— Это я помню, — ворчу.
— Пойдем! — Егор подпихивает меня вперед, как я его в общественном транспорте, устраивает краткую экскурсию, водя за собой. — Это маленький самолет, — говорит он, — ты не потеряешься.
— Надеюсь, — встревает в разговор его брат.
— Вот смотри, — продолжает мальчик, заговаривая меня, чтобы не успела ляпнуть Яру что он заслуживает, — здесь комната для отдыха, здесь ванная, а здесь столько вкусного, что я даже спать расхотел!
Перекинув из шкафа на одно из кресел шоколадки, жвачки, конфеты, втискивается между вкусностями сам.
— Даже не думай, что я позволю тебе испортить зубы и желудок. — Оставляю только черный шоколад, если обертка не врет — швейцарский, и сок.
— Ну, Злата! — просится котенком. — Я же умру от голода, а ты потом будешь скучать! Очень скучать…
— Это аргумент, — соглашаюсь, — скучать мне не хочется.
Достаю из сумочки мамины котлеты, при виде которых жалобы и шоколадки забываются. Уминая, Егор делится двумя с братом. Я напряженно всматриваюсь в окно, пока не взлетаем, а после поминутно посматриваю на часы Яра.
— Расслабься, — он подает мне бокал с шампанским и внимательно наблюдает: возьму-не возьму. Я отпиваю, когда он делает крупный глоток. — Хотя бы так…
Я оставляю его замечание без ответа. Яр тоже больше не заговаривает. Зато Егор тарахтит всю дорогу, перебивая радио, где "Смысловые Галлюцинации" предлагают за звезду полжизни. Не вовремя эта песня… Тут и так, небо и облака, год жизни точно слизал страх, а еще эта песня… С сотней других пассажиров мне бы было спокойней, а так мне кажется — мы особо уязвимы.
…А Гагарина зря обидели
Принесли похоронку матери… — обреченно накатывает песня.
Нет, это выше моих сил!
— Послушай вот это, — Яр вставляет мне в уши наушники, и я расслабленно улыбаюсь под музыку моря, подумав, что поспорить могу в другой раз.
А к этому можно привыкнуть…
Наверное…
К шуму моря, я имею в виду…
Интересно, если бы я не проснулась, меня бы разбудили или опять выжидали час? Уже не узнаю, притворяться под гипнотизирующим взглядом сидящего напротив мужчины довольно сложно.
Странно, что нас не встречает машина — или когда горничная сказала, что Яр всех уволил, он уволил абсолютно всех? Ладно здесь, берем такси, а кто теперь за рулем его вишневой машины?
Пока едем, Егор успевает похвастаться, что разбирать чемоданы не собирается, а позовет Полину. Я не отговариваю раз он хочет потратить немного денег своего брата. Тот вообще думает о другом.
— Ты найдешь место для моих вещей?
— Только если ты принесешь самое необходимое.
— Самое необходимое — ноутбук, без остальных вещей, даже без карточек, я могу легко обойтись. Но будет правдоподобней, если несколько моих рубашек потеснят твои блузы, ну и средства гигиены, согласна?
— Фен можешь оставить дома, если что, можешь пользоваться моим, — не удерживаюсь от колкости, а то подозрительно все у него четко.
— Хорошо, — говорит он, — я возьму с собой свои бритвы, если что, можешь опять ими воспользоваться.
Значит, он тогда заметил, что я пользовалась его бритвой. Заметил, но ничего не сказал, хотя я слышала: мужчин это жутко раздражает и бесит…
Машина останавливается у подъезда, Яр расплачивается, пока я с восторгом смотрю на окна квартиры. Она пока не знает, что я подумываю выкупить ее у хозяев, но кажется, что уже ждет: уютной тишиной, покоем, обещанием домашнего счастья.
Яр помогает занести наши чемоданы, но сам не заходит.
— Думаю, вам лучше немного отдохнуть пока, а позже мы прогуляемся.
— В смысле?
— У нас нет ни одной фотографии. Тебе не кажется, что правдоподобней, если они будут?
— Даже не знаю, если честно. А мы успеем до визита твоей мамы?
— Конечно.
— А если она нагрянет, а мы как раз распихиваем фотографии в спешке или сортируем твои трусы?
