Они погибли, защищая Грачева, Ерина, Коржакова, Степашина от увольнения. От выговора.
Мальчишек бросили в бой, чтобы срочно взять Грозный. Не к 1 мая, не к 7 ноября, а чтобы победой (пусть кровавой) покрыть бездарность, подлость, воровство и ложь. Надо убить Дудаева, чтобы похоронить тайну оружия. И надо убить прессу, чтоб не вякала.
Ельцин – не кровопийца. Но Брежнев был вообще тихоня. А Афган – начался. И Прага – была.
После Чечни-94 поведение Ельцина в Вильнюсе-91 выглядит иначе. Он решительно осудил танки в Вильнюсе, и мы думали, что это демократизм. А это было политиканство. Он просто использовал все, что мог. И трупы литовцев в том числе. Теперь его идеолог – Жириновский. Его рупор – Невзоров.
Никакой даже самый сильный боксер, никакой даже самый жестокий наводитель порядка ничего не сделают в этой ситуации.
Приказать построиться в шеренгу по пять – да, можно. Приказать всем выйти на работу к семи утра – можно. Но приказать сделать компьютер на уровне американских – нельзя. Приказать можно. Сделать нельзя.
Приказать американцам привезти в Москву мясо-масло-молоко – нельзя. И приказать вырасти своей пшенице – нельзя. Стрелять – можно. Это самое простое. И они будут стрелять во всех, кто мешает им властвовать – то есть «мешает сделать Родину счастливой»: в журналистов, во врачей-вредителей, в фермеров-кулаков… Они будут повторять то, что творили их учителя, потому что ничему другому их не учили.
Высшие чиновники страны (в том числе и президент) назвали прессу продажной, дудаевской[91]. Типично, по-сталински, бездоказательно обвинив не конкретного человека, но всю вредную часть общества. Троцкисты ли, дудаевцы ли – какая разница, если доказывать не надо, если можно выносить групповые приговоры и немедленно приводить в исполнение. Кроме того, теперь можно грохнуть любого неугодного и затем «обнаружить чеченский след». Мол, чеченские хозяева его и убрали – за то, что не окупил расходов, мало хвалил Дудаева.
Но мы понимаем: прессу надо уничтожить за то, что она не дает людям забывать. Что бы ни говорил сегодня Грачев, но стоит открыть подшивку «Известий», как прочтешь:
«Я не очень интересуюсь тем, что там происходит. Вооруженные силы там не участвуют. Хотя я смотрю телевидение и слышу, там вроде пленных захватили… Я бы никогда не допустил, чтобы танки вошли в город. Это безграмотность дикая. А во-вторых, если бы воевала армия, то одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все».
На вопрос: откуда у Дудаева тяжелое вооружение? – Грачев ответил:
«Разве сейчас трудно найти оружие? Все покупается и продается». А как же оно проходит через территорию России? «Я не пограничник, – сказал Грачев, – это у Николаева нужно спросить» («Известия», 29.11.94).
По мнению Грачева, «разгром всего этого воинства (чеченского. – А. М.) серьезной проблемы для российской группировки не представляет. Правда, придется, видимо, отказаться от столь эффективных приемов, как массированная бомбежка с воздуха и артналеты. Все это может привести к гибели мирных граждан, чего войска в случае боевой операции будут всемерно избегать» («Известия», 7.12.94).
Дудаева нельзя поймать. Ведь ежели поймаешь – надо судить. А на суде будут вопросы.
Уже не состоялся суд над ГКЧП, уже отпустили тех, кто начал стрелять в Москве в октябре-93. И что, все это от человеколюбия? Скорее от страха перед вопросами в суде.
Дума разменяла амнистию на комиссию по расследованию событий 3–4 октября-93. Правда здесь не нужна никому. Ни тому, кто защищал свою власть танками, ни тому, кто рвался к ней, к власти, с гранатометами.
Непрерывно задаваемый прессой вопрос: Откуда у Дудаева оружие? – заставил наконец заговорить тех, кто до сих пор стыдливо молчал.
«Вести» показали интервью Гайдара, который заявил: «Основное оружие Дудаев взял в сентябре-октябре 1991-го. А я возглавлял правительство с июня 1992-го по декабрь 1992-го».
Гораздо больше, чем непричастность Гайдара к вооружению чеченской армии, меня восхитила его непричастность к реформе. Прежде нам казалось, что либерализация цен, уничтожившая все сбережения народа, была проведена Гайдаром в январе-92. Теперь оказывается, что он руководил правительством только с июня, только полгода. Ловко.
И справедливо. Ельцин сдал Гайдара в декабре-93. Гайдар свалил на Ельцина свою шоковую терапию.
