Донельзя распалив себя этими мыслями, Грегори в бессильной злости мечтал теперь только о том, чтобы вернуться и подытожить данные в своем толстом блокноте.
Когда он выходил из метро, было около одиннадцати. Сразу же у поворота, за которым находился дом семейства Феншоу, в нише стены постоянно обретался, поджидая прохожих, слепой нищий с огромной облезлой дворнягой у ног. У него была губная гармошка, в которую он дул только при чьем-нибудь приближении, даже не пробуя делать вид, что играет, - он просто сигналил. Старость этого человека угадывалась скорей по его одежде, нежели по физиономии, покрытой растительностью неопределенного цвета. Возвращаясь домой поздно ночью или уходя на рассвете, Грегори встречал его всегда на том же месте, как вечный укор совести. Нищий принадлежал уличному пейзажу наравне с эркерами старой стены, между которыми он сидел. Грегори и в голову не пришло бы, что, молчаливо мирясь с его присутствием, он совершает должностной проступок. Он был полицейским, а, согласно полицейским инструкциям, нищенство воспрещалось.
Он никогда особенно не думал об этом человеке, однако старик, кажется, занимал какое-то место в его сознании и даже возбуждал какие-то чувства, проявлявшиеся в том, что Грегори, проходя мимо, немного ускорял шаг. Он не признавал подаяния, но это не объяснялось ни его характером, ни его профессией. По неведомым ему самому причинам, он ничего не подавал нищим; думается, здесь срабатывала какая-то не совсем понятная застенчивость. Однако в этот вечер, уже миновав старика (впрочем, он заметил в свете далекого фонаря только караулившую собаку, которой подчас сочувствовал), он совершенно неожиданно для себя вернулся и подошел к темному углу, держа в пальцах извлеченную из кармана монету. И тогда произошел один из тех пустяковых случаев, о которых не рассказывают никому и вспоминают с ощущением жгучего стыда. Грегори, убежденный, что нищий протянет руку, несколько раз совал монету в неразличимый сумрак закутка между стенами, но каждый раз наталкивался только на неприятные в соприкосновении лохмотья; нищий вовсе не спешил получить подаяние, но как-то неуклюже, с трудом прижимая к губам гармошку, дул ни в склад ни в лад. Преисполненный отвращения, не в состоянии нащупать карман в драной одежде, прикрывавшей скрюченное тело, Грегори вслепую положил монету и двинулся дальше, как вдруг что-то негромко звякнуло возле его ноги. В слабом свете фонаря блеснул катящийся вдогонку за ним его собственный медяк. Грегори безотчетно поднял его и швырнул в темный излом стен. Ответом ему был хриплый, сдавленный стон. Грегори, близкий к отчаянию, устремился вперед большими шагами, словно убегая. Весь этот эпизод, продолжавшийся, пожалуй, с минуту, привел его в дурацкое возбуждение, которое прошло лишь перед самым домом, когда он заметил свет в окне своей комнаты. Не прибегая к обычным предосторожностям, он взбежал на второй этаж и, слегка задыхаясь, остановился у двери. С минуту постоял у порога, внимательно вслушиваясь в тишину; было абсолютно тихо. Он еще раз взглянул на часы, которые показывали четверть двенадцатого, и распахнул дверь. У застекленного выхода на террасу за его столом сидел Шеппард. При виде Грегори он оторвал взгляд от книги, которую читал.
- Добрый вечер, - произнес главный инспектор, - как хорошо, что вы уже вернулись.
5
Грегори был настолько ошеломлен, что не ответил на приветствие и не снял шляпы. Он застыл на пороге, кажется, с довольно глупым видом, ибо Шеппард слегка улыбнулся.
- Может быть, вы прикроете дверь? - произнес он наконец, прервав затянувшуюся немую сцену. Грегори опомнился, повесил плащ, пожал руку инспектора и выжидающе поглядел на него.
- Я пришел узнать, что вы совершили у Сисса, - проговорил Шеппард, вновь устроившись на своем месте и положив руку на книгу, за чтением которой застал его Грегори. Инспектор как всегда говорил абсолютно спокойно, но в слове "совершили" Грегори уловил иронию, поэтому он ответил, стараясь выдержать тон простодушной искренности:
- Но, господин инспектор, достаточно было мне сказать, и я позвонил бы вам; это, разумеется, не означает, что я не рад вашему приходу, но зачем же вы специально... - бойко зачастил он.
Однако Шеппард отказался принять эту наивную игру и коротким жестом оборвал словесный поток.
- Не будем играть в прятки, - изрек он. - Вы правильно предположили, я явился не только за тем, чтобы выслушать вас. Считаю, что вы допустили ошибку, и достаточно существенную, устроив эту штуку с телефонным звонком. Да, с телефонным звонком к Сиссу в то время, когда вы были у него. Вы велели Грегсону позвонить и сообщить о якобы обнаруженном теле, чтобы проверить реакцию Сисса. Итак, опережая ваш рассказ, рискну предположить, что вы ничего не узнали и этот блеф не дал результатов. Я не ошибся, не правда ли?
Последние слова он произнес резче. Грегори помрачнел и сразу утратил пыл. Потирая озябшие руки, он сел верхом на стул и буркнул:
- Да.
Все его красноречие улетучилось. Шеппард тем временем пододвинул к нему пачку "Плейере", сам взял сигарету и продолжил:
- Это давно известный ход, типично книжный и чертовски проигрышный. Вы не узнали ничего или почти ничего, зато Сисс знает либо узнает завтра, что одно и то же, о ваших подозрениях. Не очень-то благородно с вашей стороны подстраивать ему ловушку. Кроме того, если стать на вашу точку зрения, что Сисс виновник либо соучастник преступления, вы, предупредив его, оказали ему услугу. Ведь такой осмотрительный преступник, получив столь явное предупреждение, удесятерит свою предусмотрительность. Думаю, вы не сомневаетесь в этом?
Грегори молчал, потирая застывшие пальцы. Шеппард продолжал с тем же спокойствием, которому противоречила только глубокая складка между сведенными бровями:
- То, что вы ни слова не сказали мне о своем плане, - дело ваше. Я всегда стараюсь не стеснять свободу действий, которая необходима инспектору, ведущему у меня следствие. Но то, что вы не поделились со мной своими подозрениями относительно Сисса, просто глупо: я мог сообщить вам о нем многое не как начальник, а как человек, который знает его достаточно давно. От подозрений же по поводу моей особы вы, пожалуй, успели за это время избавиться, не так ли?
Щеки Грегори мгновенно покрылись румянцем.
- Вы правы, - ответил он, подняв глаза на Шеппарда. - Я вел себя, как идиот. Мое единственное оправдание - это то, что я никогда, никогда не поверю в чудеса, хотя бы мне пришлось лишиться рассудка.
- В этом деле мы все вынуждены поступать, как Фома неверующий, таково жалкое преимущество нашей профессии, - сказал Шеппард. Лицо его прояснилось, словно румянец молодого человека принес ему некоторое удовлетворение. - Во всяком случае, я пришел не с целью устраивать вам головомойку, а чтобы по возможности помочь. Итак, к делу. Как развивались события у Сисса?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
