Причины отсутствия некоторых элементов на солнце ставило учёных в затруднительное положение. Локиер предложил теорию, способную устранить многие затруднения. Он полагает, что наши простые тела в действительности суть тела сложные, способные диссоциироваться под влиянием высокой температуры, и этим объясняет, что некоторые из элементов под влиянием солнечной теплоты могли разложиться или совсем не образоваться.
Такой же взгляд поддерживал профессор Грэгхем, который говорил: «Понятно, что различные роды материи, признаваемые ныне в различных элементарных веществах, могут обладать одним и тем же элементом или атомической молекулой, существующей в различных условиях подвижности. Единство материи в её существе, - добавляет он, - есть гипотеза, находящаяся в согласии с равным действием тяжести на все тела». Подобные же взгляды защищал знаменитый французский химик Дюма, который основывал мысль о сложной природе элементарных атомов на известных отношениях атомических весов. Сложная природа химических элементов поддерживалась также Генри Сен-Клер-Девилем и Бертело, который признавал, что атомы у элементов одни и те же, а различаются только по способу своего движения. Профессор Шустер, в докладе, читанном в 1880 году перед Британской Ассоциацией, поддерживал гипотезу о диссоциации химических элементов.
Что все чисто физические науки когда-нибудь придут к небольшому числу общих законов и принципов, и что вся совокупность признаваемых ныне химических элементов сведётся к одному или двум элементам материи - есть вывод, к которому в настоящее время тяготеет физическая наука.
Бенджамин Броди о до-туманностном состоянии материи говорит: - «Существуют очень принудительные основания, приводящие нас к сомнению в том, что химические вещества действительно состоят из примитивной системы элементарных тел, аналогичных по их общей природе с нашими теперешними элементами, т.е. некоторые из тех тел, которые мы называем теперь элементами, могут быть сложными». Эти-то принимаемые им идеальные элементы, по его словам, «хотя теперь возникают перед нами при помощи числовых свойств химических уравнений только как подразумеваемые и зависимые существования, о которых мы можем только догадываться, могут когда-нибудь сделаться, или могли быть в прошедшем, отдельными независимыми существованиями, как, напр., на солнце, где температура чрезвычайна. Мы можем, -прибавляет он далее, - считать, что в отдалённые эпохи температура материи была гораздо выше, чем теперь, и что эти „иные существования“ (идеальные элементы) были тогда в состоянии газов - в отдельном существовании, т.е. не соединённые».
Год спустя после того, как были высказаны предыдущие взгляды относительно химической диссоциации сэром Бенджамином Броди, в чтении своём «О Химии первичной земли», перед Королевским Институтом (31 мая 1867), доктор Гюнт высказал, по-видимому самостоятельно, мнения о диссоциации, совершенно сходные с мнениями Броди. В этом чтении он говорит: «Я рассматриваю химию туманностей, солнца и звёзд при соединённом освещении, проливаемом на этот вопрос с одной стороны спектральным анализом, с другой исследованиями Девилля о диссоциации, и заключаю путём обобщения, что распадение сложных тел, или диссоциация элементов, посредством сильной теплоты, есть начало, применимое и к общемировым явлениям, так что мы можем предположить, что все элементы, которые образуют солнце или нашу планету, если бы они были так сильно нагреты, что находились бы в газообразной форме, которую способна принять вся материя, - то они в этом состоянии оставались бы несоединёнными, т.е. они существовали бы вместе в состоянии химических элементов, дальнейшая диссоциация которых в звёздных или туманных массах может дать нам доказательство о существовании материи ещё более элементарной, чем та, которая получается в опытах наших лабораторий, где мы можем только догадываться о сложной природе многих из, так называемых, «элементарных субстанций». «Наша атмосфера, - говорит Гюнт, - не есть земная, но мировая (космическая), существующая, как мировая среда, разлитая по всему пространству, но сгущенная вокруг различных центров притяжения в сумме, пропорциональной их массам и температуре, и самые воды океана принадлежат к той же всемирной атмосфере». (Nature, августа 29, 1878 г., стр. 475). Подобный же взгляд был высказан М. Вильямсом, который говорит, что «газообразный океан, в который мы погружены, есть лишь часть бесконечной атмосферы, наполняющей всё пространство; это связывает между собою все элементы мира и распределяет между ними их теплоту, свет и все другие физические и жизненные силы, которые способна породить теплота». (Fuell of the Sun., стр. 5). (Развитие звёзд Джемса Кролля, стр. 69 - 72).
В докладе, читанном перед химической секцией Британской Ассоциации в 1886 году, Вильям Крукс довольно долго занимался вопросом о зарождении или эволюции химических элементов. Мы дадим здесь краткий остов его взглядов, введённых в этот важный доклад.