Но, к сожалению, в тех же «Вестях» появился на экране маршал Шапошников: «Весной 1992-го Дудаев заявил, что будет создавать свою армию, и потребовал 50 % оружия Советской армии, которое находится в Чечне. В мае министр обороны Грачев шифротелеграммой № 316/1/0308-Ш приказал командующему округом разделить оружие пополам с Дудаевым».
Какие интересные, какие опасные вести. Как неприятно после них читать в «Известиях» слова Грачева насчет того, что все покупается. И продается.
Чем ты помог фронту?
17 марта 1995, «МК»
Родина-мать зовет! А мертвые не слышатВОЕННЫЙ ЭТАП ЗАВЕРШАЕТСЯ
Заявление Президента России Б. Н. Ельцина
Обращаюсь к гражданам России, к мировому сообществу, ко всем, кто с беспокойством и сочувствием следил за развитием событий в Чеченской Республике. Довожу до сведения всех, что военный этап восстановления действия Конституции России в Чеченской Республике практически завершен… Пусть трагедия, пережитая Россией, россиянами и чеченским народом, послужит уроком для народов и политиков.
Борис Ельцин. Москва,Кремль, 19 января 1995.Прежде такое умели формулировать легче и веселее: «Приятно и радостно знать, что кровь, обильно пролитая нашими людьми, не прошла даром, что она дала свои результаты!» (И. Сталин).
Финальная фраза президентского заявления, к сожалению, звучит открытой угрозой. Какой урок? Кому? Каким политикам? Каким народам? Тем, кто вздумает взять столько суверенитета, сколько может унести?
Останавливают такие угрозы или подталкивают?
Хватит ли войск, если еще два-три субъекта Федерации?..
Послушаются ли офицеры? Пойдут ли солдаты? И сколько еще потребуется триллионов и цинка?
Всё удручает в этом заявлении. И дата 19 января. (Потому что теперь, спустя два месяца, мы знаем – не завершилось.) И дикий набор слов «военный этап восстановления действия Конституции». И самое ужасное – обращение к тем, кто «следил». Не следит, а следил. Прошедшее время. Вот это, увы, точно. Свыклись. Потеряли интерес.
Нам повезло. Пятидесятилетие Великой Победы мы отметим куда горячее, чем предыдущие (тридцать, тридцать пять, сорок, сорок пять) юбилеи.
Ветеранов осталось мало, да и не любили они вспоминать войну. Вспоминали фронтовых друзей, боевых командиров, счастливые случаи… И никогда не вспоминали брошенные трупы однополчан. И даже пионеры, каждое лето шагающие по местам боевой славы, то ли не спотыкались об эти кости, то ли помалкивали. Только у Симонова читаем:
Мы мертвым глаза не закрыли.Придется нам вдовам сказать,Что мы не успели, забылиПоследнюю почесть отдать.
Великая война исчезла, превратилась в Великую Победу. Тридцать пять миллионов погибших давно стали абстракцией. Во всяком случае, никто не вздрагивал от ужаса, услышав эту постепенно растущую цифру: от двадцати миллионов Хрущева до двадцати восьми – Горбачева (а при Сталине – семь, а нынче – тридцать пять).
Взятие Берлина превратилось в водружение флага над Рейхстагом. А то, что в Берлинской операции спешки ради положили сотни тысяч солдат, – забылось.
И уж вовсе забылось, что к 1945-му выгребали последних: брали уже и семнадцатилетних, и пятидесятилетних, и даже после тяжелых костных ранений (если без ампутации) – возвращали на фронт.
Теперь мы вспомнили, что такое война. Нам напомнили.
Кое-кто – своими глазами, а большинство – по телевизору увидели войну. Увидели сгоревших танкистов, оторванные ноги и руки, гниющие трупы, уничтоженный город. По ТВ, конечно, впечатление малость слабее. Народ привык, что на экране все понарошку. И вот уже сто дней подряд смотрим русский сериал «Чеченская война».
Привыкли.
Первый этап кончился. Но не потому, что перестали стрелять. (Стрелять не перестали.) Первый этап кончился потому, что чеченская война ушла во вторую половину «Итогов» – «Вестей» – «Новостей».
Она перестала быть шоком. Стала бытом. Скоро съедет к прогнозу погоды. В Москве – солнце, в Аргуне – «Град».
Смотришь на спокойных людей, на премудрых депутатов, принимающих не закон о немедленном прекращении войны, а увольняющих Ковалева, – и говоришь сам себе: может, ты сошел с ума? Ну чего ты так застрял на этой войне? Но вспомнишь трупную вонь и куски солдатского мяса[92] – и понимаешь: это не ты застрял – это вся Россия застряла.
