Последнее упоминание о «Посейдоне» Ричард нашёл в газете, датированной 2045 годом. Из-за более насущных проблем было решено прекратить эксперимент и открыть правду космонавтам. В этой же газете было сказано о том, что вряд ли удастся избежать атомной бомбардировки.
— Значит, атомная война всё-таки началась, — задумчиво произнес Ричард. Другого объяснения тому, что их забыли, он не видел.
Ещё раз глянув на полку, Ричард обнаружил на ней ранее незамеченный диктофон. На приборчике была наклейка с теми же цифрами: 2045. Включив воспроизведение, Мэрдок вслушался в взволнованный, прерывающийся голос:
— Меня зовут Дэниэл Ардо. Я — младший сотрудник лаборатории, участник эксперимента «Посейдон». Несколько дней назад по всему земному шару были взорваны атомные бомбы, уничтожившие всё живое на поверхности планеты. Наша группа учёных укрылась в бункере, где я сейчас и нахожусь. Нам не хватает воздуха — системы фильтрации оказались не столь совершенными, как мы думали. Очевидно, вскоре нам придётся разделить участь тех, кто остался на поверхности…
Запись прервалась внезапно. Ричарду стало жутко: показалось, будто кто-то невидимый и агрессивно настроенный наблюдает за ним. Выскочив из комнаты, он огляделся по сторонам — надо было решить, что делать дальше.
По словам Дэниэла, учёные испытывали нехватку кислорода. Но, скорее всего, за то время, что прошло с 2045 года, воздух на планете вновь стал таким, каким и был до взрыва. Либо что-то обрушилось в бункере, крысы прогрызли систему фильтрации и подземное пространство наполнилось пригодным для дыхания воздухом. Поэтому проблем с ним у Мэрдока возникнуть не должно.
— Но не оставаться же тут вечно, — пробормотал «космонавт» и, выставив бластер, отправился в дальнейшее путешествие по бункеру.
Комнаты и залы сменяли друг друга. Наконец Ричард оказался в большом помещении, уставленном кроватями. То ли жилая комната, то ли больничное крыло. На одной из кроватей что-то белело. Подойдя ближе, Ричард обнаружил, что предмет его интереса является человеческим скелетом.
Нервы мужчины сдали, и он понесся, не разбирая дороги. Зал с кроватями остался где-то позади, так же как и корабль. Вернуться Мэрдок не смог бы при всём желании — он просто не запомнил дорогу.
В каком-то из переходов луч фонарика поймал надпись-указатель с желанным словом: «Выход». Мужчина последовал в указанном направлении и после нескольких минут вышел к шахте лифта. Воспользоваться подъёмником Ричард не решился. Вместо этого, углядев пожарную лестницу, Мэрдок начал карабкаться по ней.
Путь к солнцу занял минуты, а может быть и часы. Ричард не имел возможности следить за временем, но ему казалось, что прошло его немало. Наконец он упёрся в крышку люка. Та рассыпалась в прах, открывая путь на поверхность.
Ричард выбрался из лаза и огляделся по сторонам. Хмурое солнце освещало серые развалины домов, мёртвые деревья, остовы автомобилей. Невообразимая тишина стояла кругом.
— Здравствуй, Земля, — прошептал Мэрдок.
Из лаза за ним следили внимательные зелёные глаза.
Андрей Мартынкин
Счастье
Что наша жизнь? — Игра! — Игра в жизнь.
— Алиса, представь себе, что ты играешь, и тебе захотелось поиграть в настоящую жизнь, и, играя в настоящую жизнь, ты придумала чудесную игру в игрушечную жизнь. Ты ведь можешь себе это представить?
— Естественно, — ответила Алиса, — это же очень просто! Так часто бывает: играешь в куклы, а потом придумываешь игру для них.
— И в игре в настоящую жизнь все радостны и счастливы, все улыбаются и помогают друг другу, и все вместе стараются сделать так, чтобы всё вокруг было лучше, удобнее и красивее.
— А как же иначе, — сказала Алиса, — ведь если игра, скажем, грустная, то и играть становится неинтересно. Интересно играть в весёлые игры, тогда можно играть сколько хочешь.
— А в игре в игрушечную жизнь тебе хочется быть счастливой, как в игре в настоящую жизнь, но пока не всё получается. То кто-нибудь скажет что-нибудь обидное, или ты что-нибудь построишь, а оно покосится или вовсе развалится.
— Ну и что, — засмеялась Алиса, — ведь в игрушечную жизнь мы играем в игре в настоящую жизнь, а в игре в настоящую жизнь я всегда могу сказать: «Лучше давай играть лучше, по-хорошему» или поправить то, что покосилось. А если оно опять покосилось, то играть в него не из бумаги, а из дощечек, или придумать ещё что-нибудь. Ведь это же игра в игрушечную жизнь, а в игре в настоящую жизнь и я, и те, с кем я играю, уже радостны и счастливы. И если тебе разонравились игрушечные правила игры в игрушечную жизнь, то ты можешь сказать себе, играя в настоящую жизнь: вот пришла Алиса, могущественная волшебница, взмахнула волшебной палочкой — и…
Тут Алиса замолчала, посмотрела удивлённо и спросила:
— Но разве этого кто-нибудь не знает? Зачем об этом рассказывать, разве кто-нибудь об этом забыл?
— Понимаешь, Алиса, взрослые, играя в настоящую жизнь, зачем-то напридумывали себе ссоры и битвы, жадность и заколдованные сокровища, до которых нельзя добраться, потому что их стерегут ужасные чудовища. А играя в игрушечную жизнь, взрослые придумали себе боль и горе, безысходные страдания и несчастную судьбу, в которой если что-нибудь построишь, то надо радоваться, что оно пока ещё не развалилось, но потом оно всё равно развалится…
— Почему же взрослые ничего не поменяют, — воскликнула Алиса, — неужели им нравится такая игра?
— Видишь ли, Алиса, взрослые почему-то считают это настоящей жизнью. Они уверены, что для того, чтобы можно было легко всё поменять, им непременно нужно попасть или в высшую реальность, в которой действуют магические силы, или в сновидение, в котором постараться «проснуться», или в Зазеркалье… Им надо вспомнить одно очень важное правило: реальность для тебя — это то, что ты сам считаешь реальностью, то есть те правила, по которым ты сам играешь в жизнь.
— А если взрослым сказать об этом правиле, — обрадовалась Алиса, — то они ведь вспомнят его? Они же сами говорят, что очень хотят быть счастливыми!
— Самое удивительное, Алиса, что взрослые не верят в это правило — одни не хотят верить, другие боятся поверить, опасаясь обмана. И те и другие слишком привыкли считать, что быстро и легко ничего нельзя изменить.
— Но то, во что играют взрослые, всё-таки остаётся игрой, — справедливо заметила Алиса, — неужели, чтобы хоть о чём-то можно было говорить со взрослыми, надо тоже поверить в реальность их реальности?
— Совсем необязательно, Алиса. Разговаривая со взрослыми, всегда помни, что это — игра. Игра, где все радостны и счастливы, потому что хотят играть именно в это. И тогда ты всегда будешь в своей игре, а взрослые пусть думают, что хотят. Может быть даже, некоторые из них поймут и присоединятся к твоей игре, чтобы однажды сказать друг другу: «Лучше давай играть по-человечески, а то, для чего не годится бумага, мы сделаем из дощечек».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
