заставить забыть его. Но забыть что-либо выборочно, даже с согласия духа — слишком хлопотно. Да и подобная коррекция слишком сильно изменит личность самого духа, фактически, превратит его в другого. Так что во время перерождения чаще всего использовали обруч забвения на духе. Тогда он лишался всех, абсолютно всех воспоминаний о своих прошлых жизнях и начинал жить с нуля.
А этого Тихон делать не хотел. Потому что знал, что, лишившись памяти, но оставшись собой, он совершит те же ошибки. Будет жертвовать собой ради других, обливаться потом на тренировках для достижения большей силы, гнаться за сокровищами, способными защитить или сделать сильнее. И жертвовать, жертвовать, жертвовать. Комфортом, отношениями, спокойствием, нормальной жизнью, даже любовью. Пока в мире будет происходить разнообразная фигня — он не сможет позволить себе сказать: «Это не моё дело, я на это не подписывался, сами виноваты в своей смерти, слабаки». Два раза уже не смог. Третий…
— Не помешаю? — спросила Василиса Никитишна, заглянув в комнату следом за Глебом Гориславовичем, уже зашедшим внутрь.
— Конечно нет, матушка, — тепло сказал Тихон, пытаясь отключить духовное зрение.
Да так и прекратил свои попытки, когда увидел за плечом у матушки еле различимую фигуру, словно сотканную из ярких светлых нитей. Довольно знакомую фигуру, кстати. Черты лица, разрез глаз, форма подбородка. Какого лешего?! Что этот светлячок здесь забыл?! Ему полагается детей нянчить и за графством присматривать! Как он сюда попал, да ещё и в качестве бесплотного… Стоп… Светлые нити имеют своё начало. И это начало…
«Нет, нет-нет-нет! Хранитель, скотина ты безрогая! Я свою лямку уже отпахал! Я его в том мире вырастил, выучил и даже наследником оставил! Отомстила, да? Ладно, хитромудрая манипуляторша, мы ещё посмотрим, кто кого! Я ещё покажу тебе, где раки зимуют!» — прищурившись, подумал Тихон, переводя взгляд от матушки на батюшку.
— Ты точно себя хорошо чувствуешь? — спросил осторожно тот.
* * *
— Присаживайтесь, сударыня, — с уважением сказал Глеб Гориславович, подвигая стул для Василисы Никитишны.
— Благодарю, сударь, — с теплотой в голосе сказала матушка, присаживаясь. — Как ты, Тихон? Отец Онуфрий сказал, что уже всё хорошо, что самая большая опасность уже миновала.
Тихон задумался. Что можно им рассказать? Как они на это отреагируют? И если он сейчас умолчит, а потом в дом притащится епископ, чтобы уточнить какие-то детали, как это будет выглядеть?
— Я в порядке, практически. Ушибы не в счёт. В основном, благодаря батюшке. Если бы не его подпитка меня родовым даром — я вряд ли бы смог отбиться от злого духа.
О, гм. Наверное, надо было помягче. Особенно при матушке в её-то положении. Вон как побледнела. Хорошо, что Глеб Гориславович лишь нахмурился. Ну как бы… Тихон и так максимально сократил для них происходившее. Даже нападавшего просто злым духом назвал, а не духом-паразитом. Проще уже и не скажешь.
— То есть твоё странное состояние перед падением было связано с тем, что на тебя напали, так? — мрачно уточнил батюшка.
А, то есть ступор они заметили, отлично. Ну, а обморок списали на падение и ушиб головы, теперь всё понятно. Интересно, этот паразит специально дожидался, пока Тихон на лестнице окажется или это было просто неудачное совпадение? Потом надо будет не забыть просмотреть память этого придурка.
— Да, всё так. Я и моргнуть не успел, как оказался в другом месте, наедине с незнакомцем, — слабо улыбнувшись, сказал Тихон. — Он набросился на меня, я кое-как отбивался. И постепенно слабел. А потом почувствовал, как будто второе дыхание открылось. Ну и победил его. Только после этого и смог очнуться. А тут, оказывается, уже уйма времени прошла.
Батюшка посмотрел на Тихона с вопросом в глазах. Вот же… Бывший боярич! Тихон перевёл выразительный взгляд на матушку и слегка приподнял брови. Поймёт намёк или нет?
— Творец всемогущий, да что ж это такое! Посреди белого дня на отрока злой дух нападает! — всплеснула руками матушка. — Что же это, неужели ослабли охранные знаки?
— Погодите, Василиса Никитишна, ничего это ещё не значит, — погладив по плечу, сказал Глеб Гориславович. — Ты поэтому исповедаться и решил, прежде чем говорить с нами? Чтобы всё перепроверить, так? Отец Онуфрий подтвердил твои выводы? Что он тебе сказал?
О, намёки батюшка понимает, это радует. И с опасной темы удачно разговор перевёл. Молодец. Плохо, что придётся потом ему наедине рассказать расширенную версию своего приключения. Ну, тут уж без этого никак.
— Выводы подтвердил, сказал, что сообщит о случившемся архиерею, — чётко и без лишних подробностей сказал Тихон. — Что будет дальше — я не знаю. Мне сказал не переживать и поправляться. Вот.
— Ну, значит, так и сделаем, — с облегчением сказал Глеб Гориславович. — Благодарю, что рассказал нам. И да. Не думаю, что остальным стоит знать, что на тебя напал злой дух. Ты — человек в нашем городе новый, а кумушкам с погаными языками только дай повод, все кости перемоют, а потом ещё и напридумывают всякого. Так что всем говорим, что ты просто засмотрелся на море, да и не заметил, как тебя толкнули с лестницы. А утром я пошлю Ивана за доктором, посмотрим, что он скажет насчёт твоего выздоровления.
«О, так я ещё и не сам упал, мне помогли,» — удивился про себя Тихон, а вслух сказал:
— Хорошо, батюшка. Как скажете.
— У тебя точно всё хорошо? Ничего не болит? Может, кушать хочешь? — успела выпалить матушка, вклинившись в диалог мужчин.
Ну, или приёмного сына и отца, какая разница? Главное — спросила то, что больше всего её волновало до того, как муж завершил разговор и вывел её из комнаты. Тихон лишь улыбнулся.
— Сейчас я чувствую лишь усталость и хочу спать, матушка, — ласково сказал Тихон, прекрасно понимая чувства женщины. — Кушать… До утра потерпит. Спокойной ночи, матушка, батюшка.
— Может, с тобой посидеть? Доктор говорил… — не унималась матушка, желая окружить Тихона заботой.
— Доктор говорил это, потому что Тихон без сознания был, Василиса Никитишна, — тёплым, заботливым тоном с доброй улыбкой на устах, сказал Глеб Гориславович. — И боялся, что у Тихона может быть внутренняя травма. Но Тихон в сознание пришёл, а отец Онуфрий подтвердил, что всё в порядке. Ты же знаешь, он духовным зрением владеет, а им внутренние травмы хорошо видно. Дай отроку в покое побыть, день у него был не из лёгких.
— Ну да, ну да, — вставая со стула, поспешно сказала Василиса Никитишна. — День и правда, тяжёлый был. Тогда спокойной ночи, сынок. Пусть Род хранит тебя.
— И вас, матушка и батюшка, — лишь слегка протормозив от такого пожелания, сказал Тихон.
