д
олжно. Усталое тело отдохнет. — Турмс повел рукой. — Но для тех, чей дух жив для целей творения, — продолжал он, — никакого конца нет. Для них смерть — всего лишь пауза, стоянка, где можно собраться с силами для новых и более великих путешествий. Друзья, мы созданы странниками. Я спрошу вас, какой истинный путешественник, прибывая на новое место, не хотел бы исследовать его, а потом пошел бы дальше, открывая все новые чудеса, новые пути, вдыхая воздух новой земли под новым небом.
Турмс Бессмертный, король-жрец Велатри, повернулся и сделал знак женщине с чашей. Она шагнула вперед и поставила чашу на покрытый тканью постамент.
— Тело, которое вы приносите мне в этот благоприятный час, однажды устанет и умрет, однако дух, вошедший в это тело, бессмертен и не умрет никогда. Знайте, друзья мои, мы — все мы — бессмертны. Дайте мне ребенка.
Сяньли, слушавшая слова Турмса в переводе Артура, осторожно передала своего новорожденного сына королю. Турмс поднял младенца над головой и передал его женщине, которая раньше держала чашу. Она споро распеленала младенца и снова отдала, на этот раз уже совершенно голым, королю. Тот некоторое время баюкал малыша на руках.
— На рассвете исчезают ночные звезды. День начинается, когда умирает ночь. Так и должно быть. — Турмс зачерпнул немного воды из чаши и смочил голову младенца. — Привет тебе, маленькая душа, пришедшая к нам в мир. — Голос короля стал мягким, как у матери. Он кивнул женщине с ножом и сказал: — Ты не будешь одинок, малыш. — Он быстро кольнул младенца острием ножа в подошву.
Сяньли подавила вздох, а ребенок удивленно пискнул от внезапной, мимолетной боли. На маленькой пятке выступила капля крови. Турмс стер ее указательным пальцем и поставил отметину на лбу младенца. Он трижды повторил этот жест, сначала пометив лоб Сяньли, затем лоб Артура и, наконец, свой собственный.
— Пусть этот знак напоминает, что ваша жизнь принадлежит не только вам — она общая и для ребенка, и для его родителей, и для тех, кто был до вас, и будет после. А еще она роднит вас с другими людьми, а их — с третьими. Таким образом, мы все являемся частью друг друга.
Младенец, которому стало холодно на утреннем воздухе, начал плакать. Звуки, которые он издавал, напоминали мяуканье котенка или любого другого детеныша. Король улыбнулся и вернул ребенка женщине. Она быстро запеленала младенца в мягкие складки и вернула королю. Турмс положил руку на голову младенца.
— Мы надеемся, что ты вырастешь сильным и добродетельным в духе и поступках, и независимо от того, длинна или коротка будет твоя дорога, она послужит на благо для вас и всех других людей. Учись хорошо, маленькая душа, пусть знания и мудрость, которые ты соберёшь на своем пути, укрепят и поддержат тебя в будущей жизни. — Турмс поднял глаза на Артура. — Под каким именем будет известен этот ребенок?
Артур готовился произнести: «Бенджамен» — это имя как-то отзывалось у него в душе, но вместо этого его губы сами собой выговорили: «Бенедикт».
Король кивнул. Взяв сжатый кулачок младенца в свои руки, он окунул крошечную ручонку в воду, а затем прижал этот маленький кулачок к его груди.
— Нарекаю тебя Бенедиктом.
Сяньли взглянула на мужа и одними губами спросила: «Бенедикт?»
Церемония завершилась, и Турмс вернул ребенка матери. Обе женщины снова взяли чашу и нож.
— Подожди, — сказал Артур. — Я хотел сказать: «Бенджамен».
Улыбка Турмса стала шире, он запрокинул голову и рассмеялся.
— И все же ты этого не сделал.
— Но… — хотел было возразить Артур.
— Нет, друг мой, готово, — сказал король. — И это правильно. Имя было выбрано для него. Все так, как должно быть.
Артур с сожалением пожал плечами. Все вернулись во дворец, где в честь поименованного младенца приготовили праздничную трапезу. Возвращаясь, им пришлось снова проделать путь мимо безмолвных гробниц. Они поднялись по ступеням, и достигли вершины как раз тогда, когда восходящее солнце выглянуло из-за горизонта, на мгновение ослепив их. Артуру казалось, что, проведя ночь в гробнице, он воскрес к новой жизни.
На обратном пути Сяньли прижалась к мужу.
— Почему Бенедикт? — спросила она. — Что это значит?
— Я не совсем уверен, — признался Артур. — Благословляющий или благословенный, ну, что-то в этом роде.
Сяньли улыбнулась и подняла младенца перед собой на вытянутых руках.
— Точно. Он — наше благословение, — решила она, и неловкость от ошибки Артура исчезла. В этот момент все в мире снова встало на свои места.
ГЛАВА 14, в которой говорится о том, что нельзя игнорировать истину
Нищий в компании нескольких тощих котов копошился среди слабо тлеющих куч мусора. Стервятник парил над головой, наматывая ленивые круги, зорко выискивая мертвое или умирающее. Неистовое солнце изо всех сил лупило по наковальне, роль которой в данный момент исполняла голова Кита, покрытая пропотевшим тюрбаном.
— Полцарства за соломенную шляпу, — пробормотал он, стараясь моргать пореже: глазные яблоки пересохли и, казалось, поскрипывали в глазницах.
Перед ним тянулась бесконечная аллея сфинксов с человеческими головами, конец аллеи терялся в мерцающем зное. Где-то в этом зыбком мираже лежали руины одного из древних чудес света: Великого Храма Амона. Кит знал, что где-то здесь, в конце аллеи должен найти человека, для встречи с которым пришел сюда вверх по реке. Прищурив глаза от яркого света, он шагал по аллее. Спустя всего минуту он пожалел, что не согласился на предложение Хефри нанять осла.
— Это же самоубийство какое-то, — пробормотал он себе под нос.
Чтобы отвлечься от жары, он попытался сообразить, зачем Вильгельмине так нужно, чтобы он встретился с этим человеком. Что такое знал этот Юнг, что могло бы им помочь? А еще его беспокоил вопрос, что Вильгельмина успела рассказать этому парню об их поисках, и, следовательно, что он мог рассказать ему. Вот это и надо выяснить в первую очередь, решил Кит.
После неторопливой прогулки на лодке по Нилу и короткой остановки, чтобы поторговаться за тюрбан, Кит и Хефри обменялись рукопожатием и расстались на ступенях отеля «Зимний дворец».
— Шукран, друг мой, — сказал Кит. — Если мне понадобится лодка, я поищу тебя.
— Да пребудет с тобой благословение Божье, Кит Ливингстон, —