«Мы спрашиваем, - говорит Крукс, - не могли ли сами химические элементы развиться из немногих предшествующих форм материи, или быть может из одной только, совершенно так же, как теперь принимают, что все бесчисленные видоизменения растений и животных развились из немногих ранее существовавших форм органической жизни? Для поверхностного и торопливого взгляда план и постепенное развитие кажутся вещами несовместимыми, исключающими друг друга; но более тщательный исследователь видит, что постепенное развитие, непоколебимо совершающееся по возвышающимся ступеням совершенства, есть самый прочный аргумент в пользу предусмотренного плана.
Значит, как в органическом мире, так и в неорганическом является естественным смотреть на химические элементы не как на первосуществующие, но как на постепенные продукты процесса развития. Но эта эволюция или развитие элементов могло происходить в периоде столь отдалённом, что его трудно представить в воображении, когда наша земля, или скорее - материя, из которой она состоит, была в состоянии весьма различном от её теперешних условий». (Кролл, стр. 76, 77).
Разбирая доказательства такого постепенного развития химических элементов, Крукс сожалеет, что никаких прямых доказательств он представить не может, но говорит, что за то косвенных доказательств слишком много, которые не менее красноречиво ратуют за существование, как он называет, «претила» или первичной материи, из которой образовались все остальные элементы или простые тела, а затем и все сложные тела вселенной. Как более убедительные косвенные доказательства, он приводит: 1) заключение Гершеля и Кларка Максвелла по вопросу о том, что атомы носят отпечаток производных предметов; 2) закон Праута, исправленный Кларком; 3) анализ земной коры; 4) анализ сложных радикалов; 5) полимерность многих элементов и в 6) закон периодичности, даваемый Ньюландсом, на котором он и заканчивает свою речь следующими словами: «Чем более я изучаю расположение зигзагов кривых этих периодичностей, тем более я убеждаюсь, что Ньюландс овладел ключом, с которым будет дозволено заглянуть в некоторые самые глубокие тайны создания. Вообразим, насколько это возможно, отблеск немногих секретов, скрытых там Вообразим себе самое начало времён, перед геологической эпохой, перед тем временем, когда земля отделилась от нейтрального ядра расплавленной жидкости, даже перед тем временем, когда само солнце уплотнилось из первичного протила. Вообразим ещё, что в этой первичной стадии, температура была невообразимо более высокой, чем какая-либо из температур, существующих ныне в видимой нами вселенной; настолько высокой, что химические атомы не могли бы ещё образоваться, так как точка их диссоциации была гораздо ниже.
Поскольку протил способен был излучать или отражать свет, постольку это обширное море раскалённого тумана должно было казаться астроному, на какой-либо отдалённой звезде, в виде туманности, дающей в спектроскопе небольшое число отдельных линий, предвестников будущего спектра водорода, углерода и азота.
Но с течением времени, некоторые процессы, родственные охлаждению, вероятно - внутренние, привели температуру мирового протила к точке, в которой имела место первая степень грануляции (т.е. образования атомов); материя, какою мы её знаем, начинала существовать, и образовались атомы. Но едва образовался какой-нибудь атом из протила, он был уже запасом энергии, потенциальной (по его тенденции связываться с другими атомами посредством притяжения или химически) и кинетической (по его внутреннему движению). Чтобы получить эту энергию, соседний протил должен был охлаждаться этим атомом, а отсюда, следовательно, образование других атомов ускорилось. Но с образованием вещества атомного, начали действовать различные формы энергии, требующие для своего проявления материи; а между другими формами энергии, и та форма её, которую мы теперь называем атомным весом. Представим себе, что элементарный протил содержит в себе самом потенциальность (возможность) всякой пропорции соединения, или всякого возможного атомического веса. Допустим, что известные нам теперь элементы ещё не были в то время созданы, сразу. Элементы, образующиеся легче других, т.е. более всех родственные проделу по простоте, родятся прежде других. Водород - или, быть может, гелий? - из всех известных нам элементов обладает самым простым строением и самым низшим атомным весом, он-то и должен был прежде других начать существование. Некоторое время водород был единственной существующей формой материи (какой мы её знаем), и между водородом и элементами, образовавшимися ближе других к нему, должен был существовать огромный промежуток времени, в последней части которого, элементы, наиболее близкие к водороду, по своей простоте, приблизились бы постепенно к пункту своего рождения. Рассматривая этот период, мы можем предположить, что эволюционный процесс, который скоро должен был определить рождение нового элемента, определял также и его атомный вес, его сродство и его химическое положение».
