— Шарик наконец повернулся и теперь пьет.
О том, что Шарик действительно развернулся в раздвинувшемся помещении, свидетельствовало изображение на экране. Обрубленный, куцый, но теперь огромный хвост Шарика крутился, как пропеллер. Это показывало, что Шарик в восторге. Потом хвост перестал вращаться, и явственно донеслось чавканье и мерное рычанье. Зет сообщил:
— Он ест. Ест все подряд.
На этот раз шлемы не усиливали мыслей. Все молча, сцепив зубы, ждали. Правда, иногда появлялись отрывочные подобия мыслей, но уловить их смысл было трудно — все они были об одном и том же: как поступить с Шариком и, главное, как выяснить, что с ним случилось?
Последнее было особенно важным. Ведь если Шарик заболел неизвестной болезнью, которую можно назвать болезнью гигантизма, то можно ожидать, что и все остальные космонавты тоже могут заболеть такой же болезнью. Тогда они тоже сразу начнут есть огромными порциями, пить ведрами и расти не по дням, а по часам, как герои самых древних сказок.
Могло произойти и нечто еще более опасное: корабль попал в какие-то необыкновенные районы Вселенной, материя или лучи которых неожиданно повлияли на рост живых существ. Если это так, то следовало немедленно приступить к изучению этой необыкновенной материи, сразу же передавая результаты изучения и на свою землю, и на записи запоминающим роботам. Если этого не сделать, то следующие за ними корабли могут попасть в такое же нелепое положение.
А положение и в самом деле может оказаться невероятным.
Конечно, каждому мальчишке и девчонке очень хочется вырасти как можно скорее и стать сильным и умным. Но что произойдет, если рост будет продолжаться так же неудержимо, как у Шарика? Ведь можно разрастись до такого состояния, что корабль окажется тесным. Что тогда? Ведь если можно изменять очертания и назначения помещений в самом корабле, то ведь весь корабль не резиновый. Он имеет свои, раз и навсегда определенные размеры, габариты. Если их изменить, то нужно изменять и двигатели, и астронавигационные приборы, и все такое прочее.
Нет, как ни говорите, а такой неудержимый рост, без границ, без остановок, — дело очень опасное. Прямо-таки страшное…
И пока космонавты думали, что делать, Шарик ел, мычал и сопел. Сколько это продолжалось, сказать было трудно. Время словно остановилось. Оно было как бы связано с Шариком и его едой, словно зависело от него.
Наконец он наелся, облизнулся, вздохнул и улегся. Его одолела дремота.
— Нельзя давать ему спать. Если он заснет, пройдет слишком много времени, и мы опять ничего не узнаем.
— Тормоши его, Зет, — решил Квач.
— Да… тормоши… Если и так еле-еле ноги двигаются…
Все было правильно — перегрузки космического разгона тяжким грузом лежали на плечах всех и особенно у Зета: ведь он не лежал в кресле-кровати, а выполнял работу. Но он сам вышел из положения.
— Я подключу ему электровозбудитель.
Голубые космонавты переглянулись, а потом решили:
— Валяй!
Зет присоединил к загривку Шарика две тоненькие проволочки. Шарик вздрогнул и вскочил на ноги:
— Что такое? Что меня подтрясывает?
И тут вмешался Миро:
— Не волнуйся, Шарик. Тебя подтрясывает электровозбудитель.
— Зачем он мне нужен? Я спать хочу. Очень хочу спать.
— Ты не уснешь, пока не расскажешь, что с тобой…
Некоторое время шлемы молчали. Наконец Шарик ответил:
— Если бы я знал, что со мной произошло… Если бы я знал.
Шлемы не передавали окраски голоса, и поэтому неясно было, с гордостью или, наоборот, с печалью подумал это Шарик. Но на помощь пришли громкоговорители. Они и разнесли по кораблю горестный и тяжкий вздох собаки. Сразу можно было понять, как грустно Шарику, как он искренне сожалеет о случившемся.
— Тогда давай разберемся вместе.
Они честно пытались разобраться, но те отрывочные ответы, которые давал Шарик, не помогали общему делу, и Квач рассердился:
— Все-таки он очень… несообразительный. И ненаблюдательный.
Юрий жалел собаку и в то же время злился на нее — она могла испортить так хорошо начавшееся дело. И все-таки он должен был заступиться за нее. И он в сердцах подумал:
— Тебе хорошо так говорить! Тебе уже четырнадцать лет. А ему всего лишь два года. Идет третий. Ты в его возрасте был более сообразительный и наблюдательный?
— Неужели ему только два года? — удивился Тэн.
— Всего два года? — донеслась мысль Зета.
— Раз это так, ребята, значит, с ним нужно обращаться совсем по-иному. На него даже сердиться нельзя, — решил мудрый Миро.
