Лота мы можем обернуться назад, поддавшись ностальгии, к мрачному прошлому и потерять все, или мы можем шагнуть, набравшись искренней храбрости, в неизвестное будущее и пережить его.
Таким образом, мы должны перешагнуть через себя, использовать способность к воображению для того, чтобы ступить на другую землю. Пропасть – это наша всепоглощающая тревога (Angst), утрата уверенности в собственных способностях, наши заранее продуманные выводы. Переход через нее есть шаг к более объемному ощущению себя. Животное внутри нас согласно, как мул, ходить по кругу, но сверхчеловек – это план богов для нас. И получаемая свободы и круговращение новых возможностей ужасают, потому что они нам не знакомы и чужды привычным ограничениям комплексов.
Как написал поэт Антонио Мачадо:
Четыре ненужные вещиБрал в море наш брат в старину:Якорь, штурвал и весла,И страх, что пойдет ко дну[74].
Да, наши страхи естественны (они настолько же бесполезны, насколько необходимы), но о них нужно забыть, когда отправляешься в плавание по морям души. И хотя мысль о плясках на канате, натянутом между знакомым прошлым и неизвестным будущим, ужасает, у нас просто нет времени смотреть вниз, пытаться вернуться назад или замирать в нерешительности. Мы стоим высоко на этом канате, перед лицом всех потенциальных возможностей, и именно здесь наше место. Боги предназначили нам его, потому что требуют от нас чего-то большего, чем обеспечение пугливого Эго удобствами и мнимой уверенностью. Паскаль, рассуждая в «Мыслях» о человеческой жизни, написал следующее: вопрос стоит не о том, отправляться в плавание или нет, ведь нас уже туда отправили. Кьеркегор писал в дневниках о торговых судах, ходящих вдоль знакомых берегов, и боевых кораблях, отправляющихся в открытое море, в неизведанное, где их ждет слава. И наконец, писатель Линдси Кларк замечал: «Поверьте, порой приверженность внутреннему свету ощущается как шаг во внешнюю тьму»[75].
