— Мы бесспорно выиграли, хотя нам-то от этого какая польза? Тело Пагвила валяется у ног Мейноика, а его союзники сейчас просят мира.
— Карадок жив?
— Да, но уцелели лишь немногие. Маддо, нас осталось двенадцать человек.
— Можно еще воды?
Эйтан поднес бурдюк с водой к его губам, чтобы он снова мог попить. И только тогда Маддин по-настоящему понял слова друга.
— О боги! Только двенадцать?
— Именно так.
Примерно еще через час подошел Каудир, его рубашка пропиталась кровью спереди и до локтей. Лекарь перевязал ребра Маддина влажной льняной повязкой. Когда она высохнет на солнце, то натянется достаточно сильно, чтобы раненый мог сидеть. Левое плечо Маддина тоже болело и кровоточило — там остались многочисленные царапины, оставленные его собственной кольчугой: ее вдавило сквозь одежду, когда он упал. Каудир промыл царапины медом из деревянной чаши. Маддин вскрикнул, затем закусил нижнюю губу, чтобы больше этого не делать. Каудир вручил ему чашу.
— Выпей остальное, — велел лекарь. — Я туда добавил кое-какие травы. Это немного ослабит боль.
Смесь была горькой и вонючей, но Маддин ее проглотил, по нескольку глотков за раз. Он как раз приканчивал чашу, когда подошел Карадок и упал рядом. Потное лицо Карадока было заляпано чьей-то кровью, глаза потемнели, и выглядел он изможденным. Капитан тяжело вздохнул и провел грязными руками по волосам.
— Это самая худшая схватка, в которой я когда-либо участвовал, — он шептал. — А чего еще я, собственно, ожидал? Именно для этого мы и существуем, стая обесчещенных псов, которых бросают впереди всех. И это произойдет снова, парни. Снова и снова.
Поскольку от травяной настойки у Маддина начинала кружиться голова, ему требовалось прилагать всю силу воли, чтобы понимать смысл слов Карадока. Эйтан обнял друга одной рукой и помог сесть.
— У нас будет короткая жизнь, — продолжал капитан. — А теперь послушай, Маддо. Я знаю, что ты поехал сегодня сражаться, хотя тебя и трясло, и я тебя за это уважаю. Но этого достаточно. Ты доказал, что не трус, поэтому больше не лезь в пекло. Бард — слишком ценный человек, чтобы потерять его.
— Не могу. Что же тогда станется с моей честью?
— Честь? — Карадок откинул голову назад и засмеялся высоким смехом, с каким-то подвыванием. — Честь! Ты только послушай себя! У тебя нет никакой чести, проклятый маленький ублюдок! Ни у кого из нас нет. Разве ты не слышал ни слова из того, что я говорил, конское дерьмо? Ни один благородный господин не отправляет людей, у которых есть честь, в самоубийственную атаку. Они бросили на пики нас, и мне пришлось согласиться с этим. У нас не больше чести, чем у шлюхи: имеет значение только то, как мы трахаемся. Поэтому с сегодняшнего дня держись подальше от пекла. — Капитан снова засмеялся, но теперь смех его звучал почти нормально. — Когда мой вирд заберет меня, я хочу знать, что в живых все еще остался человек, способный взять командование над остатками отряда. Свора шлюхиного отродья — это единственное, что у меня есть в жизни, и будь я проклят, если знаю почему, но я хочу быть уверенным, что это воинство с прогнившим задницами проживет дольше, чем я. С этой минуты, бард, ты — мой наследник.
Карадок встал и ушел. Маддин рухнул на землю и почувствовал, как мир кружится вокруг него.
— Делай, как он говорит, — проворчал Эйтан. Маддин попытался ответить, но вместо этого потерял сознание.
К тому времени, как армия вернулась в дан Мейноика, в отряде Карадока умер еще один человек. Осталось одиннадцать плюс сам Карадок, Отто и Каудир. Они сбились в углу казармы, где совсем недавно размещалось почти сорок воинов. Война закончилась, Мейноик оказался щедрым. Он сказал Карадоку, что наемники могут оставаться у него в дане, пока раненые не будет готовы ехать верхом. Он также заплатил оговоренную сумму и даже добавил пару серебряных монет в виде премиальных.
— Ублюдок, — заметил Карадок. — Если бы он не нанял меня, то ему пришлось бы самому возглавить ту атаку. Клятый лорд, своей мочою славный, отлично знает это.
— Он был бы сейчас мертв, — сказал Маддин. — Он не стоит и твоего мизинца на поле брани.
— Не нужно льстить капитану, щенок-бард, но если провести бесстрастную трезвую оценку, то ты прав.
После двух дней, проведенных в постели, Маддин достаточно оправился, чтобы спуститься в большой зал на ужин. Карадок и его люди сидели как можно дальше от боевого отряда лорда, они много пили и почти не разговаривали, даже друг с другом. Время от времени Карадок пытался шутить со своими павшими духом воинами, но им было трудно улыбаться ему в ответ. Когда Маддин устал, капитан помог ему вернуться в казарму. Отто уже сидел там и чинил кольчугу Маддина при свете лампы.
— Я вот о чем подумал, кузнец, — обратился к нему Карадок. — Помнишь нашу шутку о серебряных кинжалах? У нас сейчас много лишних денег. Хватит, чтобы сделать нам несколько таких кинжалов?
— Может, и хватит, но как мне работать с металлом на дороге?
— Мы здесь останемся еще по меньшей мере на неделю, а если Маддин и Стевик сумеют стонать, как умирающие, то задержимся еще на одну. В дане есть кузница, и кузнец говорит, что неплохая.
Отто задумался, проводя по бороде скрюченными пальцами.
— Тебе нужно чем-то немного взбодрить ребят, — наконец выговорил карлик.
— Да. И мой собственный дух тоже неплохо бы немного поднять. Серебряный кинжал — отличное украшение для мужчины. — Карадок замолчал и долго смотрел в огонь очага. — У меня появилась идея. Знаете, как выживет этот отряд? Мы станем самой жуткой сворой ублюдков с черными сердцами, которых когда-либо видел Элдис. Мы сделаем так, что будет считаться за честь стать серебряным кинжалом — для человека определенного рода, я имею в виду. Кого-то вроде нашего Эйтана. Он — один из самых сильных и надежных людей, которых я когда-либо видел, готовый идти на смерть, борец. Я сам не решился бы выступать против него. Никогда не хотел умереть во время драки, с перерезанным горлом.
Маддин поразился до глубины души. Карадок был прав насчет Эйтана: старый друг Маддина никогда снова не станет тем прежним человеком, который любил смеяться и шутить и решать все мелкие проблемы кантрейского боевого отряда.
Эта мысль причиняла больше боли, чем сломанные ребра.
— Когда человека бьют так, что от него ничего не остается, он превращается в зверя, — продолжал капитан задумчиво. — Но если дать ему что-то, ради чего стоит жить, он снова превращается в человека. Сейчас это несгибаемый и суровый человек, чем-то напоминающий лезвие меча. Именно такие парни мне и нужны. И серебряные кинжалы — это то, ради чего они будут жить, — внезапно Карадок улыбнулся. — О, в один прекрасный день нас станут умолять желая получить их, это волшебное оружие, — клянусь всеми демонами! Их придется зарабатывать. Какой тебе нужен металл, Отто? Я завтра поеду в город и посмотрю, не смогу ли его купить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