— Не сердитесь на меня, ребята, — подумал и сейчас же завыл Шарик. — Честное собачье слово, я сам ничего не понимаю. Мне очень плохо. Очень. Вы помогите…
И он начал так скулить, что динамики на корабле задребезжали, а мудрый Миро мысленно приказал:
— Замолчи! Успокойся. Сосредоточься и отвечай на вопросы. Что произошло, когда ты пришел на корабль? Чего тебе больше всего хотелось?
— Есть! И пить.
— Но ты же поел за общим столом.
— Я стеснялся есть много, — ответил Шарик, и все видели, как виновато закрутился его обрубок хвоста. — Мне и сейчас очень стыдно. Но что я могу поделать?
— М-да… Положение… Что же ты сделал?
— Когда все заснули, я пошел на кухню.
— А как ты узнал, где у нас кухня?
— По запаху. Я же очень хорошо знаю запахи. Лучше, чем вы.
— Это верно! — подтвердил Юрий.
— Точно-точно. Есть по-вашему я тогда еще не умел, и поэтому я только напился… чего-то горького… и противного.
— Что и где ты пил? — вдруг сурово подумал Миро и даже подался вперед. Похоже, его осенила какая-то очень важная мысль. — Сейчас же покажи, что именно и откуда ты пил.
На экране было видно, как Шарик поднялся и попробовал повернуться, но это ему удалось не сразу — даже расширенная кухня была ему тесновата. Но он все-таки повернулся, загородив собой всю кухню.
И тогда послышался крик Зета:
— Товарищи, он выпил полколбы биостимулятора!
Все, кроме Юрия, так и обмерли. Шлемы работали на полную мощность, но они ничего не усиливали, потому что у голубых космонавтов не было мыслей. Они были не то в ужасе, не то в оцепенении. Но так или иначе, они все-таки кое-что поняли, а Шарик еще ничего не понял. И от этого ему стало страшнее.
— Я же очень хотел пить… а ничего жидкого… не было… И я тогда не знал, как нужно открывать кран… — отрывисто думал Шарик и скулил на весь корабль противным, прерывающимся басом. — Я же ведь тогда не знал, что уже умею разговаривать по-человечески. Простите меня… — Тут ему, наверное, стало очень страшно, и он заголосил навзрыд: — Спасите меня! Помогите мне! Я не хочу больше расти. У меня все косточки ломит. Помогите! Вы же люди! Вы все знаете! А я же простая собака. Да еще и маленькая. Это я только с виду большая собака. А на самом деле я маленькая. Мне всего-то третий годик.
Шарик скулил и плакал огромными слезами. Эти слезы видел только Зет, потому что он был зажат огромной тушей Шарика на кухне. Именно Зет и прикрикнул на собаку:
— Перестань реветь! Нужно экономить даже воду. А ты ревешь вон какими слезищами! Уже на целый обед наплакал.
Шарик покорно перестал плакать, но еще тихонько, басом скулил.
— Итак, все ясно, — наконец подумал Миро. — Что же будем делать? Как ты думаешь, Юра? Ведь это прежде всего твой друг.
— Да. Это мой друг. И мне кажется, что если есть биостимулятор, то ведь, наверное, есть… и какой-нибудь другой, который действует наоборот.
— Почему — наоборот? — не сразу понял Квач. — Ведь биостимулятор способствует росту.
— Правильно. Способствует. Но ведь есть, наверное, и такой, который задерживает рост. Или даже заставляет расти… Ну, вниз, что ли. Вон бабушка у меня всегда говорит: «Стара стала, расти вниз начала». Вы такого не знаете?
Космонавты переглянулись, и Миро неуверенно подумал:
— Нет… такого антибиостимулятора мы не знаем.
— Это вы не знаете. А может, роботы знают? Как их зовут — запоминающие или информирующие? Давайте запросим.
Но запрос ничего не дал. Вещества, которое заставляло бы живой организм уменьшаться, на корабле не было. Не было его, наверное, и на Розовой земле. До сих пор оно не требовалось. Поэтому, что нужно было делать, как поступать с Шариком, никто не знал. А он скулил и молил о помощи. Ему не хотелось расти. Он хотел быть маленьким.
И во всем этом не было ничего удивительного. На каждой земле все люди всегда хотели быть больше, умнее и сильнее, чем до сих пор. Того же они хотели от животных, от растений, от рыб. Ведь чем больше корова, тем больше она даст молока и мяса. Чем крупнее растение, тем больше оно принесет зерна, корнеплодов или волокна. А чем больше рыба — и говорить нечего: икра будет крупнее и вкуснее и балыки сочнее. Но ни на одной земле не думали, как сделать картошку или яблоко помельче, корову величиной с кошку, а всю рыбу превратить в мальков для аквариумов. Вот люди и не придумывали таких веществ, которые бы замедляли рост.