— После последнего своего визита она не нагрянет без предупреждения. Ты же видишь: сказала раньше на несколько дней, что прилетает.
Да, последний — он же первый для меня визит свекрови начался и закончился отвратительно — сплошная серая полоса с единственным проблеском, когда я пыталась спуститься по веревочной лестнице с балкона, а она верещала, что я это назло, чтобы ее сын обвинил свою мать в убийстве жены.
— Злата, — чувственная усмешка Яра выдергивает меня из воспоминаний, — я позволю тебе рассортировать свои трусы, если тебе этого так хочется.
Яр уходит, а я все еще стою на пороге, думая, а что это было вообще?! Это так вот он не вмешивается в мою жизнь?! Да он буквально душит меня своим присутствием и намеками! И ведь обещал… Нельзя ему верить… нельзя… А ведь как обещал проникновенно, как…
Стоп! А как именно он обещал?
В упор не могу вспомнить.
Начнем по порядку. Я выдвинула два условия, первым из которых было не вмешиваться в мою жизнь, а он…
А он согласился составить список миллионеров и проигнорировал мой ультиматум!
Ух…
Хорошо, что сумму отступных оговаривал Егор, а то бы я, наверное, пожизненно выплачивала компенсацию холодному, расчетливому, коварному и мнящему себя харизматичным и красивым, прохвосту-миллионеру!
Он вернулся через час, как ни в чем не бывало, с одним чемоданом и Полиной. За двойной тариф девушка бросилась активно заполнять мои полочки мужскими вещами, а я как не у себя дома — честно слово. Сижу сиротой на диване, смотрю как мои кофточки теснятся рубашками и так мне их жалко…
— Ты обманул меня, — говорю спине Яра.
— А, — говорит он, присмотревшись ко мне, — ты, наконец, поняла, что провалила переговоры.
— Ты обманул меня, — повторяю упрямо.
— Нет, я просто отстаивал свои интересы, а то условие, которые выдвинула ты, было бессмысленным даже для тебя самой, поэтому ты о нем и забыла. Подумай о том, чего ты хочешь на самом деле, и мы опять поторгуемся.
И я начала думать.
Смотреть в спину, обтянутую красной рубахой, и думать…
Глава N 11
Нет, у меня, конечно, было предчувствие, что прогулка ничем хорошим не закончится, но чтобы настолько…
Вышли из дома в разном настроении: Егор задорно бегал вокруг меня и Яра со снежками, угрожая если не улыбнемся — бросить их куда попадет. Яр делал вид, что верил, я — что не слышала угрозы. Цель затянувшейся прогулки, как нам объявил фотограф еще у подъезда — поиски живописных мест для семейного снимка, но маленькие островки снега перемеживались с грязью и обыденностью и, видимо, новомодную фотокамеру не вдохновляли.
По-моему, я единственная страдала предчувствиями, из-за чего временами нервно оглядывалась и отставала. А в общем, было скучно, холодно, но терпимо.
И вдруг…
Подумав, что Яр и Егор остановились, предлагая мне скорее догнать их, я прибавляю ход, и что вижу, отпыхавшись? Собаку. Огромную мохнатую собаку неопределенной расцветки с комьями в шерсти, инеем на спине и сосулькой вместо носа. Собака лежит, дрожа и рыча под взглядами моих спутников, а они о чем-то переговариваются, причем гораздо тише после моего приближения.
— Ну, — говорю, — возле собаки, что ли будем позировать?
Оба смерили меня странными взглядами.
— А она нам по стилю подходит, — хохотнув, говорю я, — у меня глаза узкие от недосыпания, у Егора фингал, у… некоторых на лице отпечаток тракторной борозды, а у собаки все сразу. Прямо как член семьи.
Яр и Егор виновато прячут взгляды, словно это они довели собаку до ужасного состояния. Я пока все еще ни о чем не догадываюсь, а потому весело продолжаю:
— Так что? Кто возьмет ее на руки? Скажем вашей маме, что это у нас комнатная болонка — все равно породу невозможно проверить.
— Злата… — начинает Яр.
— Златочка… — нет, Егор, конечно, у меня ласковый котик и все такое, но не подлиза, и все же я даже в тот момент не напрягаюсь. Смотрю на небо, бросившее горсть белых перьев, на торопливо пробегающих мимо прохожих, на своих подозрительно тихих мужчин.