Джойра вела группу к месту, где виднелась огромная гранитная скала, торчащая из земли, словно обломок больного зуба. Не считая восточных башенок академии, это место было когда-то самым высоким на острове. После взрыва здесь ничего не осталось, только обожженный камень и упавшие деревья. Молодая поросль будущего леса пробилась среди этого опустошения. Со скалы открывалась прекрасная перспектива от вершин на востоке до пещеры Джойры на западе.
Там, на верху изъеденного временем камня, было решено сделать привал, чтобы передохнуть, вытянув уставшие от долгой ходьбы ноги. За Лесом Ангелов виднелись отдаленные горные районы, которые Джойра называла Головой Великана. На востоке освещенное белым горячим солнцем, словно ртуть, сияло море. На его фоне темным крошечным силуэтом вырисовывалась «Новая Толария», на палубе которой команда отдыхала еще сегодня утром. Между береговой полосой и скалой, где расположилась на привал команда, раскинулись земли, покрытые лесами и колючими кустарниками, в глубине которых тень боролась со светом. Леса сменялись болотами и лугами, переливающимися всеми оттенками зеленого. Это была живая, цветущая земля.
Совсем другой рисовалась картина на западе острова. Отдаленный берег казался ярко-оранжевой грудой камней. Там находилась пещера Джойры. Ближе к Голове Великана лежали руины Старой Толарии, серые и мрачные. Остатки некогда возвышавшихся стен и проложенные дорожки все еще были видны, но большинство строений снесло взрывом. Кое-где остались стоять части зданий, местами это были разрозненные полуразрушенные башни с ветхими фундаментами, которые могли рухнуть в любой момент. Поля Старой Толарии располагались в медленновременных областях, где воздух, казалось, светился, а вода, заполнившая руины и скопившаяся, главным образом, в подвалах, блестела.
Рядом со сверкающей областью Старой Толарии находился другой район – место непроглядной темноты в сухом каньоне. Он лежал сейчас в утренней тени Головы Великана, но мрак внутри его усиливался оттого, что края круто обрывались вниз, а также от образовавшегося здесь временного изменения. Дна видно не было, и некоторые ученики зашептали, что эта трещина ведет прямо в преисподнюю.
– Это, похоже, отличное место для призраков, – сказал один.
– Если бы я умер, то выбрал бы себе домом как раз такое место, – проговорил другой.
– Оно напоминает шрам на теле мира, – со страхом произнес третий, – плохой шрам, из тех, что вроде пробует затянуться и зажить, но на самом деле только сильнее гноится и расходится.
– Вы даже не представляете себе, насколько вы близки к истине, – сказала Джойра. – Это очень глубокая пропасть и явно с быстрым током времени. Но у этой пропасти существует дно, и там живут создания, пойманные ею в ловушку.
– Подобно племенам в Ульях?
– Нет, – отрезала Джойра. – Взгляните туда. Возможно, вам не удастся разглядеть то, что находится на дне из-за тени от Головы Великана. Иногда даже в полдень невозможно увидеть того, что там скрыто. Вы удивитесь, но там есть крепость.
Урза в изумлении поднял брови:
– Крепость?
– Возможно, это только своего рода коммуна, но то, что мне удалось разглядеть, было похоже на крепость.
– Что же ты видела? – с нетерпением спросил Баррин.
– Зубчатые стены с одной стороны, пристройки в виде мостов между высокими сторожевыми башнями, опоры, которые напоминают кости дракона, окна, такие же черные и гладкие, как обсидиан, украшения и плиты из глины. Думаю, будь у них возможность делать все из стали, они бы делали, но железо – все, что у них есть, да и того не так много. Мне потребовалось наблюдать за ними много часов, чтобы увидеть все это. Я не смогла провести более тщательное исследование: однажды я видела, как оттуда вылетели гарпуны, убили и затащили вниз оленя.
Баррин был в замешательстве.
– Эта варварская культура возникла из беженцев академии? Наших учеников?
– Нет, – сказала Джойра. – Вы помните того человека, Керрика, которого вы нашли со сломанной ногой? Которого вы допросили как фирексийского шпиона? Человека, которого я впустила в академию? Помните, что он сбежал как раз за час до взрыва? Он, должно быть, оказался в ловушке, в той быстровременной глубокой трещине. Он и кто-нибудь из фирексийцев, которых он вызвал на Толарию.
* * *
Через высокое окно из полированного обсидиана К'ррик наблюдал за прибывшими на «Новой Толарии».
Они стояли на вершине скалы, самой высокой точке острова. К'ррик и его соплеменники, сидящие в глубинах пропасти, всегда могли видеть все, что происходило на этой сверкающей вершине.
Джойра была среди них. Казалось, она является их предводителем. Она была осторожным противником в течение всего столетнего заточения в этой глубокой трещине времени, но, никогда не приближалась к отрядам стрелков-гарпунщиков. Экая жалость! Было за что ей отомстить. Служение Урзе Мироходцу являлось самым главным нарушением из всех правил жизни. Если бы гарпун прошел через ее кишки и перетащил ее через острые края пропасти, чтобы ее башку разорвало на куски, – вот что его порадовало бы. Тогда она сполна заплатила бы за все.
Наверное, она все еще называет его Керриком, все еще думает о нем как о золотоволосом мальчике, но сотня лет превратила Керрика в К'ррика, а гладкокожего фирексийского шпиона, шестерку, – в могучего воина.
Если бы был какой-нибудь способ доставить сюда Джойру живой, чтобы ее не разорвало на части, подобно оленям или козлам, при пересечении временной трещины, К'ррик наконец закончил бы их «любовь», которая была еще одним большим нарушением правил жизни. Это ее постоянное превосходство! Она пыталась своими достоинствами затмить его успехи. Раздражало и то, что это безосновательное целомудрие противостояло правилам жизни, а значит, и могуществу Фирексии.
Да, если бы ему удалось перетащить ее сюда живой и невредимой, это означало бы, что он сам смог бы сбежать из этой тюрьмы. Потребовалась смерть половины его приспешников – двенадцати из двадцати четырех, чтобы убедить К'ррика в невозможности бегства и приостановить попытки спасения. Но даже теперь, из новых поколений, он посылал каждого десятого искать пути спасения для его возможного возвращения на Толарию и дальше в Доминарию.
Эти погибшие десять процентов не были такой уж большой потерей. Он командовал могущественной нацией в двести фирексийцев, заполнивших каждый уголок пропасти. Поколения их работали в водных глубинах на дне каньона. Они выращивали, ловили и потрошили различные виды слепой рыбы-мусорщика, служившей им основной пищей. Другая часть фирексийцев на протяжении нескольких поколений сверлила стены пропасти, отыскивая залежи обсидиана и базальтовых камней, из которых построили дворец. Скудные ресурсы были единственным реальным ограничением развития и изобретательного гения К'ррика. Если бы они могли производить сталь или силовые камни, его механические существа наводнили бы остров еще восемьдесят лет назад. Дело в том, что то небольшое количество железа, которое добывали шахтеры, ценилось дороже золота. Чтобы оно не ржавело, его постоянно смазывали фирексийской маслянистой кровью. Только К'ррик, предводитель фирексийцев, имел железный меч. В бою на арене ему не было равных, это и поддерживало, и укрепляло его власть. Так получилось, что шахтеры, нашедшие скудные залежи железа, сыграли выдающуюся роль в становлении его как лидера и стали солдатами при его режиме, его опорой. Умело распределяя этот мизерный запас железа среди солдат, К'ррик управлял личной армией, подчиняющейся только ему. Эти наемные убийцы жестокостью держали всю нацию в повиновении. К'ррик подкупал армию и осуществлял контроль над народом, потому что сам создал и то и другое, а также потому, что был самым сильным и самым живучим из них.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
